Топ-модель

– Его Бог наказал, детка, - заключила бабушка и, вероятно, была права, однако я уже переступила границу и вернуться вновь в мир, окрашенный в наивные пудро-розовые тона, не могла, да и не хотела.

Конечно, мне было жаль уезжать из родного городка, но понимала, что здесь моя мечта зачахнет, как клумбы без ежедневного полива.

В лучшем случае меня ожидала учеба в Сочинском университете, мелкие радости жизни в студенческом общежитии, первая ночь близости с каким-нибудь бестолковым однокурсником, который будет бояться меня больше, чем я его, потом поспешная молодежная свадьба, поскольку на свет Божий будет рваться случайный крепенький малют, после - тяжелые роды, когда тебя будут резать, как арбуз, и, наконец, возвращение в дом родной - возвращение с капризным сыном или дочерью, но без знаний и молодого мужа, сбежавшего от семейных забот. Возвращение в мирок, где все мило, тихо и затхло, где тебя любят и обожают, однако на этом ты можешь ставить на своей судьбе крест.

Крест, сработанный из свинца безнадежья и ржавчины разочарований.

Жить и нести на себе этот крест? Жить и знать, что жизнь не удалась? Жить, обманывая себя тем, что живешь ради ребенка? Зачем? И этот простой вопрос разбивает вдребезги все правильные умозаключения о жертвенности и женской мужественности.

Быть может, я слишком молода и слишком люблю себя? Или я не готова поступаться своей судьбой ради кого-то? Ради кого? Кто будет любить меня больше, чем я сама? Не так ли?

Да, закон природы требует, скажем, взаимоотношений с теми, кто называет себя сильным полом. От этого не уйти. Однако почему женщины добровольно идут на вторые роли? Мужчины - это большие дети, как утверждала моя бабушка. Большие дети, для которых мы есть игрушки?

Я - игрушка?

Вопрос риторический. И поэтому решение "семьи" ехать в столицу приняла с радостью. Да, предчувствовала, что белокаменная попытается перемолоть меня и мою судьбу для своих народнохозяйственных нужд. Допускала, что будут слезы, но известно, Москва - слезам не верит. И поэтому никаких пустых сердечных порывов, никаких надежд на сопливое счастье, никакой веры в благородные порывы тех, кто попытается облапать, прошу прощения, не только мое тело, но и душу.

И вот - Москва, и первая наша встреча с этим огромным мегополисом, и первый мой испуг от него. Кажется, я переоценила свои силы?

К счастью, меня встречал мамин старший брат Олег Павлович. Мама провела с ним несколько телефонных бесед, после которых он, видно, был готов встретить кого угодно. Увидев меня, обрадовался: ба! почти взрослый человечек.

– Ну, Вика напугала, - признался, продираясь со мной и моим чемоданом сквозь вокзальную толпу.
– Я думал: малютка!.. А ты, как наша Женька! Вперед-вперед, Мария! У нас нужно иметь крепкие локти!..

Вырвавшись на автостоянку, сели в старенькую импортную машину "Вольво" и покатили по городу. И, глядя на проспекты, забитые транспортом, на грузные большие дома, на прохожих, бестолково снующих под ними, ощутила себя слабой и беспомощной перед грозной и непонятной пока силой.

– Ничего, Маша, привыкнешь, - понял мое состояние Олег Павлович и принялся рассказывать, как он покорял столицу, прибыв в неё в свои двадцать один после службы в ВМФ. Я слушала вполуха: чужая жизнь меня меньше всего волновала.
– Главное, поставить цель перед собой - и вперед!
– Утверждал родной дядя совсем не похожий на маму - был грузен, добродушен, весел и принимал жизнь такой, какая она была.
– А я тебя помню, Мария, - вспоминал.
– Тебе года три тогда накрутило, когда я приезжал к вам на море, а потом сам закрутился та-а-ак, что не продохнуть. Хочешь жить - умей вертеться. Все в твоих руках, Маша! Пока будешь пробиваться в Высокую моду, мы тебя устроим в МГУ, на журфак. У меня так друзья. Хочешь быть журналисткой?

