Торпеда для фюрера

— Штаб береговой обороны, — присоединившись к нему, уточнил Антон Каверзев. — Офицер в зелёном сукне, а знаки различия флотского капитан-лейтенанта.

— Тю… — протянул с южногубернской многозначностью Малахов. — дотов мы не видали, — и пошарил на стриженом затылке, должно быть, в поисках ленточек бескозырки, которые следовало бы сейчас закусить, чтоб не слетела флотская гордость.

Но «гордость» сейчас была глубоко спрятана на дне вещмешка, в лесу, на попечительстве Вовки и других партизанских «сынов отряда».

— Что голый, честное слово, — вздохнул Малахов. — Где там твой офицер?

…Капитан-лейтенант береговой охраны, если и не подскакивал на месте от нетерпения и любопытства, то только из уважения к новеньким погонам. Не витые, конечно, как скажем, у корветтен-капитана, но всё-таки и не как у фендрика [67] , с серебряным шитьём окантовки.

«Что же там происходит? — тянул цыплячью шею вчерашний фендрик. — От “фрегата” [68] мало чего добьёшься, отмахивается, как будто перед ним всё ещё курсант, а не боевой офицер; по привычке, конечно. А сам даром что надулся как индюк — видно же, понятия не имеет, ждёт, когда позвонят».

67

Фейндрих, если точно, — курсант военного учебного заведения последних курсов уже на действительной службе.

68

Фрегаттен-капитан, в сухопутной аналогии (не совпадающей с аналогичным сугубо флотским званием) — майор, подполковник.

Весьма болезненный щелчок по затылку — точно в карты опять проиграл, на задней парте кадетской школы, — вышиб из головы новоиспечённого капитан-лейтенанта шаловливые мысли. С недоумением оглянувшись, он увидел на бруствере траншеи базарно-хитрую физиономию. Грязную, с мыском стриженых волос на лбу, как у пополнения последнего времени, когда общие признаки новобранцев никак не сочетались с опытом и наружностью матёрых мужчин.

— Ты кто? — чуть было не спросил юный офицер, но уже и сам догадался. Так что внутренности оборвались куда-то во франтовато узкие, чищенные до антрацитового блеска, сапоги.

Поэтому, когда физиономия спросила его на уже знакомом, но ещё незнакомом русском языке: — Ты что ли, тут оккупантом будешь? — Вчерашний фендрик набрал воздух в лёгкие, чтобы крикнуть «Allarm», но вдруг с ужасом понял: не стоит.

Русских в окопе было полно. Об этом красноречиво говорил часовой, только что стоявший за плечом с ненавязчивостью истукана. Теперь он беззвучно орал во всю пасть из-под съехавшей на нос каски, при этом как-то противоестественно вывернув челюсть за правый погон. Другой его солдат, что-то чинивший на корточках из своей амуниции, теперь вытянулся на дне окопа во весь рост, продолжая, вроде как, нашаривать маузер на дощатой стене. И русские всё лезли и лезли… Пока в шее капитан-лейтенанта что-то не хрустнуло, точно выключатель, потушивший в глазах свет.

Почти на уровне моря

Граната, прозвенев по рваному, едва ли не дореволюционному асфальту, хлопнула прямо под коляской мотоцикла, оторвав её от чёрного муравьиного тельца «BMW» и ещё выше подбросив пулемётчика с растопыренными руками, — будто всё ещё надеялся он ухватиться за куцый приклад «MG». С лихостью будёновской тачанки кузов «мерседес-бенца» пронёс в буром кирпичном ущелье Войткевича, который привалился задом к покатой крыше кабины и поливал из пулемёта преследователей.

Вот они в очередной раз сгинули в одном из закоулков производственной зоны. Дураков нет, — скоро снова появятся, пытаясь перехватить мятежный «мерседес» в следующем проулке, а пока…

Яков наспех вытер мокрое лицо рукавом с унтерской нашивкой:

— Ну вот, даже убьют впопыхах, без всяких речей и рыданий.

Вскарабкавшись по скошенному пандусу на длинную эстакаду вдоль какого-то пакгауза, загоняя его обитателей в дощатые ворота и сгоняя во двор, точно переполошенных кур, грузовик не столько пронёсся, сколько проковылял, будто инвалид, опаздывающий в керосиновую лавку. Веером разлетелись какие-то ящики с легионерскими орлами, гулко зазвенел целый строй чёрных баллонов со сжатым воздухом. И наконец, грохнувшись с эстакады так, что хрустнули полуоси ведущих колес, не привычный к этаким встряскам и гонкам трехтонный тягач окончательно выдохся. Даже бензобак, сорванный с лонжерона, опасно искря, заскрежетал вперёд машины по булыжникам грузового двора.

Войткевич — то ли выбросило его из кузова, то ли сам выскочил, — оказался рядом с кабиной и рванул на себя дверцу с изрешеченным мешком.

— Ты как?!

Новик не сразу оторвал лоб с налипшими чёрными прядками от кулаков, стиснувших руль.

— Бывало и лучше, — оттолкнулся он ладонями от руля. — Всё, совсем чуток не доехали.

— Не пугайте меня, Саша, — облегчённо перевел дух Яков. — Было так весело, а вы «всё»? Всё только начинается. — И медленно обернулся.

Вынырнув из-за стены пакгауза и грузно осев на гусеницы задних пар, посреди площадки замер знакомый бронетранспортер в земноводном ржаво-зелёном камуфляже. Скрежетнул отброшенный щиток и раструб дульного тормоза крупнокалиберного пулемёта поспешно развернулся в сторону друзей, словно на фотографии «В минуту затишья» замерших: один — в пустом оконце кабины, другой — поставив ногу на высокую подножку и с пулемётом наперевес. Хоть перевеса никакого это и не давало. Лента из-под затворной крышки вилась на землю безжизненной сколопендрой, жёлтых «лапок» патронов в ней не было. Да и не успел бы Яков даже вскинуть его для стрельбы.

На рыжий мощеный пятачок один за другим вкатили ещё три уцелевших «BMW», не сводивших с лейтенантов чёрные зрачки пулемётов и автоматов.

— Саша, у вас там гранаты не найдётся? — через плечо поинтересовался Яков. — А то я что-то не в настроении признаваться.

— В чём? — усталым, севшим голосом спросил Новик, будто сейчас это имело какое-то значение.

— Ну что не я «изделие»… — Войткевич коротко присвистнул. — Высадил.

— Что-нибудь соврёшь, долго ли тебе, — откинулся на спинку сиденья Саша. — А гранаты нет, извини. Пристрелить могу, если устроит.

Не поднимая пистолет, он медленно оттянул между колен затвор парабеллума и также, без лязга, повёл его шишечки назад.

— Только не через дверцу, а то ранишь, — также медленно пробормотал Яков. — А мне никак не хочется корчить рожи, когда со мной такие люди станут о деле говорить.

— Это ж какие?.. — повернул голову Новик.

Половина дверцы на бронетранспортере косо откинулась и из утробного его сумрака появилась рука в чёрной перчатке, замершей неживым балетным жестом.

Рука поманила Войткевича…

Та же база, на двести семьдесят метров выше

— Ты ж у нас корректировщик, Антон? Вызывай фронтовую авиацию, — подмигнул Арсений старшему сержанту Каверзеву, сам понимая, что даже в качестве шутки совет его не ахти.

Но ведь, собираясь к орудию на скале, Везунок тоже сказал, вроде как на полном серьёзе, артиллеристскому корректировщику:

— Ты разберись с этой бандурой, Антон, чем чёрт не шутит.