Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877

V

В основе творческого метода Тургенева всегда лежали наблюдения над реальными лицами и событиями. «Всякая написанная мною строчка, — рассказывал Тургенев X. Бойесену, — вдохновлена чем-либо или случившимся лично со мной, или же тем, что я наблюдал. Я не копирую действительные эпизоды или живые личности, но эти сцены и личности дают мне сырой материал для художественных построений. Мне редко приходится выводить какое-либо знакомое мне лицо, так как в жизни редко встречаешь чистые, беспримесные типы» [94] . Сохранившиеся подготовительные материалы к роману «Новь» и особенно «Формулярный список» могут служить убедительным подтверждением этой мысли.

94

Бойесен X.Воспоминания. — Минувшие годы, 1908, № 8, с. 69.

В письме к Я. П. Полонскому от 22 января (3 февраля) 1877 г. в ответ на вопрос: в каком городе развертывается действие «Нови» — Тургенев ответил: «Я взял букву С. для означения города, как взял бы А., Б. или даже X., и нисколько не думал ни о Симбирске, ни о Самаре». В данном случае, уклончиво отвечая Полонскому, Тургенев, по-видимому, опасался слишком прямолинейных аналогий с реальными политическими событиями, происходившими в 1870-е годы. Однако не подлежит сомнению, что в романе нашли отражение наблюдения Тургенева, почерпнутые им в наиболее ему знакомой средней полосе России, и прежде всего в Орловской и Тульской губерниях. Не случайно поэтому в черновой рукописи вместо С… ой губернии в ряде случаев обозначена Т… ая губерния, а город К., куда послали Машурину, раскрыт как Калуга. Когда друзья указывали Тургеневу на неправдоподобность некоторых эпизодов или сцен в романе, Тургенев, защищаясь, черпал аргументы, взятые из близкой ему русской жизни Орловской губернии. Так, отвечая на критические замечания А. М. Жемчужникова, Тургенев писал ему 5(17) марта 1877 г.: «Нежданову ничего не стоило побывать в 5 кабаках; в соседстве моего имения, где больших сел нету, в радиусе 7 верст — 11 кабаков, — и их очень легко обойти в один день». Даже названия деревень в «Нови» — Борзёнково (имение Маркелова) и Голоплёки (отсюда — «голоплецкий Еремей») не придуманы писателем: деревни с такими названиями действительно принадлежали Тургеневым [95] . Известно, что при описании старинного дворянского сада Сипягиных (глава VIII) Тургенев воспользовался набросками из уничтоженного им первого романа «Два поколения», в основе которого лежали наблюдения писателя над поместным бытом Орловской и Тульской губерний [96] . В «Новь» перешли также из этого романа две колоритные фигуры старого помещичьего быта — карлица Пуфка и няня Васильевна (см. главу XIX).

95

В письмах к H. A. Кишинскому 1874–1875 гг. Тургенев неоднократно упоминает о «борзёнковской земле». В перечне деревень, принадлежащих Тургеневым, названа и деревня Голоплёки (см.: ИРЛИ,P. I, оп. 29, № 87, л. 5.).

96

См.: Pavlovsky I.Souvenirs sur Tourgu'eneff. Paris, 1887, p. 171; см. также комментарий Л. Н. Назаровой к публикации плана романа «Два поколения» — наст. изд., т. 5, с. 527–528.

В «Формулярном списке» и других подготовительных материалах к роману Тургенев указал следующие прототипы действующих лиц «Нови» [97] : Нежданова — А. Ф. Онегин (Отто), а также «взять несколько от Писарева»; Марианны — А. Н. Энгельгард, Луиза Виардо-Эритт; Калломейцева — И. П. Новосильцев, В. А. Шеншин, A. В. Шереметев, Б. М. Маркевич, М. Н. Лонгинов; Сипягина — И. П. Борисов (по первоначальному, отвергнутому писателем замыслу), Д. А. Толстой, А. А. Абаза, H. M. Жемчужников, П. А. Валуев, Д. П. Хрущев, Д. А. Оболенский; Сипягиной — M. H. Зубова; Кислякова — В. Г. Дехтерев; Паклина — А. Скачков, М. А. Языков (это касается только внешности: «рот как у Языкова (М. А.)», «Взять несколько от наружности Скачкова»); Анны Захаровны Сипягиной — Берта Виардо.