– Нет, - передернула плечом.

– Можно и учиться, и трудиться, - назидательно говорил дядя, выполняя, очевидно, установку младшей сестры, то есть моей мамы.

Провожая меня, та наставляла, чтобы я не сидела на шеи у семьи брата, а пыталась поступить в какой-нибудь институт, чтобы жить в общежитии и содержать себя на стипендию.

– Хорошо, мама, - смиренно отвечала я, зная, что спорить с ней нет никакого смысла.

Мама жила иллюзиями, уверенная, что на студенческую стипендию можно прожить безбедно, месяц жуя бананы и кокосы.

– Мы тебе будем помогать, - предупредила все-таки.
– В границах наших возможностей.

– А границы наших возможностей, - выступил папа, - будут безграничны, как море.

– Витя, - строго взглянула мама на отца.
– Будь сдержан в своих чувствах. Сам видишь, что случается, когда человек плохо контролирует свои эмоции.

Мама была уверена, что ЧП в баре "Факел" произошло только потому, что я повела себя неправильно. Во-первых, пошла с незнакомцем пить шампанское, во-вторых, плеснула игристый напиток тому в лицо, в-третьих, провела боевой прием...

– И правильно сделала, - кипятился отец.
– Я его вообще убил бы, козла!

– А расплачиваемся мы все, - на это ответила мама.
– И попрошу не выражаться в моем присутствии.

Такая была она, моя мама и младшая сестра Олега Павловича. Строгая, правильная и при этом простодушная, как ребенок. Все-таки за отцом она была, как за каменной стеной, и это накладывало свой отпечаток и на её характер, и на её общее миропонимание. Отец приспособился к ней, как бывалый моряк к непостоянству моря, и вел свою дипломатическую политику. Например, уже прощаясь в вагоне, успел передать мне конверт, сказав, что "это" есть мои подъемные: тысяча долларов.

– Спасибо, па, - сказала я.
– Буду пай-девочкой.

– Будь собой, - не без пафоса посоветовал отец.

"Быть собой" - хорошее пожелание, что там говорить. И я буду собой - в этом у меня нет никаких сомнений. Как учит тэквондо: побеждает не тот, кто силен телом, а тот, кто силен духом. Такая вот банальная истина, о которой многие забывают, наращивая мускулатуру с помощью анаболиков. Глупцы! Декоративные бицепсы на бездуховном скелете, подобны высыхающему дереву с мертвой листвой.

"Быть собой"? Наверное, это трудно в мире, где все продается и покупается. Где каждый человек, как и вещь, имеет свою цену. Я тоже имею цену. Только вот какую?

Однажды мама в целях педагогических заставила меня работать секретаршей в коммерческой компании по продаже рыбы.

Было лето, и мама не хотела, чтобы я била три месяца баклуши. Ты взрослая девочка и должна знать, как зарабатывается трудовая копейка. И устроила меня, повторю, в компанию по продаже рыбы "ЛГ Фишер Груп". Глава компании господин Фишер Роберт Робертович ходил в маминых приятелях и с радостью взял меня на временную работенку.

– Мария, я очень рад, - галантно целовал мою руку, - что вы будете трудиться под моим руководством, - и кроил многозначительные смешные мордочки.
– Виктория Павловна, - обращался к моей маме, - не волнуйтесь. Маша будет под нашей защитой, как рыбка под зонтиком.

– Вы с ней построже, Роберт Робертович, - требовала мама, - построже.

– Непременно-с!
– рафинадился вовсю директор компании.

Было ему, жилистому и крепкому, лет сорок; по утрам он любил бегать по берегу моря. Но все равно казался мне старым осетром. Это впечатление усиливалось ещё оттого, что при ходьбе Роберт Робертович чуть горбился, жевал мысли мокрыми губами и смотрел часто на меня задумчивым взглядом.