Тонкая красная линия

Бид был забрызган кровью и блевотиной. Удалить все пятна было невозможно, но он попытался убрать, сколько возможно, чтобы никто не заметил, потому что решил никому о случившемся не рассказывать.

К тому же он потерял очки. Они нашлись, чудом уцелевшие, около мертвого солдата. В поисках очков ему пришлось вплотную подойти к трупу и внимательно его разглядеть. Безлицый и почти безголовый труп с окровавленными, изрезанными пальцами и развороченным отверстием в груди, который так недавно был живым, дышащим человеком, вызвал у него такое сильное головокружение, что казалось — он сейчас упадет в обморок. С другой стороны, он не мог забыть выражения напряженной целеустремленности на лице солдата, когда тот приближался к нему со штыком.

Самым грустным зрелищем были ноги. В подбитых гвоздями пехотных ботинках, они лежали вывернутые наружу, расслабленные, как ноги спящего человека. Бид не мог удержаться, чтобы с каким-то извращенным удовольствием не пнуть легонько одну ногу. Она подскочила кверху и шлепнулась назад. Ему захотелось повернуться и убежать. Он не мог отделаться от чувства, что теперь, когда он и посмотрел, и потрогал труп, какая-то роковая сила попытается возложить на него ответственность за все. Он хотел попросить у солдата прощения в надежде снять с себя вину.

Если уж надо было убить этого человека, а очевидно, надо было, то можно было по крайней мере сделать это более умело и благопристойно, не причиняя бедняге столько боли и страдания. Если бы он не потерял голову и не обезумел от страха, то мог бы даже взять его в плен и получить от него ценные сведения. Но он отчаянно хотел поскорее покончить с ним, словно опасаясь, что, пока человек дышит, он может внезапно встать и обвинить его. Вдруг он мысленно представил себе другую картину: они поменялись местами, он сам лежит здесь и чувствует, как лезвие погружается в грудь, смотрит на приклад винтовки, опускающийся на его лицо, и наконец — последняя вспышка огня. Он так ослаб, что пришлось сесть. Что, если бы тот человек быстрее опустил штык? Что, если бы он сам пригнулся немного меньше? Вместо простого синяка на ключице Бид увидел бы, как штык пронзает насквозь мякоть плеча, как грубое лезвие входит в мягкую темноту грудной полости. Он не мог этому поверить.

Надев очки, глубоко вздохнув несколько раз и бросив последний взгляд на поверженного врага, он встал и тяжело зашагал из леса к гребню. Бид чувствовал стыд и смущение от всей этой истории и поэтому не хотел никому о ней рассказывать.

Он благополучно, без лишних вопросов, миновал линию окопов.

— Ну как, все в порядке? — только окликнул его солдат из второго взвода.

— Да, — пробормотал Бид и зашагал вниз по склону к командному пункту. Но по пути к нему присоединился Долл, который шел из первого взвода с поручением еще раз узнать насчет воды. Долл пошел с ним рядом и тотчас заметил его побитые руки и пятна крови.

— Господи! Что с твоими руками? Ты что, дрался с кем-нибудь?

У Бида упало сердце. Надо же было, чтобы это оказался Долл.

— Нет. Я поскользнулся, упал и содрал кожу.

Бид чувствовал себя таким скованным и измученным, как будто в самом деле с кем-то дрался. Он вдруг ощутил в себе нарастающее чувство страха и несколько раз глубоко вдохнул.

Долл усмехнулся с откровенным, но дружелюбным сомнением:

— Должно быть, все эти брызги крови у тебя от костяшек?

— Отстань, Долл, — сердито выпалил Бид. — Мне неохота разговаривать. И оставь меня в покое, слышишь?

Он старался вложить в свой взгляд свирепую жестокость человека, который только что убил врага. Он надеялся, что заставит Долла замолчать, и это ему удалось. По крайней мере на время. Они молча продолжали путь. Бид чувствовал страшное отвращение оттого, что воспользовался убийством японского солдата, чтобы сыграть роль — роль, совсем ему не свойственную.

