Том 8. Дживс и Вустер

Когда мы вошли в квартиру, я мельком увидел Дживса, сидевшего в своей келье, и мне захотелось его позвать, дабы сплотить ряды. Что-то мне подсказывало, что он вот-вот нам понадобится.

Горячительное стояло на столе в гостиной. Рокки взял графин.

— Скажи, когда хватит, Берти.

— Стой! — рявкнула тетушка. Рокки выронил графин.

Я поймал его взгляд, когда он нагнулся, чтобы собрать осколки. Это был взгляд человека, который понимает, что все кончено.

— Оставь осколки в покое, Рокметеллер! — скомандовала тетя Изабель.

Рокки повиновался.

— Пришло время поговорить, — сказала она. — Не могу сидеть сложа руки и смотреть, как молодой человек губит себя!

Бедняга Рокки издал какой-то булькающий звук, вроде того, с каким вытекал из графина виски.

— Э-э? — произнес он, хлопая глазами.

— Это моя вина, — продолжала тетя Изабель. — Тогда я еще не обратилась к свету истины. Но теперь у меня глаза открылись. Я поняла, какую ужасную ошибку совершила. Содрогаюсь при мысли, какой вред я нанесла тебе, Рокметеллер, когда требовала, чтобы ты приобщился к безнравственной жизни этого страшного города.

Вижу, Рокки ощупью тянется к столу, касается его пальцами, и на лице у него выражается облегчение. Мне были понятны его чувства.

— Рокметеллер, когда я писала письмо, в котором понукала тебя ехать в Нью-Йорк, я еще не имела чести слышать мистера Манди.

— Джимми Манди! — воскликнул я.

Знаете, как иногда бывает, все, кажется, безнадежно перепуталось, и вдруг вам удается ухватить ниточку. Когда мисс Рокметеллер упомянула о Джимми Манди, я начал более или менее понимать, что происходит. Мне уже приходилось сталкиваться с чем-то подобным. Помню, в Англии мой камердинер, предшественник Дживса, вернувшись однажды с какого-то собрания, объявил во всеуслышание перед компанией моих приятелей, которые собрались у меня на ужин, что я обуза для общества.

Тетушка окинула меня испепеляющим взглядом.

— Вот именно, Джимми Манди, — изрекла она. — Удивлена, что такой человек, как вы, слышал о нем. На лекциях мистера Манди нет ни музыки, ни подвыпивших мужчин, ни танцев, ни бесстыдных женщин, выставляющих себя напоказ. Для вас его лекции интереса не представляют. Они обращены к тем, кто еще не совсем погряз во грехе. Мистер Манди приехал, дабы спасти Нью-Йорк от Нью-Йорка, по собственному выражению этого замечательного человека, «вымести порок вон поганой метлой». Рокметеллер, впервые я услышала мистера Манди три дня назад. На его лекцию меня привела чистая случайность. Как часто в нашей жизни простой случай может предопределить наше будущее!

Тебя вызвали по телефону к мистеру Беласко, и поэтому ты не мог повезти меня на ипподром, как мы договаривались. Я попросила твоего камердинера Дживса отвезти меня туда. Но он оказался ужасным тупицей. Вероятно, он меня не понял. Теперь я благодарю Бога за это. Как я позже узнала, он привез меня на Мэдисон-Сквер-Гарден, где мистер Манди читал лекцию. Твой камердинер усадил меня и исчез. Я догадалась, что произошла ошибка, но лекция уже началась. Сидела я в середине ряда. Чтобы выйти, мне пришлось бы побеспокоить множество людей. Пришлось остаться.

Она судорожно сглотнула.

— Рокметеллер, я никогда ни к кому не испытывала столь горячей признательности, как к мистеру Манди. Он изумителен! Он подобен библейскому пророку, бичующему людские грехи. В порыве вдохновения он впадал в такое неистовство, что я испугалась за него. Порой он прибегал к несколько необычным выражениям, но в каждом его слове звучало суровое осуждение порока. Он показал мне Нью-Йорк в его истинном свете. Он открыл мне глаза, как, оказывается, суетно и безнравственно сидеть в этих раззолоченных притонах зла и лакомиться крабами и прочими деликатесами, когда порядочным людям давно пора спать.

Он сказал, что танго и фокстрот — это изобретение дьявола, толкающее людей прямо в преисподнюю. Что послушать негритянский джаз хотя бы минут десять — это уже большой грех, это все равно что участвовать в диких оргиях, которыми славились Ниневия и Вавилон. А когда мистер Манди воскликнул: «Это к вам относится!» — и указал прямо на меня, я чуть сквозь землю не провалилась. С его лекции я ушла совсем другим человеком. Рокметеллер, ты, должно быть, заметил, как я переменилась! Я уже не та беззаботная, легкомысленная особа, которая толкала тебя в эти гнездилища зла!

Рокки как вцепился в стол, так и держался за него, как черт за грешную душу.

— Да, я… я думал, вам немного не по себе, — заикаясь проговорил Рокки.

— Не по себе? Как раз напротив. Со мной все в порядке. Послушай, Рокметеллер, ты тоже можешь спастись, еще не поздно. Ты только пригубил чашу зла. Но не испил ее до дна. Поначалу будет трудно, но, поверь мне, ты осилишь, если смело ополчишься против соблазнов и обольщений этого ужасного города. Рокметеллер, ведь ты постараешься ради меня, правда? Ты завтра же покинешь этот город и начнешь бороться с собой. Мало-помалу, призвав на помощь всю свою волю…

Не могу избавиться от мысли, что именно слово «воля», подобно трубному гласу, воодушевило старину Рокки. Должно быть, он допер наконец, что свершилось чудо, что тетушка Изабель вовсе не отторгает его от себя. Во всяком случае, когда она произнесла эти слова, он встрепенулся, отпустил стол и обратил к ней горящий взор.

— Тетушка Изабель, вы хотите, чтобы я уехал в деревню?

— Да.

— И жил там?

— Да, Рокметеллер.

— И никогда не приезжал в Нью-Йорк?

— Да, Рокметеллер. Именно этого я и хочу. Не вижу другого способа. Только там ты будешь свободен от искушений. Рокметеллер, совершишь ли ты этот поступок ради меня?

Рокки снова ухватился за стол. Видимо, он черпал в этом предмете большую поддержку.

— Совершу! — возгласил он.

— Дживс, — сказал я. Дело было на следующий день, я уже вернулся в свою старую добрую квартиру и теперь сидел в старом добром кресле, задрав ноги на стол. Только что я проводил старину Рокки, который отбыл в свой загородный дом, проводив, в свою очередь, часом раньше тетушку Иза-бель, которая вернулась в свой родной городишко, где, наверное, слыла сущим наказанием Господним. Итак, мы наконец-то остались одни. — Дживс, нет на свете ничего лучше, как пребывать у себя дома. Что?

— Истинная правда, сэр.

— Под милой сенью родного крова, ну и все такое. Что?

— Совершенно верно, сэр. Я снова закурил.

— Дживс!

— Сэр?

— Знаете ли, в этой истории был момент, когда я подумал, что вы зашли в тупик.

— В самом деле, сэр?

— Как это вы додумались повести мисс Рокметеллер на лекцию? Мысль просто гениальная!

— Благодарю вас, сэр. Это случилось довольно неожиданно, однажды утром, когда я размышлял о моей тетушке, сэр.

— О вашей тетушке? Помешанной на пролетках?