Тощий Мемед
Шрифт:
Из-за перегородки вышли сын старика, невестка и дочь. Мальчик посмотрел на них радостно и дружелюбно.
— Скажи же нашему гостю «добро пожаловать», — обратился старик к сыну.
— Добро пожаловать, братец, как поживаешь? — серьезно спросил сын.
— Благодарю, хорошо, — в тон ему ответил Мемед.
— Добро пожаловать, — приветствовали гостя дочь и невестка.
Тем временем дрова в очаге прогорели, ярко пламенели угли. Мальчик, засунув руки за пазуху, съежился. Старик сел возле него. Яркий свет очага отбрасывал странные тени. Глядя на эти тени, старик, казалось, догадывался,
Вдруг, будто опомнившись, старик выпрямился и спросил:
— Сынок, а как твое имя? Ты нам не сказал.
— Меня зовут Тощий Мемед…
И тут же, как будто раскаявшись в своих словах, мальчик прикусил нижнюю губу и стыдливо наклонил голову. Он забыл, что, когда шел по дороге, хотел назваться Черным Мыстыком. «Пусть! — подумал он. — Что такое Черный Мыстык, когда у меня есть настоящее, свое имя? К чему мне скрывать его? Кто меня увидит здесь, в этой деревне?»
— Накрывайте к ужину, — сказал старик невестке.
Расставили миски. Вся семья и Тощий Мемед сели за стол. Во время еды никто не проронил ни слова. После ужина в очаг подбросили еще охапку дров. Старик принес большое полено и положил его в самую середину. Языки пламени охватили его со всех сторон. Старику это доставляло огромное удовольствие. Старуха нагнулась и тихо шепнула ему:
— Сулейман, где постелить мальчику?
Тот улыбнулся своей приятной улыбкой и сказал:
— В кормушке большого коня… А где же еще? Нес нами же вместе… Кто знает, откуда пришел наш дорогой гость.
Старик повернулся к Мемеду. Мальчика разморило от тепла, он дремал.
— Спать хочется? — спросил, улыбаясь, старик,
Мемед вздрогнул:
— Нет, совсем не хочется…
Сулейман заглянул мальчику в глаза и сказал:
— Послушай, Тощий Мемед, ты не говоришь нам, откуда идешь и куда.
Тощий Мемед протер сонные глаза и сказал:
— Я иду из деревни Деирменолук в ту деревню.
— Деирменолук мы знаем, а что такое «та деревня»? — спросил Сулейман.
— Деревня Дурсуна, — нимало не смутившись, пояснил Мемед.
— Какого Дурсуна? — допытывался Сулейман.
— Ты знаешь Абди-агу… — проговорил мальчик и замолчал. Глаза его были устремлены в одну точку.
— Ну, и что дальше? — протянул Сулейман.
— Это наш ага. Дурсун — его батрак. Он пашет. Он пашет землю Абди-аги. Тот самый Дурсун.
Глаза его заблестели. На минуту остановившись, Мемед продолжал:
— Недавно он поймал соколенка… Теперь, дядя, вспоминаешь, кто?
— Да, вспомнил. Ну и что?
— Вот в его деревню я и иду. Дурсун мне сказал: «У нас в деревне детей не бьют. Их не заставляют пахать. Колючки не растут на наших полях». Вот я и иду туда.
— Но как же называется эта деревня? Разве Дурсун тебе не сказал?
Мемед замолк. Засунув палец в рот, он долго думал. Потом проговорил:
— Дурсун мне не сказал.
— Странно.
— Да-а-а, странно, — повторил Мемед. — Мы с Дурсуном вместе пахали.
Он сел на камень и говорит: «Ах, если бы ты побывал в нашей деревне! Камней на полях нет, они глубоко в земле. Там и море, и сосновый бор. Человек по морю может попасть куда захочет». Дурсун удрал оттуда. Он мне сказал, чтобы я никому не говорил, что он оттуда удрал. Я даже матери не сказал об этом.Наклонившись к Сулейману, Мемед шепнул:
— Ты тоже никому не говори, ладно, дядя?
— Не бойся, не скажу.
Невестка поднялась и вышла. Вскоре она вернулась с полным мешком за спиною. Женщина поставила мешок посреди комнаты, развязала. На пол вывалились хлопковые коробочки. Она принялась очищать их. Хлопок был белый-белый, как облачко. Дом наполнился резким запахом сырого хлопка.
— Ну-ка, Тощий Мемед, принимайся за дело, — весело сказал Сулейман. — Покажи-ка себя!
Мальчик положил перед собою кучку коробочек.
— Очищать хлопок — разве это дело?
Привычные к такой работе руки мальчика быстро замелькали.
— Тощий Мемед, как ты найдешь ту деревню? — спросил сын старика.
Мемед, по-видимому недовольный этими расспросами, вздохнул и нехотя ответил:
— Буду искать. Деревня на берегу моря. Буду искать.
— Отсюда до моря пятнадцать дней пути, — сказал сын старика.
— Буду искать. Умру, а в Деирменолук не вернусь. Ни за что. Вот и все.
— Что с тобой стряслось? А ну-ка рассказывай. Почему ты ушел из дому?
Руки Тощего Мемеда опустились.
— Погоди, дядя, я все тебе расскажу. Отец мой умер. Мать у меня, больше никого. Я пахал землю Абди-аги.
Глаза мальчика наполнились слезами, в горле защемило, но он сдержался.
— Два года пахал. Колючки совсем заели, кусаются, как собаки. Вот какое поле я пахал. Абди-ага каждый день избивал меня до полусмерти. Вчера утром опять избил. Не мог я больше терпеть и убежал. Я пойду в ту деревню. Абди-ага меня там не найдет. Буду у кого-нибудь пахать, пасти скот. А если они меня примут, стану им сыном.
Когда Мемед говорил «стану им сыном», он пристально посмотрел на Сулеймана. У Мемеда навернулись слезы на глазах. Еще одно слово, и он мог разрыдаться. Сулейман перестал его расспрашивать и сказал:
— Ладно, коли так, оставайся у меня.
Мальчик просиял. Радость волной залила его.
— Море отсюда очень далеко, Тощий Мемед. Не так-то легко будет найти ту деревню, — сказал сын старика.
Хлопок был весь очищен. Кругом кишели букашки, вывалившиеся из коробочек. Черные маленькие букашки…
Мемеду постелили у очага. Глаза его слипались. Он все чаще поглядывал на постель. Сулейман заметил это.
— Ложись, — сказал он, указав на постель.
Мемед ничего не ответил, лег и сразу свернулся калачиком, прижав колени к груди. Все тело ломило, словно его избили.
— Я стану его сыном. Обязательно стану! Пусть мать ищет меня. Пусть ищет Абди-ага. Пусть ищут. Пусть ищут до светопреставления. Не вернусь… — бормотал Мемед.
За два часа до восхода солнца он проснулся и вскочил с постели. Он всегда вставал в это время, уходил в поле. Полусонный, Мемед вышел во двор и вспомнил вчерашний вечер и белобородого Сулеймана.