Том 6. Статьи и рецензии. Далекие и близкие
Шрифт:
I. Статья первая [143]
Шестнадцать новых сборников стихов, вышедших за три-четыре месяца! Не слишком ли это много? Между тем эти шестнадцать сборников выбраны мною из гораздо большего числа их, доставленных с сентября по декабрь в редакцию журнала «для отзыва». А сколько еще сборников по тем или другим причинам доставлено не было и осталось мне неизвестно! И сколько еще поэтов тоже по тем или другим причинам не могли издать своего сборника, и тетради их стихов ждут читателя в редакционных ящиках!
143
С. Алякринский. Цепи огней. М., 1911 г.
Н. Брандт. Нет мира миру моему. Киев, 1910 г.
Модест Гофман. Гимны и оды. СПб., 1910
C. Клычков. Песни. Изд. Альциона. М., 1911 г.
Е. Курлов. Стихи. М., 1910 г.
Ф. Ладо-Светогорский. Песни о светлой стране. М., 1911 г.
В. Нарбут. Стихи. Книга 1-я. К-во «Дракон». СПб., 1910.
С. Окулич-Окша. Гибель культуры. М., 1910 г.
Дм. Рем и А. Сидоров. Toga praetexta. М., 1910 г.
«Садок судей». М., 1910 г.
Ив. Тачалов. Аккорды мысли. СПб., 1911.
Гр. Алексей Н.Толстой. За синими реками. К-во «Гриф», М., 1911 г.
Марина Цветаева. Вечерний альбом. М., 1910. К. Шрейбер. Тихие кануны. М., 1911 г.
Э. Штейн. Я. СПб., 1911.
И. Эренбург. Стихи. Париж, 1910 г.
(Прим. В. Брюсова.)
Из тридцати с лишком сборников, бывших в моем распоряжении, я прежде всего отстранил книги поэтов уже установившихся, о которых нечего было сказать нового. Отстранил я, напр., новое (второе) издание стихов покойной А. П. Барыковой, давно оцененной критикой, новую книгу А. Рославлева («Карусели»), ничего не изменяющую в нашем представлении об этом поэте, еще молодом, но, видимо, не способном идти вперед, и т. д. Затем отстранил я сборники, так сказать, поэтов-любителей, которые, не мудрствуя лукаво, сочиняют невинные стишки для удовольствия собственного и своих добрых знакомых и серьезно критиковать «плоды музы» которых было бы несправедливостью, — каковы, напр., сборники В. Акимова, А. Баулиной, Христины Сперанской и др. Наконец, отстранил я и те книги стихов, в которых не нашел ни одного живого слова, которые оказались сплошь наполненными банальными перепевами с чужого голоса и авторов которых называть я считаю здесь излишним. После этого выбора остались у меня на столе шестнадцать книг, не равноценных ни по дарованиям их авторов, ни по тем литературным надеждам, которые они возбуждают, но в одном отношении все же сходных: они написаны людьми, которые относятся к поэзии серьезно, хотят мыслить, работать, искать, хотят сказать читателям что-то свое.