97

Тургенев в большинстве случаев указал лишь фамилии. Реальные прототипы полностью раскрыты А. Мазоном (Revue des 'etudes slaves, 1925, t. 5, fasc. 1–2, p. 90). Сведения о них см. в примечаниях к подготовительным материалам — с. 565–574.

В письмах к П. В. Анненкову от 11 (23) и 18 (30) ноября 1876 г. Тургенев назвал В. В. Стасова [98] , певца и дирижера Д. А. Агренева-Славянского и П. А. Вяземского [99] прототипами образов Скоропихина, певца Агремантского и «князя Коврижкина» в «Нови». О том, что в романе «продернут — и весьма бесцеремонно» B. В. Стасов, Тургенев писал также А. В. Топорову 2(14) декабря 1876 г. (ср. с письмом к Ю. П. Вревской от 16 (28) декабря 1876 г.: «…он <Стасов> там выведен в комическом свете»). В письме к Полонскому от 22 января (3 февраля) 1877 г. Тургенев отметил, что существовали реальные прототипы образов Фомушки и Фимушки: «Я вспомнил такую старенькую чету, которую знал когда-то».

98

Этот факт был известен В. В. Стасову. «Тургенев прописал меня в новом своем романе „Новь“ <…> под именем критика Скоропихина, порицающего (!) молодых художников и огулом ругающего всё старое в искусстве», — писал он В. Д. Поленову 3(15) января 1877 г. (см.: Сахарова Е. В.Василий Дмитриевич Поленов. Письма, дневники, воспоминания. Изд. 2-е. М.; Л., 1950, с. 136). Впоследствии в своих воспоминаниях о Тургеневе Стасов снова вернулся к этой теме: «Я спрашивал, смеясь, Тургенева: „Меня уверяют многие, что Скоропихин это у вас я. Правда, Иван Сергеевич?“ Он в ответ тоже смеялся и сказал: „Да, конечно, отчасти и вы, но тоже и многие другие“…» (Сев Вестн,1888, № 10, с. 160). Об эстетических расхождениях между Тургеневым и Стасовым см.: Зильберштейн И. С.Репин и Тургенев. М.; Л., 1945, с. 40–79.

99

О взаимоотношениях Тургенева с П. А. Вяземским см.: Бельчиков Н. Ф.Тургенев и Вяземский. — В кн.: И. С. Тургенев. М.; Пг., 1923, с. 10–30. В письме к Ю. П. Вревской от 28 августа (9 сентября) 1875 г. Тургенев назвал Вяземского «престарелым лакеем»; ср. с репликой «лакей-энтузиаст», сказанной Неждановым о «князе Коврижкине» (с. 216). Л. В. Пумпянский объясняет фамилию «Коврижкин» в применении к Вяземскому стихом самого Вяземского: «„пряник, мой однофамилец“, — стихом, кстати, типичным для его механической, деревянной манеры острить» (Т, Сочинения,т. 9, е. 160).

Даже те персонажи, которые лишь вскользь упоминаются в романе, не придуманы писателем, а созданы им на основе реальных наблюдений. Так, например, для установления генеалогии Хавроньи Прыщовой, сатирическую характеристику которой дает Паклин в главе XXXVIII романа, важно письмо Тургенева к Анненкову от 13 (25) августа 1872 г. с высказыванием писателя об Е. В. Салиас [100] . Прототипом Гараси, лучшего ученика крестьянской школы, послужил крестьянский мальчик Никита Гарасичев, ученик Спасской школы, в судьбе которого Тургенев принимал живое участие. «Кстати, что сделалось с умным мальчиком Никитой,которого я видел третьего года в школе и который такие делал успехи? Жив ли он — и продолжает ли хорошо учиться? И как идет вообще школа?» — спрашивал Тургенев Н. А. Кишинского 26 февраля (9 марта) 1876 г. И далее, получив от управляющего благоприятный ответ, снова вспомнил о мальчике в письме от 22 марта (3 апреля) 1876 г. «Мне приятно слышать, что Никита Гарасичев продолжает хорошо учиться и вести себя; прошу наблюдать за ним и оказывать ему всякое вспомоществование» [101] .

