Том V. Преподобный Феодор Студит. Книга 1. Нравственно-аскетические творения

Император Лев Хазар и св. царица Ирина

4. После того как император, много терзавший христиан и бесчестивший, увы, икону Христа, окончил жизнь позорнейшей смертью [429] , власть наследовал сын его Лев, прозванный по матери Хазаром [430] ; и этот во всем подражал отцу и ни в чем не уступал ему. Вскоре и он лишился жизни вместе с царством. Скипетр получает его жена Ирина совместно с сыном Константином. Оправдывая делами свое имя [431] , она освобождает церкви от смуты и печали; как ненавидевшая и прежде зловерных, она дарует церквам мир и радость, возвратив прежнее благолепие и венец, которого они лишились. Ибо боголюбивая, она, нимало не отлагая, весьма скоро созывает к себе всех отцов и, посоветовавшись с ними и вместе с предстоятелем Церкви (это был Тарасий [432] , незадолго пред тем занявший престол) о том, что нужно сделать, собирает Собор в Никее, в Вифинии, и побеждает в соответствии с правой верой [433] , повелев чтить и поклоняться иконам, как прежде. Число собравшихся отцов простиралось до 350. [Col. 121] Между собравшимися был и святейший Платон, дядя Феодора по матери, который, от юности проживая на Олимпе, в это время явился, чтобы принять участие в Соборе.

429

Умер в 775 г. – Ред.

430

Лев IV Хазар (750–780) – византийский император в 775–780 гг. – Ред.

431

Греческое имя «Ирина» переводится как «мирная», «мир». – Ред.

432

Св. Тарасий (около 730–806) был патриархом Константинопольским с 784 по 806 г. – Ред.

433

В ТФС: «по правой вере». – Ред.

VII Вселенский Собор

5. Тогда этот божественный муж многих уловил к любомудрию [ибо он как никто другой был особенно приятен для общавшихся с ним], прежде же многих и преимущественно пред многими другими – этого доброго Феодора, своего племянника по сестре, и прежде, как сказано, уже самого по себе склонившегося к любомудрию, и не только его, но также родителей Феодора и братьев, Иосифа и Евфимия, с малолетней сестрой. Кроме того, Платон уловляет и собственных братьев, которых тоже было трое. Таким образом, всех их, как бы по одному уговору отдавших предпочтение безбрачной жизни пред мирской, он берет к себе и наставляет в лучшей жизни. Вскоре они, раздав бедным свое имущество, богатство и другие вещи и даровав свободы немалочисленным слугам, удаляются из Византия, повинуясь Богу и ведущему их отцу [434] .

434

В 781 г.

Преп. Платон

6. Когда же Феодор отвел для святой жизни из своего имения один участок земли, называемый Воскитион, в соседстве с которым находилась так называемая Саккудионская местность [435] , они все вместе, придя туда, поспешили исполнить обеты Богу. Ничто не мешает сказать вкратце и о местности; этот рассказ не будет излишним. Итак, вверху ее по вершине стоят разноцветные и разнородные деревья – одни насажденные искусственно, другие выросшие сами по себе; расположенные тенистым кругом и повсюду сплетаясь, они образуют луновидное пространство, оставляя для входящих проход с одной только стороны. Внизу же на ней развертывается прелестная и приятная равнина, обвеваемая тихими ветрами. По ней течет чистая и годная для питья вода, не бурно стремящаяся вниз, но бесшумно льющаяся. Чтобы не говорить о других качествах этой местности, [назову] лучшие: она доставляет уединение живущим, поэтому они пребывают наедине с Богом и обретают успокоение от чувственных влечений. Что говорить мне и о сооруженном там храме? Чтобы сказать о нем и описать его, мне потребовалось бы очень немалое время.

435

Родовое имение Фотина (отца преп. Феодора) находилось на азиатском берегу Босфора, недалеко от Пруссы. – Ред.

