Тоскана для начинающих

– Не беспокойся, мам. – Кайл улыбается теплой улыбкой. – Все, что ты задумала сделать, обязательно сделаешь. Так было всегда.

– Но это так сильно отличается от Уолл-стрит, – заключает она. – Ты знаешь, там это было более… – она делает паузу; в это время от Белиндиного стола доносится взрыв веселого смеха, – там это было больше похоже на собачью грызню. – Она поднимает руку со стаканом воды. – Как бы то ни было, выпьем, – говорит она. – За новые победы.

– За новые победы. – Кайл улыбается, показывая зубы. – Тебе правда не стоит беспокоиться, мам. Не помню ни одного случая, когда бы ты не справилась. Даже после смерти отца.

– Да, но, – говорит она, поднимая брови, – это было более десяти лет назад. – Она улыбается. – В любом случае я не могу допустить провала этого проекта. Я вложила в него большую часть своих сбережений и всю свою энергию.

– Верно, и всем рассказала, что собираешься справиться с ним! – смеется Кайл. – А это, насколько я знаю королеву по ее победам над врагами, – самая убедительная мотивация.

– Я уже совсем забыла, каким ты можешь быть занудой, – смеется Лорен и с гордостью смотрит на своего красивого сына.

– Яблочко от яблоньки, – отвечает Кайл, широко улыбаясь, и весело подмигивает.

– Ты обвиняешь меня в том, что я – зануда?

– Я бы не посмел! Ввязываться в драку с тобой? У меня на это не хватит сил. Но хочу напомнить тебе, что мы здесь, чтобы отпраздновать…

– Совершенно верно, – говорит Лорен, встряхивая светлыми волосами и снова поднимая бокал. – За наш успех.

– За наш успех, – повторяет он, тихонько чокаясь с ней.

– А теперь, – говорит Лорен, – как ты думаешь: стоит ли нам закрасить эти три бессмысленные фрески, если их можно так назвать? Мне просто невыносима мысль о том, что к нам заявится эта несчастная комиссия по искусству, Bell'Arti, занесет наш дом в список охраняемых государством и заставит оставить все, как есть.

***

За другим столом Барбара проглотила смешинку. Она определенно выпила слишком много и начала заигрывать с Хоуардом. Впрочем, когда Барбара пьяна, она всегда заигрывает с Хоуардом. И Дерек, в общем, не возражает. У них с Барбарой удивительно крепкий союз. Такие редко встречаются: она очень плохо ведет себя на людях, а Дереку это нравится. Он сидит и улыбается, руки на поясе, потому что знает, что в глубине своего существа Барбара – это всего лишь болтающий без устали рот да слишком узкие брюки. Спустя двадцать пять лет, прожитых в браке, ему забавно наблюдать, как она играет в прежние игры. А игры всегда одни и те же.

Прежде всего она теряет контроль над своими грудями: нет, не в смысле стриптиза, а просто перестает осознавать их величину и норовит оставить лежащими на столе; при этом они вываливаются из выреза майки. Потом она переходит к осязательно-ощущенческой стадии осьминога – в это время она переключается на Хоуарда, единственного доступного гетеросексуального самца, не считая мужа. Наконец непосредственно перед тем, как выпасть из происходящего и почувствовать себя очень больной, она высвобождает свою внутреннюю Лайзу Миннелли.

Ведь у Барбары есть теория, согласно которой не только in vino Veritas 79 , но, кроме того, in vino проявляется истинная внутренняя сущность каждого человека. Барбаре Хьюитт не повезло: скрытая личность, живущая внутри ее, – это восходящая звезда Бродвея, которая танцует, поет и играет, переходя все границы.

К счастью, Барбара сейчас остается в хихикающей, весьма-много-рукораспускательной стадии, и «Кабаре» окружающим, кажется, не грозит. Но она не единственная из присутствующих находится в таком плачевном состоянии. Хоуард уже давно выпустил наружу своего внутреннего Толстого, Дерек – своего внутреннего строителя, а Белинда готова к тому, чтобы позволить своему внутреннему Микеланджело вырваться на свет. На самом деле единственный человек, чья внутренняя личность под контролем, – это Мэри. Она тихо сидит в лучах полуденного солнца; желтые блики танцуют на ее темных волосах, а она смотрит на золотисто-зеленую долину и пьет воду. Иногда Франко, сидящему за столом Бьянки, удается перехватить ее взгляд.

