Том 6. Стихотворения

1907

Париж

Совесть

Я шел один своим путем; В метель застыл я льдяным комом… И вот в сугробе ледяном Они нашли меня под домом. Им отдал все, что я принес: души расколотой сомненья, Кристаллы дум, алмазы слез, И жар любви, и песнопенья, И утро жизненного дня. Но стал помехой их досугу. Они так ласково меня Из дома выгнали на вьюгу. Непоправимое мое Воспоминается былое… Воспоминается ее Лицо холодное и злое… Прости же, тихий уголок, Где жег я дни в бесцельном гимне! Над полем стелется дымок. Синеет в далях сумрак зимний. Мою печаль, и пыл, и бред Сложу в пути осиротелом: И одинокий, робкий след, Прочерченный на снеге белом, — Метель со смехом распылит. Пусть так: немотствует их совесть, Хоть снежным криком ветр твердит Моей глухой судьбины повесть. Покоя не найдет они: Пред ними протекут отныне Мои засыпанные дни В холодной, в неживой пустыне… Всё точно плачет и зовет Слепые души кто-то давний: И бледной стужей просечет Окно под пляшущею ставней.

1907

Париж

Раздумье («Пылит и плачется: расплачется пурга…»)

Пылит и плачется: расплачется пурга. Заря багровая восходит на снега. Ты отошла: ни слова я… Но мгла Легла суровая, свинцовая — легла. Ни слова я… И снова я один Бреду, судьба моя, сквозь ряд твоих годин. Судьба железная задавит дни мои. Судьба железная: верни ее — верни! Лихие шепоты во мгле с лихих нолей. Сухие шелесты слетают с тополей. Ни слова я… Иду в пустые дни. Мы в дни погребены: мы искони одни. Мы искони одни: над нами замкнут круг. Мой одинокий, мой далекий друг, — Далек, далек и одинок твой путь: Нам никогда друг друга не вернуть.

1908

Петербург

Ночь («Хотя бы вздох людских речей…»)

Сергею Кречетову

Хотя бы вздох людских речей, Хотя бы окрик петушиный: Глухою тяжестью ночей Раздавлены лежат равнины. Разъята надо мною пасть Небытием слепым, безгрозным. Она свою немую власть Низводит в душу током грозным. Ее пророческое дно Мой путь созвездьями означит Сквозь вихрей бледное пятно. И зверь испуганный проскачет. Щетинистым своим горбом: И рвется тень между холмами Пред ним на снеге голубом Тревожно легкими скачками: То опрокинется в откос, То умаляется под елкой. Заплачет в зимних далях пес, К саням прижмется, чуя волка. Как властны суеверный страх, И ночь, и грустное пространство, И зычно вставший льдяный прах — Небес суровое убранство.

Январь 1907

Париж

Смерть

Кругом крутые кручи. Смеется ветром смерть. Разорванные тучи! Разорванная твердь! Лег ризой снег. Зари Краснеет красный край. В волнах зари умри! Умри — гори: сгорай! Гремя, в скрипящий щебень Железный жезл впился. Гряду на острый гребень Грядущих мигов я. Броня из крепких льдин. Их хрупкий, хрупкий хруст. Гряду, гряду — один. И крут мой путь, и пуст. У ног поток мгновений. Доколь еще — доколь? Минуют песни, пени, Восторг, и боль. и боль — И боль… Но вольно — ах, Клонюсь над склоном дня, Клоню свой лик в лучах… И вот меня, меня В край ночи зарубежный, В разорванную твердь, Как некий иней снежный, Сметает смехом смерть. Ты — вот, ты — юн, ты — молод, Ты — муж… Тебя уж нет: Ты — был: и канул в холод, В немую бездну лет. Взлетая в сумрак шаткий, Людская жизнь течет, Как нежный, снежный, краткий Сквозной водоворот.

1908

Петербург

Разуверенья

Когда…

Голос ветра

«Когда сквозных огней Росы листок зеленый На мой томящий одр Нальет и отгорит, — Когда дневных лучей Слепящий ток, червленый, Клоня кленовый лист, По купам прокипит, — Когда, багров и чист, Меня восток приметит, Когда нальет поток Своих сквозных огней — Твоя душа, твоя, Мою призывно встретит (Последних дней моих, Твоих весенних дней…) Ну что ж? Тревожиться? Тревожиться не надо: Отрада вешняя кругом — Смотри: зари Отрада вешняя Нисходит к нам, отрада. Теперь склонись, люби, Лобзай — скажи: „Умри…“ Лобзай меня! Вотще: И гаснет лик зажженный, Уже склоненный в сень Летейской пустоты… Прости, мой бедный друг! Прости, мой друг влюбленный! Тебе я отдал жизнь… Нет, не любила ты…»

(Голос ветра замирает)

Тогда сквозных огней Поток дневной, червленый, Клоня кленовый лист, По купам прокипел — Вотще! И, как слезой, Росой листок зеленый Так скромно их кропил… И скорбно отгорел.

Сентябрь 1907

Петербург

Ночь («Как минул вешний пыл, так минул страстный зной…»)

Сергею Соловьеву

Как минул вешний пыл, так минул страстный зной. Вотще покоя ждал: покой еще не найден. Из дома загремел гульливою волной, Волной размывчивой летящий к высям Гайден. Презрительной судьбой обидно уязвлен, Надменно затаишь. На тусклой, никлой, блеклой Траве гуляет ветр; протяжным вздохом он Ударит в бледных хат мрачнеющие стекла. Какая тишина! Как просто всё вокруг! Какие скудные, безогненные зори! Как все, прейдешь и ты, мой друг, мой бедный друг. К чему ж опять в душе кипит волнений море? Пролейся, лейся, дождь! Мятись, суровый бор! Древес прельстительных прельстительно вздыханье. И дольше говорит и ночи скромный взор, И ветра дальний глас, и тихое страданье.

Июнь 1907

Петровское

Прости

1

Зарю я зрю — тебя… Прости меня, прости же: Немею я, к тебе Не смею подойти… Горит заря, горит — И никнет, никнет ниже. Бьет час: «Вперед».Ты — вот: И нет к тебе пути. И ночь встает: тенит, И тенью лижет ближе, Потоком (током лет) Замоет свет… Прости! Замоет током лет В пути тебя… Прости же — Прости!

2

Покров: угрюмый кров — Покров угрюмой нощи — Потоком томной тьмы Селенье смыл, замыл… Уныло ропщет даль, Как в далях взропщут рощи… Растаял рдяных зорь, Растаял, — рдяный пыл. Но мерно моет мрак, — Но мерно месяц тощий, Летя в пустую высь Венцом воздушных крыл — Покров, угрюмый кров — Покров угрюмой нощи — Замыл.

3

Душа. Метет душа, — Взметает душный полог, Воздушный (полог дней Над тайной тайн дневных): И мир пустых теней, Ночей и дней — осколок Видений, снов, миров Застывших, ледяных — Осколок месячный: — Над сетью серых елок Летит в провал пространств Иных, пустых, ночных… Ночей, душа моя, Сметай же смертный полог, — И дней!

4

Угрюмая, она Сошла в угрюмой нощи: Она, беспомощно Склонись на мшистый пень, — Внемля волненью воли (Как ропщут, взропщут рощи), — В приливе тьмы молчит: Следит, как меркнет день. А даль вокруг нее Таинственней и проще; А гуще сень древес, — Таинственная сень… Одень ее, покров — Покров угрюмой нощи, — Одень!