Монашество и труды преп. Феодора

7. Итак, прибыв в Воскитионскую местность вместе с прекрасными этими спутника-доблестный Феодор предался аскетическим трудам, в которых упражнялся и прежде. Помышляя не об изнеженности и послаблении, а о бодрости и мужестве, он с самого начала показал твердость духа и положил непоколебимые основания последующей жизни, из коих самым важным считал послушание и смирение. Когда же немного спустя он был пострижен Платоном и облекся в монашескую одежду, тогда приступает к еще более суровым подвигам, изнуряя плоть пощением и удручая ее тягчайшими трудами. Не довольствуясь этим, он возлагал на себя, конечно от избытка смирения, всякие службы, и даже те, которые считались самыми низкими. [Col. 124] Именно: прилагал свои руки, прежде изнеженные, к тягчайшим работам, не только рубил деревья и носил воду, но и копал землю, как возделанную, так и невозделанную, с потом извлекал из нее камни и исполнял все другое, и притом нарочито самое тяжелое. Часто можно было видеть, как он переносил на плечах навоз мулов, делая это ночью, чтобы его не заметили, или же в полдень. Когда со временем это стало известно, то вызвало удивление между узнавшими, что такой муж и из такого дома очень просто и смиренно взялся за такое дело, коему никто не подражал, считая за славу, и притом величайшую, жить бесславно. Напротив, даже поступая так, он полагал, что совсем ничего не делает, поэтому не ограничивал и этим свое усердие, но стал помогать жившим с ним братиям, в особенности тем, коих видел не исполняющими в срок порученных дел по немощи или по телесному нездоровью. Он отдавался [на служение] им, бегая туда и сюда, всюду поспевая и всех облегчая в трудах, как будто бы ему предстояло получить от всех благодарность и таким образом собрать превеликую награду за такие труды.

Добродетели преп. Феодора

8. Предметом особой заботы для доблестного [Феодора] было и то, чтобы открывать отцу всякое дело и движение помыслов, так как он хорошо сознавал, что исповедание тайн и смирение есть величайшее дело. Вследствие всего этого он был очень любим всеми, больше же всех святым Платоном, который привязался к нему со всей любовью и в беседе с ним обретал душевное утешение. Ибо он видел, что дивный [Феодор] очень отличался разумом, больше прочих украшался смиренномудрием и особенно неизмеримо выдавался душевным мужеством. Ему, как столь добродетельному, он отдавал предпочтение пред всеми окружающими и имел в нем искусного помощника в делах.

Вся гармония добродетелей

9. Кто другой с такой же ревностью стремился ко всему прекрасному в его единстве, как этот дивный муж, в единой душе которого, как в многозвучной и прекрасно настроенной лире, гармонично сочетались все добродетели? Ибо что за скромность в его мысли, сказал бы всякий. Что за простота нравов, разумность, энергичность, а также сообразительность, кротость и пылкость в любви! Все это, хотя само по себе различное и весьма разнородное, однако в нем, сочетавшись вместе в одно целое, образовало один вид добродетели, разнообразнейший и в то же время однообразнейший. Но если он вместе с добрым смирением являлся столь превосходным и в делах любви, то, мне кажется, он склонялся к этому не без важного основания. Именно: он размышлял в себе, что Господь наш Иисус Христос по смирению облекся в образ раба, лишив Себя неприступной славы и сделавшись подобным нам. Претерпев ради нас и бесчестие, и поругания, и посмеяния, и наконец позорную смерть, Он не умалил Своей любви к нам, а, более и более смиряя Себя (Флп. 2:5–8) и снисходя к нам, доныне щедро подает Свою милость. [Col. 125] Имея это в уме и воздавая благодарность Господу, он воспламенялся горячей любовью к Нему, возгревая ее в недрах души. Нисколько не меньше он заботился также о расположении к ближнему, ко всем склоняясь радушно и ко всем относясь с любовью. Вследствие душевного сокрушения его никогда не покидала внутренняя сердечная скорбь, видимым доказательством чего были падающие из очей слезы, которые текли так обильно, что подобно воде омывали лицо. Ибо вместе с прочим он был щедро одарен благодатью умиления, которую принесло ему богатое дарами смирение. И что больше всего, он имел также душевную радость и утешение, свет ума и озарение.

Важное основание – подражание Христу

10. Так как Платон, как мы сказали, между всеми окружавшими его пользовался преподобным, как своим помощником, все поручая ему ради величия его душевных качеств, то он поручает ему и сооружаемый тогда в Саккудионе храм; ибо имел желание, чтобы он от самых оснований воздвиг храм [Иоанну] Богослову – наперснику (Ин. 13:25), как дар благодарности и молитвы. Положившись на веру в повелевшего, Феодор со светлым и радостным настроением приступил к построению храма. И все в |храме| было блестяще и весьма приятно на вид – что на потолке, что в портиках и равносторонних углах; но большую приятность и наслаждение доставлял вид пола в церкви, отделанного различными красками и камнями разных видов и изливавшего на всех как бы яркое сияние. Обитавшая в боговдохновенном [Феодоре] благодать давала ему силу совершать необыкновенное, делая для него тяжелое легким и крайне трудное удобоисполнимым.

