Тонкий лед
Шрифт:
— Тужить не стану. Найду другую. К женщине не стоит привыкать, да и не хочу обнадеживать. Я не связываю ей руки. Сам предлагал найти другого, говорил, что не смогу жениться. Она, кажется, поняла и согласилась.
— А ты, дружбан, трусоватый! С бабой в постель ложишься на ночь, потом обижаешь ее! Как последний чмо, отморозок, а не мужик! Не хочешь жениться, не базарь вслух! Сделай вашу связь радостной. Пусть она не ругает, а ждет тебя, дурака! — выпалил Соколов, не глядя на Егора, и кинул ему на колени платок с ключом.— Бери! Тебе это — лучшая награда. Не позорься даже при временной связи. Мужика в
— Пусть время покажет! — сунул платок в карман, не глядя.
— Кому покажет, другого накажет,— обронил Касьянов.
— Не велика потеря,— отозвался Егор эхом.
— Тебе виднее...
— Большее упустил.
— Сам дурак! Твоя Томка — нормальная женщина. Ее стоило любить и беречь, а ты ее как домработницу запряг, без просвета. Да если б я свою вот так держал, она от меня давно б слиняла. И Федю бросила б жена! Верно говорю? — повернулся Соколов к Федору Дмитриевичу.
— Теперь уж нет. На дачу ездим, а раньше тоже в кино водил, гуляли по берегу моря. Или в гости с собой брал. Вечерами по городу гуляли. Женщина — существо капризное: не уделил ей внимания, обид — полная пазуха. Вот мой родственник, знаешь, как поступает, чтоб не вести жену на прогулку? Приходит с работы, к чему-нибудь придерется, вспыхнет ссора. Вот тебе и повод остаться дома! Хитер гад!
— А ночью как в постель ложится? — прищурился Соколов.
— Молча. Спиной к спине. Так до утра.
— Говно твой родственник! Как человек — подлый! А уж как мужик — вовсе плевка не стоит. Бабе надо б повернуться и дать такому мужу хорошего пинка из постели! Чтоб в стенку рылом вписался, гнус!
— Я и сам его не уважаю, Ну, что за дела? Приходит к нам — мы накормим, напоим, а к нему заявись — стакан чая не даст! Во, жлоб!
— Это от женщины зависит. Какой порядок заведет, так и будет,— не согласился Егор.— Я своей теще ничего не говорю. Она сама каждого угостит. Никого не отпустит голодным, хотя не из сахалинцев. Натура у нее добрая. Может, потому что сама в жизни часто бедствовала,— вставил Платонов грустно.
— Скажи, у твоей Зои родня имеется? — спросил внезапно Касьянов.
— Да и не знаю. О матери иногда говорит. Она уже на пенсии, живая, а где она, я не спрашивал,— признался Егор.
— Совсем дремучий!
— Тундра! — поддержал Соколов, отвернувшись от Платонова.
Тот сник, молча стал пить чай.
— Пойми, матерям помогают. Каково же твоей женщине, если сама на ноги не встала?
— Я предлагал деньги много раз. Она не взяла, наотрез отказалась. Говорит, что сама справится.
— Выходит, тоже присматривается к тебе. Ладно! Только пока ничего не решили, не афишируйте свои отношения, чтоб не нарваться на неприятности. Их и так хватает,— краснел Касьянов.
— Ну, что, мужики? Поехали домой? — встал Соколов с пенька.
Вскоре люди загасили огонь, сели в машину и только тут приметили на капоте бурундука. Зверек спал на прогретом железе и не услышал, как вернулись к машине мужчины.
— Сахара кусочек дай ему. Как положняк! Ведь он хозяин здесь, мы — только гости! — вспомнил Соколов. Быстро найдя сахар, подошел к капоту. Бурундук не убежал, не испугался человека. Обнюхав гостинец, принялся грызть его прямо на капоте.
—
Э-э, Кент, нам домой пора. Слышишь? Беги к себе, отпусти нас! — попросил зверька Александр Иванович. Тот будто понял, спрыгнул на землю и тут же исчез в кустах.— Вот бы с зэками так! Сказал им, они послушались бы! Интересно, почему у человека с природой полный контакт, а вот между собой не всегда получается?
Егор устроился на заднем сиденье, обдумывал разговор с мужиками о Зое.
«Всюду я не прав! И с нею тоже. Невнимателен, груб, не могу правильно обходиться с женщиной. А как еще? Вон теща сколько лет со мной живет и не жалуется. Вот только деваться ей некуда, а то бы сбежала»,— подумалось человеку невеселое.
Соколов с Касьяновым обменивались взаимными шутками вперемешку с новостями. О Платонове они, казалось, забыли, чему Егор был несказанно рад.
Машина, охая на ухабах и выбоинах, въехала в город уже по сумеркам.
Первым из нее вышел Егор. Он выгрузил из багажника все грибы, которые набрал сам.
— Так я тебя утром жду на работе,— услышал голос Александра Ивановича.
Коротко ему ответил:
— Конечно, приеду.
Мария Тарасовна, увидев гору грибов, всплеснула руками от радости.
— Сынок, спасибо! Вот это подарок! Нынче все переберу, почищу, отварю, а завтра закатаю в банки. На Новый год свои грибочки на стол поставлю! — улыбалась женщина и, вспомнив, предложила: — Егор, примерь свитер. Связала тебе. Понравится ли только? — тревожилась теща.
Платонов не стал упрямиться. Свитер и вправду был хорош. Легкий, теплый, он словно обнял человека со всех сторон.
— Хорош! Чудо! Спасибо, мам,— подошел к Марии Тарасовне, поцеловал в щеку.
— Уж очень старалась. Теперь самое время его носить. Не будешь мерзнуть на работе,— разглядывала свитер на Егоре придирчиво, а потом сказала:
— Знаешь, вчера мне долго не спалось. Сама не знаю, что мешало? И вдруг в одиннадцатом часу телефон зазвонил. Я думала, что это ты про меня вспомнил. Но в трубке — молчание. Я долго алокала, да никто не отозвался. Глухо, будто в заднице у покойника. Тамарка звонить не будет, пока не получит ответ Оля. Оно и срочности такой нет. Из своих городских вряд ли кто решился бы в такое время беспокоить. Но звонили тебе, когда ты у женщины был. Сразу, когда вернулся, я запамятовала тебе сказать. Оно, вроде мелочь, но кто-то хотел поговорить по срочному делу, раз в такое время звонить насмелился. Из своих только Соколов вот так может. Этот средь ночи поднимет. Ему море по колено, коль сам не спит, весь город должен на ушах скакать.
— Мам, а может, тебе послышалось? Если б Соколов или Касьянов звонили, они сегодня сказали бы. Кроме них, некому. Хотя ошибиться могли, такое, сама знаешь. Бывало не раз,— не придал значения услышанному.
— Нет, сынок, сердцем чую, не ошибка это. Кто-то тебя искал. Не знаю, что за человек, только на душе тревожно сделалось, ровно кошка нагадила в самое нутро,— помогла снять свитер.
Егор долго перебирал в памяти всех знакомых, но никто из них никогда не звонил ему домой. Даже не знали и номера домашнего телефона. Ложась спать, он успокоил сам себя тем, что Марии Тарасовне звонок примерещился, либо оказался случайным, ошибочным.