Однако Долл замолчал не надолго. Его немного поразила горячность Бида, отпор, какого он никак не ожидал от Бида. Он почуял что-то неладное. Вручив донесение и получив ожидаемый ответ, который гласил, что Стейн делает все возможное, чтобы обеспечить их водой, Долл снова вернулся к этому делу, на этот раз обратившись к Уэлшу. Уэлш и Сторм сидели на брустверах своих окопов и играли в орлянку на сигареты, которые уже становились ценностью. Чтобы продлить игру и сократить расход сигарет, они считали выигрышем четыре победы из семи; потом доставали пластиковые портсигары, которыми обзавелись все, чтобы держать сигареты сухими, и осторожно передавали сигарету один другому. Долл подошел к ним, усмехаясь и подняв бровь. Он не считал, по крайней мере в то время, что его поведение напоминает донос или предательство.

— Что там случилось с вашим парнем? Кого это он избил? У него содрана кожа с костяшек, и он весь забрызган кровью. Я что-нибудь прозевал?

Уэлш поглядел на него спокойным, пристальным взглядом.

Долл понял, что допустил ошибку, и почувствовал себя виноватым. Ничего не ответив, Уэлш повернулся к Биду, который, сгорбившись, сидел в одиночестве на камне:

— Бид, поди-ка сюда!

Бид встал и подошел, все еще сгорбившись, с искаженным лицом. Долл улыбнулся ему, подняв бровь. Уэлш осмотрел Бида с ног до головы.

— Что с тобой стряслось?

— Что? Со мной? — Уэлш молча ждал. — Знаете, я поскользнулся, упал и содрал кожу, вот и все.

Уэлш молча внимательно его разглядывал. Очевидно, он не поверил ни одному слову.

— Куда это ты ходил? Где был?

— Я ходил по нужде.

— Погоди! — ухмыляясь, вмешался Долл. — Я видел, как он спускался с участка второго взвода на хребте.

Уэлш перевел взгляд на Долла, его глаза убийственно сверкнули. Долл замолчал. Уэлш опять поглядел на Бида. Стейн, стоявший неподалеку, подошел ближе и прислушался. Подошел Бэнд, Файф и еще несколько человек.

— Послушай-ка, парень, — сказал Уэлш. — У меня и без того хватает дел. Мне некогда возиться с детскими играми. Я хочу знать, что с тобой случилось, и хочу всю правду, черт возьми. Посмотри на себя! Что случилось и где ты был?

Уэлш, по крайней мере в глазах Бида, был гораздо ближе к истине, чем лишенный воображения Долл и другие. Бид сделал долгий вдох:

— Ну хорошо. Я перешел через хребет, за линию окопов, присесть в лесу, чтобы никто не видел. Только я присел, а тут появился какой-то япошка и хотел проткнуть меня штыком, и… и я его убил. — Бид протяжно выдохнул, потом резко вдохнул и поперхнулся.

Все, ошеломленные, недоверчиво смотрели на него.

— Черт возьми, парень! — прорычал наконец Уэлш. — Я сказал, что мне нужна чистая правда, а не детские штучки!

Биду не приходило в голову, что ему не поверят. Теперь он оказался перед выбором: либо промолчать и прослыть лжецом, либо рассказать, где это было, и показать, какое позорное, грязное дело он совершил. Но даже в таком подавленном и отчаянном состоянии он сразу сделал выбор.

— Тогда подите и посмотрите, черт вас возьми! — крикнул он Уэлшу. — Если не верите мне на слово, подите и посмотрите сами, своими паршивыми глазами!

— Я пойду! — тотчас отозвался Долл.

Уэлш обернулся и посмотрел на него.

— Никуда ты не пойдешь, стукач, — сказал он и опять обратился к Биду: — Я сам пойду.

Долл замолчал, ошеломленный, потрясенный, побледневший. Ему не приходило в голову, что шутка о Биде будет воспринята как предательство и дело примет такой оборот. Бид убил япошку! А он, Долл, не доносчик! Он в бешенстве решил, что тоже пойдет, хоть ползком.

— Ну, если ты врешь, парень, то упаси бог твою подлую душу. — Уэлш взял автомат и надел каску. — Ладно. Где это? Идем, покажи мне.