Том 8. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть V. О спорном и нелепом

Редко бывает, когда мы оглядываемся на окружающее нас. А оно ведь, пространство (или тула, куда мы втулены), сдавливает нас, сковывает по рукам и ногам, пленит и обременяет. Именно тогда меня потрясла эта мысль. Если бы мы всего лишь хоть на миг могли скинуть эту нашу смирительную рубаху, мы воспарили бы даже не как птицы. Тот мир, в котором мы заключены, – наша темница, где томимся мы до поры до времени. И ищем, ищем, ищем мы в ней пятый угол, являющийся выходом из неё.

Я стоял в этом бесконечном зале и ощущал невероятную лёгкость. И тут как гром среди ясного неба прозвучал голос:

– Что ты скажешь за себя?

Опять же, сказав «прозвучал», я вновь соврал. Ничто не нарушило окружающую тишину. И услышал я голос не ушами, но каждой клеточкой своего… даже не знаю, тела ли. И подходит ли тут «каждой клеточкой»? Да, я понимаю, что говорю несуразное, что сказанное полностью идёт вопреки нашему повседневному опыту. Только всё было именно так! А точнее, никак! Голос, как и свет, исходил отовсюду. Правда, говорю я «отовсюду» оттого, что нет у меня иных слов, чтобы отразить то, что я ощущал там. Это тут, сидя в комнате, мы можем чётко указать, где спереди, где сзади. Не ошибёмся, если скажем: это сверху, а это снизу. Но там… Там, хоть я и присутствовал в некоем зале, ну нет у меня других слов, чтобы охарактеризовать то место, там просто не было ни слева, ни справа, ни сверху, ни снизу!

Голос «прозвучал» отовсюду! И, что меня больше всего поразило, внутри меня! Но при этом я никого не видел. Меня охватил страх и трепет. Голос, от которого никуда не спрятаться! Я вновь попробовал оглянуться вокруг себя, хотя в этом и не было нужды. Каким-то неведомым мне способом я и так видел всё происходящее вокруг. А происходило вокруг нечто! Будто менялись картинки в калейдоскопе, состоящие из облаков. «Не почудилось ли мне?» – подумал было я.

И тут будто с очей моих пелена спала. Я увидел перед собой… Нет, и сейчас я не смогу описать поразившее меня. Хотя тысячу раз пробовал нарисовать для себя ту картину. Это невозможно описать словами. Просто нет таких слов. Если же всё же попробовать, пусть и соврамши, то увидел я… ноги! Да, ноги! Это первое, что бросилось мне в глаза. Невероятные ноги, уходящие ввысь. И эти грандиозные ноги восседали на не менее грандиозном троне из облаков. Туловище этого Дива, по-другому я даже не знаю, как сказать, было из света, а голова… Головы у него не было! Вместо неё, или на месте её, сияло солнце! Невозможно было смотреть на него. Меня трясло, словно в лихорадке. И тут я вновь услышал голос, от которого невозможно было спрятаться:

– Что скажешь ты за себя?

А что сказать за себя? И тут меня будто осенило: меня привели на суд! И от того, что я сейчас скажу, зависит, отпустят ли меня назад к семье или оставят тут. То есть умру я или мне ещё даруют земного времени. Земное время! Как же так? Как такое могло случиться, что всё то, что было мне дорого там, теперь для меня виделось сквозь плотные слои тумана?! А было ли оно? А может быть, не было?

Нет, нет и нет! Перевёрнутая лодка, часы пребывания в холодной воде, моя семья, в конце концов только что полученная трёхкомнатная квартира и куча недоделанных дел – не сон! Мне надо вернуться! Непременно надо вернуться назад! Но что я могу сказать о себе? Именно сейчас я должен дать ответ за все свои земные дела! А ведь это, оказывается, правда! Говорят же мудрые люди, что нет дыма без огня! Но не верим мы. Точнее, некогда нам задумываться об этой чепухе – судах, невесть кем выдуманных. А чепуха-то вот она! И напоминает она о себе тогда, когда ты совсем не ждёшь её. Вот как оно складывается: все те, как мы считаем, сказки о Суде Небесном – и не сказки вовсе. Вот он, суд!!! А может быть, я просто брежу или вижу нелепый сон?

И тут я просто выпалил:

– Отпусти меня назад!

Ощущение бреда и сна исчезли. Появилось чувство безысходности и того, что суд неминуем! Но исчез и страх. Наоборот, меня охватило давно забытое ощущение родительского дома. Нигде больше, как там, в отцовском доме, я не испытывал чувства надёжности и защищённости. А здесь оно вернулось вновь. Потому я ничего не нашёл лучше, как сказать:

– Отпусти меня! У меня там жена, двое детей! А ещё я только что получил трёхкомнатную квартиру!

– Что же, – зазвучал вновь голос. И от него стало мне тепло и очень уютно. – Квартира – это важный для тебя урок.

Тогда я не понял Его слов. И лишь спустя годы до меня дошёл их смысл. Но не о том мой сказ.

– Пожалуй, я отпущу тебя! Ты вернёшься домой к жене, детям, в свою квартиру! Пусть будет так…

* * *

И тут случилось нечто! Раздался резкий свист, а потом…

Вроде бы рассказчик вещал о самом себе. И хоть я не просто слушал его внимательно, но глубоко сопереживал его рассказу, я вполне чётко осознавал, где нахожусь и кто передо мной. То есть вполне отдавал себе отчёт в происходящем. Но стоило ему произнести это «пусть будет так», как что-то невероятное произошло с окружающим меня пространством. Оно в ответ на свист будто трижды перевернулось. И я…

Вначале я услышал голос совсем другого человека, которого знал много лет. Голос Лесника, жившего далеко отсюда. К этому времени его уже не было в нашем мире два года. И я очень сожалел, что не успел в своё время расспросить его об очень и очень многом! Так уж жизнь распорядилась.