Разнообразны, разнолики стихи этих шестнадцати поэтов. Одни из них не только искусны в стихосложении, но почти могут быть названы виртуозами своего дела; другие едва умеют выразить свою мысль в стихотворных строчках, затруднены и стеснены размером и рифмою, как девочка-подросток длинным платьем; иные скромны и робки; другие развязны, а некоторые даже наглы (это, впрочем, можно сказать только о поэтах из сборника «Садок судей»); одни — исключительно лирики и ничего за пределами личных переживаний не видят; другие пробуют свои силы на сюжетах эпических или даже ставят себе грандиозные задачи изобразить «гибель культуры»; но есть одна черта, которая объединяет всех, черта вместе с тем глубоко характерная для всего нашего времени. Я говорю о поразительной, какой-то роковой оторванности всей современной молодой поэзии от жизни. Наши молодые поэты живут в фантастическом мире, ими для себя созданном, и как будто ничего не знают о том, что совершается вокруг нас, что ежедневно встречают наши глаза, о чем ежедневно приходится нам говорить и думать. Одни так прямо и заявляет:
…пою я о странах Весенних, где вечно сияет весна.И, вероятно, чтобы точнее определить местоположение этой счастливой страны, в другом стихотворении сообщает:
Одна из рек Судьбы Всемирной, Моя река всегда течет От бездны низкой и кумирной В Долину Необманных Вод.(Ф. Ладо-Светогорский)
Другому мечтается:
Мир странный, где цвели лишь Кровавые цветы…(Н. Брандт)
Третий определенно противополагает себя — жизни:
Грохочет жизнь: — В туман курений Моя душа погружена.(С. Алякринский)
Четвертый, хотя и говоря от лица женщины, сознается:
Между мной и яркою землею Протянулась тонкая стена.(Дм. Рем)
Пятый жаждет —
Видеть то, чего другие Не умеют увидать.(Е. Курлов)
Шестой это именно и видит, — видит, как
плавают На кораблях мечты Неземные души.(«Садок судей»)
Седьмой уверяет, что в жизни он —
по ошибке режиссера На пять столетий опоздал.(И. Оренбург)
Восьмой все свои стихи слагает таким образом, словно бы он был не нашим современником, а жил во дни Горация и Овидия (Модест Гофман). Девятого и десятого увлекают образы древнерусских сказаний: они слагают песни Ладе, Бове, Купале, о леших, о русалках (С. Клычков, гр. А. Н. Толстой) и т. д., и т. д.
Живя постоянно мечтой в таких фантастических мирах, эти поэты любят и самих себя воображать какими-то фантастическими героями. Тот, который считает себя опоздавшим родиться на пять столетий, уверен, что у него душа рыцаря, что его настоящее дело — это
Свой меч рукою осенить, Умчаться с верными слугами На швабов ужас наводить, А после с строгим капелланом Благодарить святую мать…(И. Эренбург)
Другой с удовольствием изображает себя странствующим рыцарем:
Я — верный рыцарь круглого стола.(А. Сидоров)
Третий считает себя магом:
Брожу по миру светлым магом…(С. Алякринский)
Еще один, прикрываясь образом кузнеца, восклицает:
Я скоро кончу труд тяжелый, Скую последнее кольцо, И встану, гордый и веселый, Перед всемирное лицо!(С. Алякринский)
Более смелый, не прикрывая лица никакой маской, заявляет решительно:
Я! Я один! Только я! Все остальное ничтожно. Я ненавижу людей. Я божества презираю.(Е. Курлов)
Находится и такой, который весь свой сборник так и озаглавливает: «Я» (Э. Штейн). Всем кажется, что они какие-то особые, изумительные и великие, но в то же время все они чуть не на одно лицо, и часто трудно угадать по сборнику стихов, кто его автор — русский? немец? гимназист? помещик? военный?
Один из них верно выразил credo всех в стихотворении, прославляющем мечту:
Жить мечтою и жить для мечты! Если это тебе не понятно, Так погибнешь ты весь безвозвратно В жалком мире слепой суеты…(Е. Курлов)
Если под «слепой суетой» понимать всю вообще жизнь, от явлений нашей повседневности до событий мировой истории, а под «мечтою» неизменные образы «ангелов», «лилий», «роз», «стрел», «волн», «луны», «звезд», всего того, что издавна почитается «поэтическим», то, действительно, наши поэты «живут мечтой». Их воображение заполонено этими шаблонами, и они уверены, что делают реальность прекраснее только потому, что женщин сравнивают с ангелами, душу — с кипарисом, звезды — с лампадами, вечернюю темноту — с черным морем и т. п. Свою милую они представляют непременно
В гирлянде светлых небесных лилий.(К. Шрейбер)
Изображая вечер, они призывают на помощь ангела:
Лучистый молится ангел белый В печалях сосен.(К. Шрейбер)
Кинул месяц первый луч свой длинный. Ангел взоры опустил святые.(М. Цветаева)
Яркий день заставляет их прибегнуть, — много после Андрея Белого, — к образу «кубка»: