Том 7. Дневники

Жителей почти не осталось, а дачников нет. Унылые бабы тянутся утром к местному совету, они обязаны носить туда молоко. Там его будто бы распределяют.

Неподалеку от совета выгорело: в одну сторону — дач двенадцать, с садами и частью леса. Были и жилые. Местные пожарные ленились качать воду, приезжала часть из Петербурга. По другую сторону — избушки огородников. Прошлогоднее пожарище в центре так и стоит.

В чайной, хотя и стыдливо — в углу малозаметном, — вывешено следующее объявление:

НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ОСТАВЛЯТЬ ПОСЛЕ СЕБЯ ГРЯЗИ

ни физической, ни моральной.

Заведующий

Заведующий, по-видимому, бывший трактирщик.

Когда я переспрашивал, к какому комиссариату относится ограбленный бывший «замок», вокруг которого все опоганено, как водится, он (или его сосед — «член совета») долго молчал; наконец нерешительно ответил, что это — «министерство народного просвещения».

«Замок» называется очень сложно — что-то вроде «экскурсионного пункта и музея природы» (так на воротах написано). Там должны поить чаем детей из школ.

Сегодня понаехало, по-видимому, много школ, но чаю не дали, потому что не было кипятку, — «не предупредили заранее». Учительнице пришлось вести детей в чайную, где ей очень неохотно дали чаю — за большие деньги.

В чайной пусто, почти нет столов, и граммофон исчез. Около хорошенькой сиделицы в туфлях на босу ногу трутся штуки четыре наглых парней в сапогах, бывших шикарными в 1918 году. Тут же ходят захватанные этими парнями девицы.

Ольгинская часовня уже заколочена. Сохранились на стенах прошлогодние надписи, русские и немецкие.

Из двух иконок, прибитых к сухой сосне, одна выкрадена, а у другой — остался только оклад. Лица святых не то смыты дождем, не то выцарапаны.

На берег за Ольгиным выкинуты две больших плоскодонных дровяных барки, куски лодок, бочки и прочее. Как-то этого в этом году не собирают — вымерли все, что ли?

Загажено все еще больше, чем в прошлом году. Видны следы гаженья сознательного и бессознательного.

«Ох, уж совет, — говорит хорошенькая сиделица. — Ваш совет уничтожить надо». И прибавляет сонно: «А Кронштадт второй день горит, кажется, форт Петр».

Действительно, из Кронштадта утром шел бурый дым — последствие взрыва сегодняшней ночи: в 2 часа дом наш потрясся; на улице был ветер, в море, вероятно, шторм. И, однако, черное рогатое облако, поднявшееся в стороне Кронштадта, долго не расходилось — так тяжел этот черный дым, что ли?

Никто ничего не хочет делать. Прежде миллионы из-под палки работали на тысячи. Вот вся разгадка. Но почему миллионам хотеть работать? И откуда им понимать коммунизм иначе, чем — как грабеж и картеж?

13 июля

Из предисловия проф. Зелинского к «Сафо» Грильпарцера: «Левкадская» скала, с которой Сафо бросилась в море, — «белая» скала. Ее свойство — даровать человеку забвение того, что делает его жизнь невыносимой. «Черным по белому» пишет память. «На белом камне белая черта», — говорили древние греки о неразличимом. Белый цвет — цвет забвения. «Белый кипарис» осеняет на том свете источник Леты, — его следует опасаться душе, учат орфические «книги мертвых». Мимо «белой скалы» ведет Гермес души покойников в «Одиссее» (XXIV, 11). Им надлежало забыть все земное и стать бессознательными; позднее их поили для этого из родника Леты. Белая скала находилась в Магнессии на Меандре, над речкой Летеем; она, и здесь сопоставлена с водой забвения. По-видимому, с этой «белой скалы» хотел броситься в седые волны Анакреонт, терзаемый любовью (в одном своем стихотворении). Белая скала даровала забвение не только от любви, преступников также сбрасывали с нее в воду чтобы они волною забвения очистились от греха. Силен Еврипида сравнивает усладу вина, дающую забвение от забот, с исцеляющим прыжком с белой скалы. И Девкалион бросился с белой скалы.

Дневник 1920 года

<Лето>

НЕИЗДАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ ПОЛОНСКОГО (1819–1898)

(Альманах «Творчество», 2, Москва-Петроград, 1918, стр. 5–8).

Ты моя раба, к несчастью!.. Если я одною властью, Словно милость, дам тебе — Дам тебе — моей рабе, Золотой свободы крылья, Ты неволю проклянешь И, как дикая орлица, Улетишь и пропадешь… Если я, как брат, ликуя, И любя, и соревнуя Людям правды и добра, Дам тебе, моя сестра, Золотой свободы крылья, Ты за всё меня простишь И, быть может, как голубка, Далеко не улетишь?!

(Из тетради 50-х годов)

Когда я люблю, Мне тогда не до песен, Когда мир любви мне становится тесен, Тогда я пою!

(Студенческие годы)

Где ты, наивных лет мечта И сердца чистое виденье: Языческая красота И христианский луч смиренья?!

1851

Я часто сердцем разумею, Я часто думаю умом.

1851

Когда я слышу твой певучий голосок, Дитя, мне кажется, залетный ветерок Несет ко мне родной долины звуки, Шум рощи, колокол знакомого села И голос той, которая звала Меня проститься с ней в последний час разлуки.

1851

Не сердце разбудить, не праздный ум затмить Не это значит дать поэту вдохновенье. Сказать ли Вам, что значит вдохновить? Уму и сердцу дать такое настроенье, Чтоб вся душа могла звучать, Как арфа от прикосновенья… Сказать ли Вам, что значит вдохновлять? — Мгновенью жизни дать значенье, И песню музы оправдать.

1856

Жизнь наша — капля, канет жизнь В бездонный океан забвенья, — И где тогда наш славный труд, Все наши грезы и сомненья?!. Возникнет город на костях, Где был чертог — пройдет дорога И вихрь подымет пыль, смешав Прах нищего и полубога.

1888

В альбом Г… В…

И дождь прошумел, и гроза унялась, А капли всё падают, падают… Смыкаю глаза я, ночник мой погас, Но прежние грезы в полуночный час Не радуют душу, не радуют… И дрогнет душа, потому что она Несет две утраты тяжелые: Утрату любви, что была так полна Блаженных надежд в дни, когда мать-весна Дарила ей грезы веселые; Другая утрата — доверчивый взгляд И вера в людей — воспитавшая Святую мечту, что всем людям я брат, Что знанье убьет растлевающий яд И к свету подымет все падшее.

1888

2 сентября

Очень развитой глаз видит на северном небе более 5000 звезд. В телескоп видно до 1 200 000 000.

Каждая из звезд есть солнце и, вероятно, окружена своими планетами.

Наша солнечная система несется к созвездию Геркулеса со скоростью 3–7 миль в секунду. Мы приближаемся к звезде Вега со скоростью 11 миль в секунду.

Земля — одна из небольших планет солнечной системы. Вся звездная куча, в которой летит земля, есть одна из бесчисленных систем, и размеры нашей — ничтожны, они выражаются лишь в миллионах миль.