Том 7. Пьесы 1873-1876

Купавина (распечатывает письмо).Посмотрим, что за послание. (Читает.)«Исполняю ваше приказание, сбираюсь в усадьбу. Но с той самой минуты, как я решился ехать, я уж испытываю мучительное чувство нетерпения. Мне обидно, что меня повезет паровоз, придуманный англичанами для перевозки тяжелых грузов; мне нужны крылья, резвые крылья амура». Какая пошлость! (Читает про себя.)Что дальше, то лучше. Что с ним сделалось? Неужели он думает, что я поверю этим глупостям? Ну, да прекрасно, надо оставить его в этом заблуждении; тем вернее он попадется.

Из двери показывается Глафира в одной юбке и в платке, накинутом на шею.

Явление десятое

Купавина, Глафира.

Глафира. Я все, и шелковые чулки нашла, и башмаки, и как все мне впору! Посмотри! (Подымает и вытягивает ногу, как танцовщица.)Ведь жалко такую ножку обувать в какие-то лапти.

Купавина. Чудо, как ты мила! Уж разве он каменный, а то как бы, кажется… (В двери.)Тетя, прикажите обедать подавать. Да вот и Михайло Борисыч идет.

Глафира. Подождите меня, я сейчас. Ну! Либо пан, либо пропал! (Уходит в дверь направо. Купавина — в залу.)

Действие третье

ЛИЦА:

Купавина.

Глафира.

Анфуса.

Лыняев.

Мурзавецкий.

Чугунов.

Клавдий Горецкий, племянник Чугунова, красивый молодой человек, кудрявый, с румяным лицом; одет в легком летнем сюртуке, застегнутом на все пуговицы; рубашка русская, цветная, без галстуха; панталоны в сапоги.

Через всю сцену садовая решетка с калиткой посередине. У калитки скамья. За решеткой виден густой парк усадьбы Купавиной. Вечереет.

Явление первое

Горецкий стоит у решетки и посвистывает. Из калитки выходит Чугунов.

Чугунов. Что ты, зачем ты? Пошел домой! Сейчас пошел домой!

Горецкий. Нет, домой я не пойду. Я вас дожидался. Нужно очень.

Чугунов. На что я тебе?

Горецкий. Денег пожалуйте, государственных кредитных билетов!

Чугунов. Денег? Нет, нет, и не думай! Зачем тебе деньги?

Горецкий. Я своему сердцу отвагу даю, на гулянье иду. (Свищет.)

Чугунов. На какое гулянье? Сиди дома! Да полно тебе свистать-то! Что я тебе приказывал? Ни шагу чтобы, ни-ни…

Горецкий. Нет, это вы напрасно беспокоитесь! Без судебного приговора не буду я сидеть в заключении; приговорят, тогда сяду.

Чугунов. Зачем ты такие слова говоришь? Зачем?

Горецкий. Ну, вот еще, слова! Нужно очень слова разбирать. Вы денег пожалуйте!

Чугунов. Где я тебе возьму?

Горецкий. Это ваше дело, это до меня не касается. Я вот про себя знаю, что запью сегодня, должно быть, дней на двенадцать.

Чугунов. Уж так и на двенадцать? Вперед знаешь, что на двенадцать.

Горецкий. Только бы, дяденька, не больше. Пожалуйте!

Чугунов. Ты это из городу пешком?

Горецкий. Пешком.

Чугунов. Нечего сказать, охота за каким-нибудь двугривенным десять верст пешком лупить!

Горецкий. Версты — это мне ничего; я с астролябией по две тысячи ходил. Я и за гривенником, когда он мне нужен, далеко пойду; только вот что: давайте по чести, двугривенного мало.

Чугунов. Ишь ты, мало! Будет, за глаза будет.

Горецкий. Говорю, что мало. Божиться, что ли?

Чугунов. Сколько ж тебе надо?

Горецкий. Пятьдесят рублей.

Чугунов. В своем ты разуме, Клашка, в своем?

Горецкий. Ничего. Вот что после гулянья будет, не знаю, а покуда в своем.

Чугунов. У кого ты просишь? У кого ты просишь, говори!

Горецкий. У вас. У кого ж мне просить? У кого деньги водятся, у того и прошу.

ЧугуновДа что, банк, что ли, у меня?

Горецкий. Перед кем вы убогим-то притворяетесь? Вы уж это перед чужими; а я свой, родственник. У барыни имением управляете… вон усадьба-то какая! Да чтоб не грабить!

Чугунов. «Грабить, грабить!» Невежа! Чурбан необразованный! Ну, так вот и есть деньги, да не дам.

Горецкий (надев фуражку).Пожалеете.

Чугунов. Об чем?

Горецкий. О том, что не дали. Можете большую неприятность получить.

Чугунов. От кого?

Горецкий. От меня.

Чугунов. Что ты за птица такая важная?

Горецкий. Вот и не птица, а неприятность сделаю.

Чугунов. Какую?

Горецкий. Дом сожгу.

Чугунов. Что ты! Какой дом? Что ты!

Горецкий. Ваш.

Чугунов. Ах ты!.. Эх, братец!.. Да как ты…

Горецкий. Да вот так: пойду и зажгу.

Чугунов. В кого ты такой каторжный уродился?

Горецкий. Да кто ж у нас в родне святые-то? Вы, что ли? В кого путным-то уродиться?

Чугунов. Не груби, Клашка, не груби!

Горецкий. Дайте денег, так и грубости не услышите.

Чугунов (вынимает бумажник).Отвяжись ты от меня! На! Провались ты куда-нибудь! (Дает пять рублей.)

Горецкий. Что это? Пять рублей? (Отдает назад.)Нет, я дороже стою.