Дело в том, что много лет подряд продолжалась наша с ним беседа. Когда-то, совсем молодым и, как я сказал бы сейчас, глупым, я встретился с этим удивительным человеком. Я говорил уже, что главное моё богатство – это встречи с необычными людьми, о которых можно сказать «не от мира сего». Лесник же в этом ожерелье встреч был краеугольным камнем. Не сразу я распознал, кто передо мной. Как все мы, «с богатым опытом», я поначалу определил ему место в том мире, который, как я считал, знал от и до! Но Лесник-то этот мой «совершенный» мир и разрушил, вылечив меня от очень тяжёлой и подчас смертельной, но самой распространённой болезни недюжинности. Так он называл характерную для каждого без исключения исключительность! Правда, порой она настолько глубоко внутри нас бывает спрятана, что и при желании её не разглядишь. Но тем не менее болеем мы ею крепко и лепко. Да с осложнениями. И болезнь эта является причиной всех тех жизненных коллизий (по-другому – столкновений), которыми изобилует наш жизненный путь.

Так уж жизнь распорядилась, что поначалу я вместо того чтобы просто слушать Лесника и восхищаться глубиной его мысли, пускался с ним в бесконечные прения, отстаивая «свою точку зрения». В них-то и стёрлась вся моя недюжинная недюжинность. И увидел я, что учился жизни, «читая на заборах», то есть набравшись совершенно далёких от неё знаний не испытывая их, а беря просто на веру в соответствии со своими предпочтениями. Что мир, в котором я чувствовал себя очень уютно, – всего лишь карточный домик, к тому же ещё и выстроенный на песке. А когда я ощутил «вкус» к «живому слову» Ивана, так звали Лесника, было уже, увы, поздно. Воистину, где растяпа да тетеря, там не прибыль, а потеря.

Остались, одним словом, у меня тысячи вопросов к нему. И кто мне их разрешит, кроме него? Никто! Да уж! Вовремя смех – не грех, а безо времени и молитва ни к чему.

Вначале я услышал голос Лесника. Диво из рассказа моего собеседника ожило! И заговорило его голосом! А потом я ощутил острый запах кавказских сушёных трав, который были «визитной карточкой» хаты Лесника. Вокруг потемнело, словно набежала чёрная туча. При этом я так же оставался всё в той же комнате, а за окном ярко светило предзакатное солнце. Всё было по-прежнему, но что-то неуловимо-незримое всё же вошло в жилище.

– Ты хотел ещё раз услышать о Чернотропе? – произнёс Лесник.

Да, это был голос Ивана. Я невольно поёжился и лишний раз оглянулся по сторонам. Что или кого я ожидал обнаружить? Наверное, хоть это и нелепо звучит, того, кого в своё время недослушал. Но всё в комнате оставалось по-прежнему. Лишь только именинник вроде как задремал. Но кто же тогда говорил со мной?

Это какая-то, как бы сейчас сказали, мистика, или клиника, но со мной говорило само… пространство! Именно пространство! Есть в медицине такой синдром дереализации, когда человеку кажется, как будто вокруг него снимается кино либо разворачивается некая сказка или театральное действие, и он игрок в этом кино или театральном действии. И что всё это происходит как бы и не с ним. Ощущение изменённости, «нетаковости», необычности или далёкости, отстранённости, нереальности окружающего мира, ощущение себя отдельно от своего тела, вне тела, или ощущение чуждости и непринадлежности себе отдельных частей тела, рук, ног, головы. Иногда больной может чувствовать, будто он видит себя со стороны или будто бы он мёртв. Именно об этом синдроме почему-то были мои первые мысли, когда я явно услышал голос Лесника. Ибо мне показалось, что всё окружающее стало отдельным от меня, что это чья-то игра или шутка и меня она не касается. Но в то же время было и ощущение потери себя. Кто же тогда я? И где я? Хоть я и не видел себя со стороны, что не вполне вписывалось в данный синдром, но и не ощущал себя цельно, или самим собой. Довольно, надо сказать, неприятное чувство – потерять себя. Весьма болезненное!

Эти ощущения продлились буквально мгновенье. Уже в следующий миг на меня нашло умиротворение. Будто я снова оказался на Кавказе в хате Лесника при жарко растопленной печи. Я даже увидел блики огня по стенам. Отчего мне стало очень тепло и уютно, потянуло в сон. И я прикрыл глаза. Частенько, когда мне доводилось бывать у Лесника, я уходил в дрёму, сидя возле его печи и слушая его сказки. А когда просыпался – да, именно просыпался, так как засыпал всякий раз, когда он топил печь, – то в хате никого уже не было. Тем не менее я могу поручиться, что всё то время, пока я дремал, я слышал, видел, а главное, проживал, следуя за неким Голосом, столько всего, что не увидеть, не услышать и не прожить порой за месяц. Причём проживал очень ярко и с большим взятком для себя. Когда же я попробовал рассказать Леснику о своих ярких снах и спросить его, что за Голос меня ведёт сквозь них, ответил он весьма витиевато: