Том 7. Дневники
Шрифт:
Диаметр и масса солнца превосходят диаметр и массу всех вместе взятых планет системы.
Солнце и планетная система, по теории Канта — Лапласа, представляла вращающуюся массу газов, первобытную космическую туманную массу. Когда жар ее стал остывать, когда она стала охлаждаться, она сократилась до объема солнца. Внешние слои охлаждались и сокращались быстрее, отрываясь от главной массы кольцами. Кольца разрывались и образовали планеты.
(Неймайр, I, 60–65)
<22 октября>
Вечер в клубе поэтов на Литейной, 21 октября, — первый после того, как выперли Павлович, Шкапскую, Оцупа, Сюннерберга и Рождественского и просили меня остаться.
Мое самочувствие совершенно другое. Никто не пристает с бумагами и властью.
Верховодит
Гвоздь вечера — И. Мандельштам, который приехал, побывав во врангелевской тюрьме. Он очень вырос. Сначала невыносимо слушать общегумилевское распевание. Постепенно привыкаешь… виден артист. Его стихи возникают из снов — очень своеобразных, лежащих в областях искусства только. Гумилев определяет его путь: от иррационального к рациональному (противуположность моему). Его «Венеция». По Гумилеву — рационально все (и любовь и влюбленность в том числе), иррациональное лежит только в языке, в его корнях, невыразимое. (В начале было Слово, из Слова возникли мысли, слова, уже непохожие на Слово, но имеющие, однако, источником Его; и все кончится Словом — все исчезнет, останется одно Оно.)
Пяст, топорщащийся в углах (мы не здороваемся по-прежнему). Анна Радлова невпопад вращает глазами. Грушко подшлепнутая. У Нади Павлович больные глаза от зубной боли. Она и Рождественский молчат. Крепкое впечатление производят одни акмеисты.
Одоевцева.
М. Лозинский перевел из Леконта де Лилля — Мухаммед Альмансур, погребенный в саване своих побед. Глыбы стихов высочайшей пробы. Гумилев считает его переводчиком выше Жуковского.
Гумилев и Горький. Их сходства: волевое; ненависть к Фету и Полонскому — по-разному, разумеется. Как они друг друга ни не любят, у них есть общее. Оба не ведают о трагедии— о двух правдах. Оба (северо) — восточные.
Статья В. М. Алексеева о китайской литературе.Новые горизонты и простор для новых обобщений. Связь ее со «Всемирной литературой» и с тем, что есть в акмеизме.
Как всегда бывает, пока я записываю эти строки, звонит один из стоящих на страже моей — Р. В. Иванов, и предлагает председательствовать на заседании Вольфилы в годовщину ее, посвященном Платону. А я-то «уклоняюсь в Аристотеля»!
Рассказы Тихонова о заграницена днях. Полное прекращение революции в Европе (т. е. революции большевистской). Скандинавияломится от товаров, люди семипудовые, полное равнодушие ко всему, пропорциональное поправение Стортинга (Брантинг удален потому, что замышлял кое-какие социальные реформы). Обращение с большевиками там. Однако свобода печати (большевистская газета печатается беспрепятственно и имеет некоторое количество читателей). Падение театра. Постройка целого города с рабочими садами для типографии в Стокгольме. Готовность печатать для России.
Англияпереваривает войну иначе. Большая обеспеченность рабочих (в дни скачек несколько фабрик стоят, потому что рабочие уехали на скачки). Рядом с этим падение производительности на 20 % — потеря охоты «работать на других». Социализация может прогрессировать и в Англии, но в совершенно иных формах, чем у нас (о чем говорил и Уэллс в Смольном).
Когда русские (красные) подходили к Варшаве, Ллойд-Джордж был за войну с Россией. Тред-юньоны выступили с полной авторитетностью против войны; но вовсе не против войны с Россией; они выступили бы так же, если бы им предложили воевать с кафрами, неграми, — Европе вообще довольно войны.
Русскими вообще интересуются, но плохо знают. Много говорится о большевистских зверствах. Г-н Красин считается приличным представителем, потому что он приехал с дочерьми, которые говорят по-английски. Как допрашивает полиция.
Германияоправляется от войны. Цены везде увеличились в два-три раза, не больше.
Прекращению большевизма в Европе много способствовали не только английские рабочие, побывавшие здесь, но и шведские, в ужасе возвращавшиеся домой, не добравшись до Урала, куда их наняли.
<7 ноября>
Ты говоришь, рабом не будешь, Молиться станешь мне одной, Что век меня ты не забудешь, Лишь только б я была с тобой. Не уверяй, брось! И не целуй, брось! И всё лишь обман, любви туман! К себе ты страсти не возбудишь, Не верю я любви твоей! Моим ты никогда не будешь, И не отдам души моей.И т. д. Слова и музыка И. А. Бородина
Я степей и воли дочь, Я забот не знаю, Напляшусь за целу ночь — День весь отдыхаю. Захочу — полюблю, Захочу — разлюблю, Я над сердцем вольна, Жизнь на радость мне дана! Наш отец — широкий Дон, Наша мать — Россия! Нам повсюду путь волен, Все места родные! Подари мне, молодец, Красные сапожки! Разорю тебя вконец На одни сережки!Сочинение Я. И. Шишкина
Все говорят, что я ветрена бываю. Все говорят, что любить я не могу, Но почему же я всех забываю, Лишь одного я забыть не могу? Многих любила, всех я позабыла, Лишь одного я забыть не могу! Но почему же я всех забываю, И лишь его я забыть не могу? Не отравляйте душу мне больную, Не вспоминайте о нем, я вас молю! Лучше в могилу кладите живую, Я не скажу вам, кого я люблю.(Цыганская)
Везде и всегда за тобою, Как призрак, я тихо брожу, И с тайною думой порою Я в чудные очи гляжу. Полны они негой и страстью, Они так приветно глядят, И сколько любви, сколько счастья Они мне порою сулят. Быть может, и время настанет, С тобою не будет меня, И в очи те чудные станет Смотреться другой, а не я. Другому приветно заблещут Твои огневые глаза, — И вспомнишь их, сердце трепещет, И тихо струится слеза.(Цыганский)
Я грущу, если можешь понять Мою душу доверчиво-нежную, Приходи ты со мной попенять На судьбу мою бурно (странно) мятежную. Мне не спится в тоске по ночам, Думы мрачные сон отгоняют, И горячие слезы к очам, Как в прибое волна, приливают. Как-то странно и дико мне жить без тебя, Сердце лаской любви не согрето. Но мне правду сказали, что будто моя Лебединая песня пропета.