Том 6. Лимонарь
Шрифт:
Заносясь так в гордыне своей, вылепил Сатана нечто ни на что не подобное: ни в дверь пролезть, ни в каком ином строении уставиться.
И пришлось поправлять ему сделанное, а то хоть брось и заново лепи. Пошел Сатана стругать неподобное, — полетели стружки во все стороны, и всякая стружка вылетала из-под его нечистой длани мухами, комарами, шершнями, оводами и прочим иным насекомым, которое сосет, пиявит и точит, и ничем от него не отобьешься, никуда не схоронишься, — докучная погань, гнусь — творение сатанинское.
Между тем, остругав достаточно и найдя рост примерным, принялся Сатана
Тут, видя ухищрения Сатаны и сострадая смятению, какое явилось всему Раю от мухи, комара, шершня и овода, пресек Бог дело погибельное.
Взял Бог жезл и, наметив, ударил сатанинский вытвор жезлом по боку.
И тотчас сорвался из глины волк, бросился на Сатану, Сатана от него — хотел Нечистый взлезть на дерево, но догнал его волк, схватил за ноги и откусил ему пяты.
Так и поныне Сатана и все его воинство без пят, а волк на всю жизнь заклятый их враг; от Божьего жезла вон и теперь перехват цел.
И боятся их нечистые пуще креста, и гонятся волки за нечистыми, не дают им пощады.
Кабы не они да не гром Ильин, расплодилось бы беспятых видимо-невидимо, и все сокрушилось бы до последнего основания.
ВЕЩИЦА, ИМЕН КОТОРОЙ ДВЕНАДЦАТЬ С ПОЛОВИНОЮ{*}
ИЗЪЯВЛЕНИЕ
В Гадояде, в стране стеклянной царствовал некогда сильный и могучий царь по имени Гог с царицей Магогой. Родила ему царица шестерых сынов и таких красавцев — загляденье.
Славно царство Гогово, не сосчитать в нем богатств, золотой казны и скота и тучных нив.
Привольны поля хоть туда, хоть сюда, хоть инаково — не окинет глаз; там пахали железной сохой до самого моря, вышина борозды — целая сажень. А лес, что в небо дыра, ни одного деревца кривого в лесу. Завернулись золотые бережки по рекам и по светлым озерам.
Дивности исполнена стеклянная страна, только было б все поживу, подобру да поздорову.
Так и было все поживу, подобру да поздорову: ели, пили, кручины над собой не ведали.
И вот в некое время, как снег на голову, нашло на царство страшное войско комариное, ввалилось в Гадояд, пошло потоптом: хочет голодное крови пососать.
Скликнул царь князей, бояр, дружину и всяких людей, ударил всей силой и одолел войско комариное, так что ни капельки крови не попало в голодную глотку, а старого комара, начальника комариного, в темницу посадил заключенную, в яму глубокую.
И взмолился из темницы старый комар, говорит царю:
— Дай мне твоей крови пососать, а то запечется тело твое, что еловая кора, погибнешь сам, и все твое царство погибнет, дай мне твоей крови пососать.
Слыша такие слова и угрозы, разгневался царь, шлет палачей, велит казнить комара немилостиво.
И день казнят и другой казнят, — выломали руки, выломали ноги, порют грудь по живот, — три дня казнят, не могут извести; на третьей вечерней заре извели комара, — погиб комар.
На третьей вечерней заре из-за холодных гор показалась
Вещица:— Эй, Гог, выведи детей своих к холодным горам, зарежь детей, нацеди горячей крови их, помажь голову старому комару, эй царь!
Посмеялся царь словам Вещицы, устроил пир на весь мир и пировал всю ночь.
А наутро не стало царских детей.
Схватился наутро царь, посылает в погоню гонцов. И вернулись гонцы, не вернули царских сынов.
С той поры всякой ночью — на молоду и под полн, на перекрое и на исходе месяца — показывалась Вещица из-за холодных гор.
И горе тому, на кого упадал ее глаз: она смыкала уздою уста, высасывала душу и только одни оставляла глаза на немилый свет, на постылую землю.
И горе тому, кто отзывался на ее оклик: она входила и ложилась в сердце и щемила сердце неведомой тоской, недознаемой грустью, недосказанной кручиной, и тот кручинный с утра до вечера кидма кидался из дверей в дверь, из ворот в ворота, из села до села — на погост.
И горе тому, кто в напущенном сне любился с ней: бросалась она в голову, в тыл, в лик, в очи, в уста, в сердце, в ум, в волю, в хотенье, во все тело и кровь, во все кости и жилы. И думать тому не задумать, спать не заспать, есть не заесть, пить не запить. Тот нигде пробыть уж не мог и мыкался всю свою жизнь, ровно бы червь в ореховом свище.
Стало все с толку сбиваться, настало лихолетье, задряхлело царство Гогово, расползался Гадояд: в коробах да амбарах заводились мертвые мыши, не рожалось младенцев, — подкатывала рожаницам порча под сердце и лежала там, как пирог.
Призывал царь колдунов.
Страшные колдуны водились в стеклянной стране: знали они порчи временные, и вечные; временные, которые отговариваются заговором, и вечные, которые остаются до конца жизни. Знали они, как занимать чертей, — посылали чертей вить веревки из воды и песку, перегонять тучи из одной земли в другую, срывать горы, засыпать моря, дразнить слонов, которые поддерживают землю, но на такое не могли пойти — не могли осилить Вещицы, вернуть царских сынов.
Ходил царь по указу колдунов пешком в Окаменелое царство ко Скат-горе, ел там царь пену с заклятых гробов, силы набирался богатырской, да только попусту.
Всякой ночью — на молоду и под полн, на перекрое и на исходе месяца — клала Вещица тело под ступу и летала бесхвостой сорокой, спускалась в трубы, похищала детей из утробы, а на место их клала головню либо голик либо краюшку. Сама разведет огонек на шестке, там дите и сожрет.
И, до зари налетавшись бесхвостой сорокой, на заре одевала Вещица тело и за зарю до белого дня плескалась в море, пела свои вещие песни. Кто ее слышал, навеки становился негодным.
Сидел царь с царицей в золотом дворце на двойных запорах, за крепкими стенами да глубоким, вострыми торчами утыканным рвом, ночи не спали — не собилось — горькую думу думали, тужили о потерянных сынах своих да молили Бога, чтоб дал им еще дите последнее — наследника царству всему. И услышал Господь молитву их, исполнил царскую просьбу: в одну из ночей понесла царица.
Не успел царь от радости опомниться, не успел пир отпраздновать, не допил турий рог сладкого меда, как из-за холодных гор показалась Вещица.