100

См. также: Буданова Н. Ф.О прототипе Хавроньи Прыщовой в романе «Новь». — Т сб,вып. 3, с. 153–159.

101

Никита Гарасичев числился в списке лиц, которым Тургенев в 1875–1876 гг. выдавал «вспомоществование» (см.: ИРЛИ, ф. 93, он. 3, № 1267).

Образы Калломейцева и Сипягина носят в романе собирательный характер, что было замечено многими современниками. 13(25) февраля 1877 г. А. В. Головнин писал Н. В. Ханыкову: «Весь круг Сипягиных, Калломейцевых, болеславов при Закревских [102] не простит ему выведенных на сцену образчиков их общества» (см.: Т, ПСС и П, Письма,т. XII, кн. 1, с. 542). С. К. Брюллова, посвятившая роману «Новь» большую статью, свидетельствующую о демократических взглядах ее автора, справедливо утверждала: «Мастерски, злостно и вместе юмористически очерченный образ Сипяг<ина> и Калломе<йцева> — это вызов всей партии покойной „Вести“, Каткова, Валуева с tutti quanti. Они уже прислали ему расписки в получении оплеухи, как некогда хотели послать после „Дыма“» [103] .

102

Намек на Б. М. Маркевича, который в 1848–1853 годах состоял чиновником особых поручений при московском генерал-губернаторе А. А. Закревском.

103

См.: Статья С. К. Брюлловой о романе «Новь». Вступит. статья и публикация Н. Ф. Будановой. — Лит Насл.т. 76, с. 305–306. Маркевич, узнавший себя в Ladislas’e, собирался вызвать Тургенева на дуэль. В связи с этим Тургенев писал Стасюлевичу 22 января (3 февраля) 1877 г.: «Мистерия „Ладисласа“ разрешилась, я получил от него большой пакет, содержащий копию с письма, написанного ему мною в 1863 г., когда меня вытребовали в Россию, якобы заговорщика, вместе с Ничипоренко и т. д. Всё это, разумеется, разлетелось дымом; но Маркевич в то время (вместе с А. Толстым) хлопотал обо мне — и я ему послал письмо, в котором благодарил его за сочувствие. Посылая мне копию, он как бы желает упрекнуть меня в перемене моих отношений к нему. Не я виноват, что он впоследствии оказался таким „клевретом“. Всё это довольно невинно; хорошо то, что он сам подписывается: Ladislas». О реакции «настоящих генералов» на «Дым» см. в воспоминаниях Н. А. Островской о Тургеневе — Т сб (Пиксанов),с. 91.

Сопоставление суждений Калломейцева в романе с некоторыми статьями «Московских ведомостей» позволяет сделать вывод о близости идей, проповедуемых Калломейцевым, к воззрениям М. Н. Каткова и его единомышленников. Так, например, в главах VI и IX Калломейцев говорит о том, что он «нигилистам запретил бы даже думать о школах», заводил бы школы только «под руководством духовенства — и с надзором за духовенством» (с. 168) и что народу «лучше <…> знать пифика или строфокамила, чем какого-нибудь Прудона или даже Адама Смита!» (с. 187).

Разоблачение в романе реакционных воззрений Калломейцева в области образования не случайно. В 1871 г. в России была проведена школьная реформа, которая отдавала предпочтение классическому образованию в ущерб реальному, фактически закрывала доступ в университеты воспитанникам реальных училищ и преследовала скрытую цель отвлечения учащейся молодежи от революционной борьбы с самодержавием. Катков явился одним из вдохновителей этой реформы (см. его выступления в «Московских ведомостях» за 1869–1871 гг.).