79

истина в вине (лат.).

День медленно тянется к вечеру, и компания за столиком эмигрантов начинает шумно покидать заведение. – Прошу всех к нам домой, – бормочет Дерек, слегка спотыкаясь на словах. – Мне бы очень хотелось услышать мнение Хоуарда о крыше.

– И мы могли бы спеть что-нибудь, – с надеждой говорит Барбара.

– По правде сказать, нам, пожалуй, пора возвращаться, – отвечает Мэри. – У нас там бельгийцы живут. Не так ли, мам?

Уже как будто готовая уйти, Белинда неожиданно берет свой стул, тащит его по каменному полу, – при этом она похожа на медленно движущегося краба, – и паркуется возле столика Лорен и Кайла.

– Привет, народ, – говорит она улыбаясь: лицо у нее круглое, розовое и блестящее, как пляжный мяч. – Надеюсь, вы не возражаете, если я к вам присоединюсь.

– Нет, – отвечает Лорен. – Пожалуйста, тащите свой стул сюда.

– Э-э… хорошо. – Белинда смущенно смотрит на свой стул. – Я уже притащила.

– А-а, ну, значит, притащили, – говорит Лорен.

– Как вообще дела? – спрашивает Белинда, потирая пухлые руки. Теперь, когда она присела за их столик, можно поспорить, что слишком быстро уходить она не собирается. – Меня очень впечатлило, что вам удалось заставить своих строителей работать в воскресенье. Это ведь католическая страна, и начать шевелиться в Господний день они обычно соглашаются только ради места в раю. – Белинда сдавленно смеется.

– Да, вы правы. Но, боюсь, моей заслуги тут нет. Этого эффекта добился мой архитектор.

– О Боже! – восклицает Белинда, шлепая себя по бедрам. – Вы наняли архитектора?

Мэри навострила уши. Понимая, что мать вот-вот начнет пространные разглагольствования, она подходит сзади и кладет руки на спинку ее стула, как бы невзначай. Кайл улыбается ей. Она чувствует, как краснеют Щеки, но ей удается выдавить из себя ответную улыбку.

– Да, – подтверждает Лорен. – Я нахожу, что все становится гораздо проще, если пользоваться услугами архитектора.

Не думаю, что он вам здесь понадобится, – продолжает Белинда, очень довольная собой. – Итальянцы столь художественны… ужасно, ужасно художественны. Им, правда, не нужно руководство или что-нибудь вроде того. Я хочу сказать, я поняла бы, если бы мы были в Англии. – Она смеется. – Или в Америке. Но здесь… искусство – в их душе. Оно в их крови, это их природа. Они им дышат. Они им живут! Я хочу сказать, ведь это страна Микеланджело!

– Я хорошо это знаю, – улыбается Лорен.

– Но если вам некуда девать деньги, – Белинда откидывается на спинку стула и склоняет голову набок, – полагаю, это ваше дело. Но возьмите моего плотника, моего каменщика и моего жестянщика – и они сумеют сделать эту работу так же хорошо. И не говорите мне, что я вас не предупреждала! – Она постукивает пальцем по крылу своего короткого, блестящего розового носа.

– Спасибо вам за заботу, – говорит Лорен, поднимаясь, чтобы уйти. – Пойдем, Кайл, – говорит она и забирает несколько евро с белого блюдца на столе. – Нам правда пора возвращаться.

– Конечно, мама, – Кайл бросает взгляд на Мэри. – Увидимся? – говорит он.

– Может быть, – отвечает Мэри.

– Но с другой стороны, – продолжает Белинда, – полагаю, с вами все по-другому.

– Простите ?-спрашивает Лорен, глядя на нее сверху вниз.

– С вами все должно быть по-другому, – повторяет Белинда, глядя снизу вверх.