Том 6. Лорд Эмсворт и другие
Шрифт:
— Что?
— Вы его любите?
— Да.
— Правда любите?
— Да.
— Сильно?
Сью посмотрела вниз. Перси Пилбем, высунувшийся было из куста, нырнул обратно. Вспомнив, быть может, историю о пауке и Роберте Брюсе, [67] сыщик решил не сдаваться. Пятьсот фунтов — большие деньги. Он протрезвел и снова был самим собой. Можно посидеть вот так до утра, а потом — опять на трубу! Хорошие сыщики не унывают.
— Не могу выразить, — сказала Сью.
67
История
— Попробуйте.
— Нет. Что ни скажи, будет глупо. И потом, вы не поймете. Ронни для вас — обыкновенный человек.
— Если не хуже, — вставил Галахад.
— Вот видите. А для меня он — принц. Я говорила, что выйдет глупо! Как в песенке, да? Я хористка, сотни раз пела такие песни. Два шага влево, два шага вправо, обе руки — к сердцу, улыбка, поклон: «О-о-он принц для ме-ня-а!» Смейтесь, если хочется.
— Не хочется, — сказал Галахад. — Мне хотелось узнать, очень ли вы любите этого Фиша…
— Говорите лучше: «Ронни».
— Простите, моя дорогая. Так вот, мне хотелось это узнать, потому что…
— Да?
— Потому что я все уладил.
— Что?!
Сью вцепилась в перила.
— Да, да, — заверил Галахад. — Уладил. Любящая тетя Конни вряд ли обнимет вас, но я бы на вашем месте и сам не рисковал. Еще укусит. А вообще, все в порядке. Ваш принц где-то в саду. Пойдите, скажите ему. Он ждет.
— Но… но…
Теперь Сью вцепилась ему в руку. Ночь была, несомненно, красива, но ей хотелось заплакать.
— Что вы сделали?
— Мог я жениться на вашей матушке?
— Да.
— Значит, я ваш почетный отец?
— Да.
— Следовательно, ваше счастье — это мое счастье. Цена его — мемуары. Не видели такой пьесы, «Цена счастья»? Нет? Да, вы еще не родились. Шла в «Адельфи». Там есть сцена…
— Я не понимаю… Галахад ответил не сразу.
— Сестра моя Констанс, — сказал он, — беспокоилась из-за моих воспоминаний. Я пошел к ней и заявил: «Кларенс никому мешать не станет, только бы его не тащили на свадьбу. Настоящее препятствие — ты. Вы с Джулией. Но, если ты захочешь, ты уговоришь ее за пять минут. Она тебе верит. Разреши им пожениться, и я не опубликую мемуары».
В отличие от Сью, Перси Пилбем, слышавший все, мог бы многое сказать. Пятьсот фунтов улетали, словно синяя птица. А во всей Англии не было человека, который так стремился к этим фунтам.
Сью плакала и ничуть не стыдилась.
— Ну, ну! — говорил Галахад. — Что тут такого? Друзья всегда помогают в беде.
— Я не знаю, что сказать.
— Вот и не надо. Да чихать мне на эти мемуары! Хотя… Нет, чихать. И вообще, завещаю их нации, пусть публикуют через сто лет. Стану новым Пипсом. [68] Красота! Благодарное потомство…
68
Пипс Сэмюэл (1633–1703) — придворный Карла II, оставивший занимательные мемуары.
Сью зарыдала в голос. Галахад поцокал языком.
— Жалко, что еще сто лет никто не узнает про креветок. Вы до них дочитали?
— Я почти не читала, — покаялась Сью. — Я думала о Ронни.
— Ну, ничего, я вам расскажу. Было это в Аскоте, [69] в том
году, когда золотой кубок выиграл Мартингал…Перси Пилбем вылез из куста. В конце концов, он гостит в этом треклятом замке. Если уж гость не вправе сидеть в кустах, где британское гостеприимство? Он решил переночевать в «Гербе», а с утра пораньше вернуться в Лондон, там его ценят.
69
Аскот — ипподром близ г. Виндзора, где каждый год в июне проходят четырехдневные скачки.
— Молодой Парслоу…
Перси Пилбема креветки не интересовали. Летняя ночь поглотила его. Где-то ухала сова. Он нахмурился и лязгнул зубами.
Вот найти бы эту сову, он бы с ней поговорил!
Общество для Гертруды
Фредди Трипвуд, младший сын лорда Эмсворта, женатый на очаровательной дочери самого Доналдсона (Лонг-Айленд, Н.-Й.) и посланный тестем в Англию, чтобы продавать собачий корм, естественно, подумал о своей тете Джорджиане. Вот кто, думал он, разбирается в этом корме. Когда Фредди еще жил дома, она держала четырех китайских мопсов, двух шпицев, одну борзую, одного эрдельтерьера, одного терьера йоркширского и пять — селихемских. Если уж это не рынок, я не знаю, где его искать! Тетина семья, все еще думал Фредди, потянет по меньшей мере пять упаковок в день.
Вступив на родную землю, он кинулся к тете и, грустно уходя от нее, встретил Тушу Бингэма, с которым учился в Оксфорде. Прошло уже несколько лет с тех пор, как на соревнованиях тот кричал в мегафон всякие грубые вещи, но Фредди его сразу узнал, несмотря на то, что время превратило его в пастора. Огромная туша была обтянута черным, а воротничок держался неведомо как, видимо — усилием воли.
— Туша! — закричал Фредди, отринув свою печаль. Преподобный Руперт Бингэм был приветлив, но озабочен, так озабочен и подавлен, словно обнаружил в своей пастве раскол.
— Здравствуй, Фредди, — сказал он. — Давно я тебя не видел. Выглядишь хорошо.
— Еще бы, старик, еще бы! — воскликнул Фредди. — Как живешь?
— Спасибо, неплохо, — еще мрачнее ответил пастор. — Что ты делал в этом доме?
— Предлагал собачий корм.
— Ты предлагаешь корм?
— Продаю, если у людей хватает ума его купить. Хватило ума у тети? Нет и нет, хотя я говорил целый час.
— Не знал, что ты племянник леди Олсоп.
— Да? А я думал, весь Лондон это знает.
— Она не говорила обо мне?
— О тебе? Ой, Господи! Так это ты — нищий, в которого влюбилась Гертруда?
— Да.
— А, черт!
— Я ее люблю, — сказал преподобный Руперт. — Никто еще никого…
— Ясно. Знаю. Было. И она тоже?
— Да. Но ее отослали в Бландинг.
— Нехорошо. Что там — подло! А почему ты нищий? Где десятина?
— У меня очень бедный приход.
— Бедный?
— Да, очень.
— М-да… Что ж ты будешь делать?
— Попытаюсь уговорить твою тетю.
— Не советую, — сказал Фредди. — Я же ее не уговорил! Придумаем что-нибудь еще. Значит, Гертруда в замке… Для нашей семьи он вроде Бастилии. Влюбится кто-нибудь — и все, в замок! Отец очень жалуется. Да, надо поразмыслить…
Они дошли до Парк-стрит. Рабочие долбили мостовую пневматическими молотками, но их никто не слышал. Мозги у Фредди тарахтели громче.
Наконец, он произнес:
— Так. Есть. Скажи спасибо, что вчера я смотрел «Молодые сердца», Розали Нортон и Отто Бинг. Ты едешь в Бландинг.