Тургенев отрицательно относился к реформе средней школы; он считал, что «классическое, как и реальное, образование должно быть одинаково доступно, свободно — и пользоваться одинаковымиправами». В письме к Стасюлевичу от 6(18) ноября 1871 г., откликаясь на его статью, направленную против Каткова в защиту реального образования, Тургенев воскликнул: «Читал я в „С.-П<етер>-б<ург>ских в<едомостях>“ Вашу отповедь гнусному Каткову: до чего дошел этот человек! <…> ничего нет бесстыднее ренегата, который махнул рукой на всё!» О связи высказываний Калломейцева об образовании с подготавливаемой реформой свидетельствует один из вариантов чернового автографа романа: иронической реплике Калломейцева в адрес Марианны: «Для того, чтобы учить крестьянских девочек азбуке, — нужна подготовка?» — в черновом автографе соответствует фраза: «Для крестьянских девочек тоже требуются классические языки?»

Калломейцев живо напоминает Каткова также своим стремлением везде выискивать нигилистов и «красных». Характерна в этом отношении глава XIV романа, в которой Калломейцев рассказывает об убийстве в Белграде сербского князя Обреновича: «До чего, наконец, дойдут эти якобинцы и революционеры, если им не положат твердый предел!» Фраза: «…Калломейцев от заграничных якобинцев обратился к доморощенным нигилистам и социалистам» в черновом автографе первоначально заканчивалась словами: «…обратился к доморощенным нигилистам и интерн<ационалистам>». Частые нападки на Интернационал (по терминологии Каткова «Интернационалка») в 1871 г. были особенно характерны для Каткова и «Московских ведомостей» [104] .

104

См., например, Моск Вед,1871, № 205, 220, 235 и др.; ср. с письмом Тургенева к А. А. Фету от 26 сентября (8 октября) 1871 г.

Катков мечтал о создании в России сильного поместного дворянства, приспособившегося к капиталистическим условиям, типа английского landed gentry [105] , с которым связывал идею будущего прогресса страны. Биограф M. H. Каткова С. Неведенский (С. Г. Щегловитов) писал по этому поводу следующее: «…Катков уже в середине 1858 года высказывает в одном из политических обозрений горячий панегирик строю английской государственной жизни. <…> Его заветной мечтой было положить в основание обновлявшегося строя русской жизни твердый и способный к самоуправлению класс землевладельцев, наподобие английского» [106] . Далее, комментируя высказывание Каткова о том, что главенствующую роль в земстве должно занимать крупное поместное дворянство, С. Неведенский замечает: «Ему, в сущности, хотелось вызвать к жизни крепко сплоченный союз землевладельцев наподобие английского джентри…» [107] . В романе носителем этой идеи выступает Калломейцев. В главах XXIII и XXIV описаны споры Соломина с Калломейцевым и Сипягиным о буржуазных начинаниях русского дворянства и его роли в русском обществе пореформенного периода, об английском landed gentry и возможности его создания в России. Соломин отрицает прогрессивную роль дворянства в новых социально-экономических условиях, он называет дворян «чиновниками» и «чужаками» и замечает, что «промышленные заведения — не дворянское дело», а дворяне мастера «заводить собственные кабаки да променные мелочные лавочки, да ссужать мужичков хлебом и деньгами за сто и за полтораста процентов» (с. 278–279). По поводу создания в России landed gentry Соломин замечает Калломейцеву, что «и желать-то этого не стоит», так как через двадцать — тридцать лет поместного дворянства вообще не будет, а «земля [108] будет принадлежать владельцам — без разбора происхождения» (с. 283).

105

В письме к А. А. Фету от 30 октября (11 ноября) 1871 г. Тургенев назвал Каткова «сочинителем нашей «gentry»».

106

Неведенский С.Катков и его время. СПб., 1888, с. 113, 116.

107

Там же, с. 158. С ростом революционного движения Катков стал относиться к земским учреждениям подозрительно и даже враждебно, отрицая необходимость для них самостоятельности и требуя их подчинения правительственным органам. Ср. с высказыванием Калломейцева о земстве в главе V «Нови»: «Да всё это земство! Это земство! К чему оно? Только ослабляет администрацию и возбуждает… лишние мысли <…> и несбыточные надежды…» (с. 163).

108

В черновом автографе — «вся земля».