Торлон. Война разгорается. Трилогия

На той встрече, правда, была высказана мысль, что на самом деле причиной перемен мог послужить не сам чужеземец, а вновь обретенные доспехи Дули, которые отныне хранились в недрах Меген’тора, центральной башни замка.

Теперь Ахим слушал собравшихся и думал о доспехах. Он не мог попять, какая именно, но какая-то мысль не давала ему покоя. Когда Бром заговорил о необходимости отправить к шеважа посла, его словно осенило. Доспехи! Вот что должно стать залогом успешных переговоров. Помнится, Гел как-то рассказывал, что в Лесу тоже ходят из уст в уста сказки о великих воинах, которыми были их предки. Наверняка под другими именами, но они не могут не знать тех же героев, что и вабоны. Доспехи — самое древнее, что сохранилось с той поры, если не считать замка. Замок даже при желании никуда не перенесешь, а доспехи другое дело. Ими можно поделиться, и шеважа обязательно поймут и оценят этот дар, этот жест доброй воли.

Когда он заговорил, наступила тишина. Его слушали внимательно, не перебивая, но, когда он закончил, начался ожесточенный спор, каких эта изба еще не видывала. Мнения разделились на два противоположных. Одни считали, что Ахим придумал замечательный выкуп, другие — что подобного нельзя допустить, потому что это ляжет на вабонов несмываемым пятном позора. Сложность ситуации заключалась в том, что по традиции предков, которой придерживались сидевшие за столом, принятие любого решения, а тем более столь важного, не могло зависеть от простого голосования. Большинство далеко не всегда оказывается правым. Поэтому за предложение либо должны высказаться все, либо оно не пройдет.

Ротрам и Бром оказались на стороне Ахима. Это выяснилось уже под конец, поскольку в самый жаркий спор они не вступали, предпочитая отмалчиваться. Когда спорящие заметно выдохлись, слово взял Ротрам и сказал примерно следующее:

— Подумайте, много ли нам всем проку с того, что были найдены эти доспехи? Мы прикидываем, сколько произошло с тех пор изменений, однако мы вовсе не уверены в том, что эти изменения связаны с находкой, а не произошли бы в любом случае. Например, просто потому, что среди нас сидит человек, который к этому времени достиг поразительного просветления и развил в себе невиданные доселе возможности. — Он кивнул на Ахима. — Сейчас мы говорим о том, чтобы эти доспехи сослужили нашему народу, нашим трем народам, если хотите, действительную службу. Разве каждый из вас не готов отдать жизнь за нашу цель, если будет наверняка знать, что эта жертва принесет долгожданную победу? Разве не к этому мы все готовимся? Разве не об этом говорили всякий раз, встречаясь здесь?

Он замолчал, предлагая каждому ответить на поставленные вопросы перед своей совестью. Ахим удивился, как мало требуется слов, чтобы повлиять на собеседника, если эти слова простые и идут из самого сердца. Ротрам выглядел подавленным и опустошенным. Теперь он мог только ждать.

И тут снова заговорил Бром. Он начал издалека, совсем не с того, с чего полагалось, рассказал, как служил брегоном, как однажды под его начало поставили молодого паренька, правда, из благородной семьи, и как он сделался его наставником, а потом этот паренек, которого звали Демвер, перерос его во всех отношениях и стал тем Демвером Железным, который держит в руках целое войско могучих воинов, и они слушаются его беспрекословно.

— Если бы я не угодил в капкан, расставленный дика… лесными жителями, и не лишился бы ноги, еще неизвестно, разговаривал бы я сейчас тут с вами или купался в роскоши наших тогдашних славных побед. Но я точно знаю, что, если бы не Демвер, нашей встречи точно бы не произошло, потому что я бы сейчас либо лежал в земле, всеми забытый и покинутый, либо доживал свои дни в нищете где-нибудь на самой дальней окраине Вайла’туна, как многие из тех, кто лишился здоровья и кому замок отплатил черной неблагодарностью. — Бром обвел затуманенным взглядом присутствующих и резко закончил: — Дайте мне поговорить с Демвером. Пусть он примет окончательное решение. В любом случае, если не он, то кто сможет проникнуть в Меген’тор и завладеть доспехами, даже если сейчас мы с вами тут решим, что это именно то, что нужно? У него же никаких сложностей не будет. Пока его не хватятся.

— А как ты видишь его в роли посла? — спросила Т’амана. — Ему ведь в прямом смысле слова придется находить с шеважа общий язык.

— Многие из вас помнят, а некоторые лично знали главного проповедника Культа героев Вордена, которого убили наши враги. — Бром сделал паузу, отдавая дань покойному. — Ворден был другом отца Демвера. Он с детства учил мальчика кенсаю, как потом учил его сына, Гийса. Об этом не принято было говорить громко, однако все прекрасно понимали, что дело это нужное, поскольку понимание языка врагов дает тебе ощутимое преимущество. Я его никогда не изучал, поэтому не могу судить достоверно, но предполагаю, зная старика Вордена, что у Демвера не возникнет с этим сложностей.

После его выступления спор как-то сам собой иссяк. Бром взял разговор со своим грозным подопечным на себя. Договорились так, что он будет держать в курсе происходящего Ахима, а тот, если все пойдет по плану, должен будет предупредить Гела о предстоящей встрече.