Обитавшая в преп. Феодоре благодать и его молитва

11. Но если он, совершая это, превосходил всех и никто другой не мог равняться с ним даже в малом, то не был ли он нерадив к церковным службам или не позже ли всех прочих являлся на них? Отнюдь нет. Именно здесь он особенно проявлял свое усердие, всех предваряя на утренних и дневных славословиях, как будто не имел в мыслях никаких иных забот, и позже всех последним выходя оттуда, телом и взором пребывая неподвижным в состоянии молитвы и ум всецело сосредоточив на ней. Чтобы принести что-либо тайное Богу и скрыться от живущих с ним, он посвящал Ему еще часть каждого дня и один наедине беседовал с Ним, вознося к Богу ум чистый и свободный от примеси земных развлечений. И так как добродетели, подобно восходящему солнцу, не следует оставаться сокрытой, то многие узнали об этом и разгласили многим и указывали на пол, орошенный потоками слез, как на неложнейшего свидетеля того, что было тайно.

Душа и плоть – лучшее и худшее

12. [Col. 128] Высоко ценя и воздержание, с которым вместе вырос и которое преимущественно чтил, как соработника и руководителя в добродетелях, дивный [Феодор] весьма благоразумно, как, может быть, и не выразишь, относился к нему: не помышляя о крайнем воздержании от пищи, но и не обременяя желудок безвременным насыщением [436] , из коих первое производит слабость в теле, которое, однако, нужно для упражнений в добродетели и для работ, второе же склоняет ум к страстям и углаживает путь к похотям. Поэтому он, с одной стороны, давал плоти необходимое и столько, сколько нужно лишь для ее поддержания, с другой – всячески заботился о соединенной с ней душе, как бы освободить ее от материи и как бы покорить худшее лучшему. Иногда же, избегая суетной славы, он вкушал все предлагаемые яства, чтобы сотрапезникам не показалось, что он не употребляет таких яств и чтобы не подумали, что он является выше прочих. Ради этого находившиеся при нем, следуя его поведению, как закону, старались соревновать и подражать ему, насколько возможно. Первым между ними был его брат, по естеству и произволению, прекрасный Иосиф, который благодаря добродетели сделался предстоятелем Фессалоникийской церкви, получив престол в награду за благочестие. Потом следуют Афанасий и Навкратий, славный Евфимий [437] , Тимофей и многие другие из сподвижников. Все они, единодушно избрав его своим руководителем и наставником в лучшем, украсили свою жизнь величайшими добродетелями и сияли [ими].

436

В тексте: ,т. е. голодом; но по смыслу должно читать «насыщение». В древнеславянском переводе жития (Четьи-Минеи Макария под 11 ноября) читаем в этом месте «пищею». Несомненно, такой же смысл и в соответствующем месте следующего жития (§ 8).

437

В Ватиканском кодексе: .

