Томас Мюнцер
Шрифт:
Ни герцог, ни его советники не спорили с Мюнцером. Пусть-ка он лучше расскажет, как мутит толпу бредовыми картинами близкого переворота. Его настойчиво расспрашивали все об одном и том же. Чего они хотят? Он достаточно подробно изложил свои воззрения в «Проповеди перед князьями». Герцог сам ее слушал.
Почтительным его не назовешь. Ему велели выйти. Иоганн приказал ввести для допроса остальных альштедтцев.
Мюнцер не знал, что творится за плотно закрытыми дверьми. Ждать пришлось очень долго, пока они появились один за другим — Цейс, Рюккерт, Боссе и Рейхард. Они были чем-то очень взволнованы, но старательно делали вид, что ничего особенного не случилось.
Потом
У дверей его встретил Цейс:
— Ну как?
Лицо Мюнцера было хмурым и бледным. Он неопределенно махнул рукой:
— Похоже, дело идет к тому, что мне придется поискать места где-нибудь в другом княжестве!
На дворе какой-то крестьянин возился с телегой. Он выпрямился и с любопытством разглядывал Томаса. Княжьи челядины, фурманы и конюхи повалили следом за Мюнцером — горластые насмешники: «Где же твой прославленный дух святой?» К ним присоединилось несколько попов. В воротах его осыпали руганью ландскнехты. Мюнцер, не отвечая, прошел мимо. Желтые пятна проступили на скулах.
Большую часть дороги ехали молча. В ответ на настойчивые вопросы Томаса Рюккерт повторял, что герцог не объявил никакого решения. Боссе и Рейхард говорили то же самое. Один шоссер почему-то не смотрел Мюнцеру в глаза и нервно теребил поводья.
Глава двенадцатая
ИУДА БЫЛ НЕ ОДИН
Томас тщетно ломал голову. Где кроется причина такой разительной перемены в настроениях герцога? Две недели назад, после проповеди в альштедтском замке, Иоганн был растерян и подавлен. Но ничто не свидетельствовало о его враждебности к Мюнцеру. В Веймаре его точно подменили. Он устроил ему настоящий допрос и разговаривал с ним, как с обвиняемым. Почему?
Вернувшись в Альштедт, Мюнцер понял все. Ему передали печатный экземпляр лютеровского «Послания саксонским князьям о мятежном духе». До какой низости докатился Мартин! Ослепленный ненавистью и страхом, он решился на донос.
Доктор Мартин, предавая бывших товарищей, умолял своих повелителей задавить дух мятежа. Он начал с подобострастного обращения к князьям. Затем пустился рассуждать об извечной борьбе дьявола со словом божьим. Сатана не гнушается ничем: когда открытое насилие оказывается недейственным, он вводит в бой ядовитые речи. Там, где дьявол не надеется одолеть силой, он прибегает к хитрости и выпускает на сцену раскольников и лжепророков. Множатся секты, которые должны погубить истину.
Виттенбергского папу мысль о Мюнцере приводила в ярость. Он называл его бесом и сатаной, изощрялся в ругательствах и насмешках.
«Я обращаюсь к Вам, — писал Лютер, — только потому, что понял из их писаний, что этот сатана не ограничится словами, а намерен пустить в ход кулаки, применить силу против властей и поднять настоящий бунт».
Натравливая князей на Мюнцера, Лютер рассыпался в изъявлениях преданности и повторял: власть им дана богом, чтобы они сохраняли мир и карали смутьянов. Сейчас нельзя спать или колебаться. Господь потянет вас к ответу, если вы не воспользуетесь вверенным вам мечом и не предотвратите восстания!
Среди брани и ехидных реплик постоянно
вылезала наружу сущность всех разногласий, причина раскола. Лютер и здесь повторял, что Антихрист будет уничтожен «без содействия рук». Чернь очень склонна к мятежу. Пока не поздно, надо подавить бунтарский дух и обуздать кровожадного дьявола из Альштедта. Необходимо осудить его учение! Он должен в Виттенберге предстать перед своими противниками. Он не соглашается на «диспут в закутке»? Если он прав, то обязан спорить в любом месте и перед кем угодно. Князья должны сказать ему: «Мы терпеливо наблюдаем за словесной борьбой, когда вы спорите о правильности вашего учения. Но руки держите при себе, применять силу — это исключительно наше Дело, или же убирайтесь вон из страны!»Сатана неспроста избегает держать ответ перед двумя или тремя сведущими людьми. Он понимает, что это кончится для него плохо, — черт почуял запах ладана! Ведь он, Лютер, в своем монастыре уже дал альштедтскому духу как следует по носу!
Томас не находил себе места от возмущения. Мало того, что Лютер пошел на предательство, он не остановился перед самой низкой ложью. Как он беззастенчиво врет, этот ученейший доктор Люгнер! [3] Настойчивое свое желание одолеть и посрамить противника Отче Пролаза выдает за действительность. Он годами спал и видел, как повергает Мюнцера в прах. Руки коротки! Если бы Лютер согласился на настоящий диспут в присутствие народа, то получил бы отменную взбучку.
3
«Люгнер» — по-немецки значит «лжец».
Два года назад в Виттенберге Штюбнер, а потом Шторх ожесточенно спорили с Лютером. Они доказывали необходимость переворота. Их доводам Лютер не смог противопоставить ничего, кроме избитых ссылок на библию. Издеваясь над «фанатиками и фантастами», он насмешками прикрыл свое поражение, а теперь не только выдает его за победу, но и изображает дело так, будто он «дал по носу» самому Мюнцеру.
Но это еще не все. Сейчас Лютер лишь упомянул о тайных беседах, которые велись в его келье, но, если князья захотят, он выложит им и остальное.
«Я готов перед Вами в случае необходимости разоблачить все, что произошло между мной и этим бесом в моей комнатушке. Тогда Вы и весь свет уразумеете и поймете, что этот дух на самом деле лживый дьявол, злейший дьявол!»
«Послание к князьям» потрясло Мюнцера до глубины души. Он знал, что черный виттенбергский ворон способен на многое, но не ожидал такой беспредельной подлости.
Иоганн прозрел. Лютерово послание открыло ему глаза. Рядом свил себе гнездо предерзкий бунтовщик. Сотни дюжих рук тянутся, чтобы вырвать меч у законных правителей. Число сторонников этого дьявольского учения растет с каждым днем, и не сегодня-завтра в стране вспыхнет великий мятеж. Что предпринять?
Схватить Мюнцера? Это наверняка вызовет бунт. Разумеется, они с курфюрстом его подавят, но тогда волей-неволей вся эта история сделается притчей во языцех. В хорошем же свете предстанет герцог Саксонии перед имперским правительством и самим Карлом! Он проглядел бунтовщиков и дал себя одурачить: он пребывал в бездействии до тех пор, пока не раздался предостерегающий голос Лютера. Его позорная нерешительность могла сравниться только с его непонятливостью. Имеющий уши да слышит! Разве можно признать перед всем светом, что он ровно ничего не услышал? Он сидел у кафедры, с которой Мюнцер низвергал на него крамолу, приправленную библейскими текстами. Тогда он был растерян и задумчив. Не был ли он вообще трусоват?