Что Бром сказал Демверу, Ахим так и не узнал. Вероятно, нечто такое, что заставило грозного военачальника действовать, и действовать быстрее, чем они предполагали. В итоге Ахим не успел получить весточку от Брома и как следует подготовить Гела. Пришедший от него рыжий гонец лишь сообщил, что кто-то из вабонов напросился на встречу с вождями кланов и что встреча эта должна произойти сегодня. Сопоставив эти сведения с услышанными от гонца из замка насчет исчезновения Демвера, Ахим пришел к выводу, что план Брома чудесным образом сработал. Другое дело, что сработал он помимо Ахима, а потому все запросто может пойти вкривь и вкось, но об этом сейчас лучше было не думать.

До его чуткого слуха донесся шум на мосту через канал. Подхватив на всякий случай арбалет, Ахим приоткрыл входную дверь и выглянул наружу. Через мост по деревянным бревнам перекатывалась просторная повозка с высоким навесом, запряженная двойкой одномастных лошадей. Их спины покрывали одинаковые попоны синего цвета с красными и зелеными косыми полосками. В те же три цвета была покрашена и сама повозка, в которой сейчас должен был трястись ее хозяин, богатейший из торговцев и нынешний ближайший партнер Томлина Скирлох, о приезде которого намекал конюх Рикер.

Миновав мост, повозка перестала шуметь и покатила плавно. Как ни странно, за ней не скакало ни одного вооруженного всадника. Всю охрану составляли трое воинов, один из которых сидел на козлах и управлял упряжкой, а двое других раскачивались но бокам от него, придерживая на поясах длинные мечи. Хотя нет, был еще и четвертый, который стал виден, когда повозка проехала мимо сторожки: он выглядывал из-за приподнятого полога навеса, а позади него Ахим угадал контуры двух фигур — толстого отца и неказистой дочери. Интересно, зачем они пожаловали? Может, действительно на смотрины? Скирлох, разумеется, спит и видит, чтобы его Анора вышла за полоумного Кадмона. Только кому еще это надо? Томлин бы, вероятно, в конце концов согласился, но у Кадмона есть мать, а той едва ли захочется, чтобы ее сын делал свой выбор так поспешно, когда впереди у него, как ей кажется, большое будущее. Говорят, она близка с писарем Скелли, частенько с ним шепчется, а уж тот наверняка мог ей пообещать что-нибудь эдакое. Высокие назначения — это как раз в его власти. «Отыщет» какую-нибудь рукопись, в которой сказано, что Кадмон — потомок Руари, коня Дули, и поди опровергни его!

Когда повозка скрылась во дворе поместья, Ахим обратил внимание на то, что стало смеркаться. Сегодняшний день прошел почти незаметно. Предстоит долгая ночь. И хотя Ахим точно знал, что, кроме как от него самого и от его единомышленников, Томлину ничего не угрожает, он должен был внешне сохранять вид исполнительности и бдительности.

Он покинул сторожку и отправился на обход своих владений, то есть узкой рощицы, протянувшейся вдоль канала. Как-то в разговоре с Томлином он сам упомянул, что можно было бы на всякий случай возвести здесь надежный частокол, однако тот и слушать не хотел о том, чтобы что-то менять. Как можно вырубить такие замечательные деревья? Тем хуже для него. Разумеется, никакой частокол его не спасет, если за дело возьмется Ахим, но так была бы хоть видимость надежности и неприступности.

Вскоре он дошел до второй сторожки, свет в которой был предусмотрительно погашен. Здесь дежурил бдительный товарищ Ахима по оружию, молодой, но дико ответственный и дотошный бывший свер Дамзей. Вот кто, единственный, мог бы при желании помешать планам Ахима, но он был слишком поглощен своей службой, а потому мало отдавал себе отчета в том, что творится вокруг. Да и Ахима он достаточно уважал, чтобы хоть в чем-то заподозрить. Еще на заре их дружбы он вызвал старика на состязание, предложив на спор пробраться у него под самым носом через рощу так, чтобы тот ничего не заметил. К своей вящей радости, Дамзей сумел беспрепятственно прокрасться от канала и подойти к сторожке Ахима уже со стороны поместья. Ахим похвалил юношу, но потом взял за руку и повел его обратным путем, то и дело наклоняясь и выдергивая из земли свои короткие стрелы от арбалета. Дамзей все понял и страшно расстроился: Ахим видел каждый его шаг и отмечал расчетливым выстрелом. Потом они поменялись местами и Ахим наглядно продемонстрировал, на что годится со своим опытом охотника. Он не только пробрался к сторожке молодого друга так, что под его ногой не треснул ни один сучок, но умудрился залезть через окно внутрь, отвлечь Дамзея посторонним звуком на улице и в шутку напасть на него сзади. Честный бедняга настолько упал духом и распереживался, что хотел было сразу пойти к распорядителю поместья и сложить с себя полномочия сторожа. Ахим его отговорил, предложив дать несколько ценных уроков. Учеником Дамзей оказался неплохим, правда, он так до конца и не понял, что Ахим учил его больше скрываться и сохранять незаметность, нежели подмечать перемещения за деревьями предполагаемых врагов. Делать из Дамзея мастера своего дела ему было ни к чему.