Преп. Феодор – почитатель Св. Писания и Св. Предания Свт. Василий Великий

13. Но так как служитель Божий Феодор вместе с прочим прилежно занимался изучением всего Писания, Ветхого и Нового, а также с исследованием творений всех отцов, памятников, какие каждый из них оставил, и всего как подобает, что трудолюбиво изложено божественными отцами, то под руководством Духа и изучил это, слагая все в своей многообъемлющей мысли. Больше же других он любил слова Василия Великого и приправлял ими свою речь, признавая его за мужа, глубокомысленнейше рассуждающего о Божественном и красноречивейшего из всех, когда-либо бывших. Хотя он с чувством высокого почтения внимал и другим его книгам и от каждой почерпал много наслаждения, однако нельзя и выразить, как высоко он ценил и любил ту, которая написана им для монашествующих [438] ; он всецело пользовался ею и точно сообразовал с ней всю жизнь, так что из любви к ней не считал истинными монахами тех, кои хотя мало уклонялись от нее, и думал, что таким не следовало бы брать на себя обета. Тогда находились некоторые, преступавшие многие из правил этой книги, пренебрегавшие нестяжательностью и простой жизнью и занимавшиеся коммерческими делами, подобно мирянам. Они не удовлетворялись, если не имели рабов, мулов и каких-либо других совершенно бесполезных предметов. [Col. 129] Скорбя о них и пораженный неблаговидностью этого, доблестный [Феодор] не откладывает исправления и не предоставляет его времени, но с присущей ему стремительностью придя к Платону и сообщив ему об их состоянии, поощряется им и приступает к исправлению того, что делалось. С горячим воодушевлением он удаляет, без всякого сопротивления, излишнее их стяжание и всех рабов и изгоняет из монастырских помещений все, что было бесполезного, в особенности когда видит, что зло вкралось даже в святое место и заражает самую внутренность. Таким образом, одним действием он исправлял и своих, и посторонних; те и другие действительно уступали из почтения к этому мужу и не знали, что возразить против его требований. Дивный [Феодор] совершил поистине достохвальное дело и ясно показал им, как следует жить в будущем, а именно: прежде всего любить прилежание и простоту, чтобы было возможно беспрепятственно совершать путь к небесному. И подлинно, с этого времени сделавшись лучше, они рассудили и признали его требование Божественным, а не человеческим. Впрочем, немногие, у которых были извращенные мысли, называли это дело совершенно излишним и безвременным, – они даже не воздерживались от злословий, но, разумеется, не открыто, а в углу, подстрекаемые тайной ненавистью, пагубной страстью и совершая дела, свойственные неисцелимой душе. Нимало не обращая на них внимания, праведник продолжал свое дело, помышляя не о том, что они скажут ему, а о том, что сам должен делать и как угодить Богу своими делами.

438

Скорее всего, речь идет о Правилах свт. Василия Великого, кратких и пространных. См.: Свт. Василий Великий. Творения. Т. 2. С. 149–319. – Ред.

Величие священства Духовное делание преп. Феодора

14. Между тем, так как дивный жил и сиял такими добродетелями, Платон решает удостоить его чести священства и поставить предстоятелем пред Богом. Сообщив ему о своем намерении, он сначала встретил с его стороны отказ и сопротивление, может быть, из страха пред высотой сана; лишь с трудом и спустя время он достиг того, что тот послушался, поняв, что и сам Платон решился на это не без Божия внушения. Тогда оба они, отправившись в Византий [439] и изложив патриарху [это был Тарасий] свое намерение, прибегают к нему как тайноводцу и совершителю священства и содетелю помазания, причем и сам [Тарасий] очень радовался благому делу. Приняв от него, как и подобает, рукоположение [440] и получив с этого времени большую благодать, Феодор решил не успокаиваться, пока не превзойдет сам себя и не прибавит к [прежнему] очищению [нового] очищения. Ибо он размышлял в себе: какое приниженное и ничтожное существо – человек и, однако, способен к восприятию такого высокого достоинства и благодати и как величие священства непостижимо и необъятно не только для земного естества, но, может быть, и для самого небесного, которое есть чистый ум. Поэтому он напрягал свою душу и всецело устранял ум от чувств, истощая остаток плоти, чтобы только соделать себя достойным того, что получил по милости Божией, и приносить Чистому чистое служение. [Col. 132] Насколько возможно отрешившись от вещественного, он старался жить одной только душой, потому что столь высокую благодать считал принадлежностью одной только души, и притом очищенной от многого. Отсюда у него созерцание и высота ума; отсюда его восхождение к лучшему и, насколько достижимо, соединение с Богом: с Ним он непосредственно беседовал, никогда не переставая петь гимны в хвалу Ему и общаться с Ним, мысленно слагая длинные и непрестанные песнопения. Ибо любовь к Богу и стремление к небесному не дозволяли ему уделять даже малое внимание телу, но побуждали доблестного презирать и самое необходимое: сна или совсем не вкушая, или только некрепкий и как бы притворный, пищи же едва прикасаясь, и притом на короткое время и весьма в малом количестве ради соединения с телом. Все это он презирал, как бы преставившись уже к другой жизни и оставив землю, хотя еще пребывал на земле и существовал в соединении с телесной храминой.

439

Т. е. в Константинополь. – Ред.

440

В 789 или 790 г.