Тот, кто стоит за плечом

– Лиль, твой день рождения скоро. Может, в театр сходим. Хочешь? – спросила мама.

Лиля помотала головой: она никуда не хотела идти с ними, она их по-прежнему ненавидела, только держала всю эту ненависть в кулаке, как учил Марат. Своему наставнику, любовнику и учителю звонила каждый день, бежала к телефону, как только за родителями закрывалась дверь и она оставалась дома одна. Плакала, рассказывала, как ей не хватает его. Марат утешал, говорил, что это ненадолго, что скоро все изменится. Издали он стал казаться Лильке самым лучшим человеком на земле, ее второй половинкой, с которой ее разлучают. Как в романах, которые когда-то она любила читать, как в старом кино.

На день рождения родители подарили ей серьги с бриллиантами. А Лиля, в свою очередь, сделала то, на что решалась уже несколько дней. Склонив голову, стараясь выглядеть как можно наивнее, она сказала:

– Я больше не могу так жить! Одна тоска! Я согласна вернуться в университет. Постараюсь как-то сдать эту сессию.

Она искоса посмотрела на родителей и с раздражением отметила, как заблестели от накатившихся слез глаза матери и как самодовольно ухмыльнулся отец – мол, вот, какой я хороший, сломал все-таки дочь.

Потом начались нотации от обоих. Через фразу говорилось «я так и знал» или «знала», «учись», «мы тебе только добра желаем» и все прочее. Лиля сидела на стуле опустив голову и ждала, когда этот дурдом закончится. Весь этот спектакль нужен ей только для одного – раскрыть эту домашнюю решетку на одно мгновение, всего лишь миг – ей хватит его для того, чтобы удрать к Марату, удрать навсегда. Она смотрела на своих родителей, и ей даже не было их жаль. «Сами виноваты, – думала Лиля. – Они сделали из меня служанку, заточили в тюрьму. Они не дают мне жить».

Родители поверили. Уже через два дня они ушли из дома, не заперев дочь. У нее все было готово. К своим драгоценностям она не забыла доложить и новые серьги с бриллиантами и сотовый телефон, который наконец вернулся к ней. Она хорошо знала дорогу до Кутузовского – в квартиру, где жил Марат. Он уже ее ждал.

Лилька до того была погружена в свои мысли, что не сразу услышала, как отворилась дверь. Она увидела его, когда он уже был в коридоре – стоял, опершись на арку, и смотрел на нее. Боже, в его глазах нет никакой любви! Она прочитала в его взгляде отвращение и даже раздражение. Когда он стал так к ней относиться?

– Ты что, до сих пор спишь? Чего пожрать приготовила?

– Я… я… ничего. Я не успела. – Лилька всхлипнула, понимая, что сейчас разразится гром. Так и вышло. Марат прошел в комнату прямо в обуви и, размахнувшись, ударил ее по лицу. Больно, оглушительно, так, что ее даже отклонило в сторону.

– Сука! Тварь! Ты что тут у меня, как растение живешь? На хрен ты мне такая нужна? Вставай, дрянь! И вали на кухню, пока я тебе не врезал еще…

Лилька плакала, растирая по лицу слезы.

– Марат, пожалуйста. Не надо…

Но это его совсем не разжалобило. Подойдя к ней поближе, он нагнулся так низко, что его острый нос едва не касался ее носа.

– Ты что, дура, меня не слышишь? Я тебе чего говорю – на кухню, тварь! Жрать готовь!

– Марат, Марат, – рыдала Лилька. – Дай мне сначала. Пожалуйста! Я не могу встать весь день без этого. Дай! Ты же обещал!

Он вытащил из кармана пакетик и швырнул на пол. Лилька как голодная одичавшая дворняга подобрала пакетик, высыпала содержимое на столик, стоявший в углу, вдохнула.

– Слышь, ты, коза хренова! Запомни, это твой последний бесплатный кайф! Я тебя предупреждал, помнишь?

– Угу, – ответила Лилька, даже не слушая его. Ей было так легко и беззаботно, все остальное – и даже Марат со своими проблемами – отошло в сторону. Зачем думать о плохом, когда так клево сейчас?! И как же все-таки здорово, что она с Маратом!

С травы на порошок она перешла быстро, буквально за несколько вечеров. С того момента, как сбежала из дома, она почувствовала себя другим человеком. Она на воле, она может глотать этой свободы столько, сколько пожелает. Она и жила, радуясь жизни. Правда, это продолжалось недолго. Все чаще Марат стал пропадать по вечерам, все реже брал ее с собой в клубы и кафе. Однажды Лиля осознала, что уже неделю не выходила из дома. Открытие это почему-то стало для нее настолько неожиданным, что она даже на мгновение прозрела и поняла, что в этом, скорее всего, виноваты наркотики. Как еще можно не заметить того, что в жизни, кроме домашних дел, ничего не осталось? Лилька еле дождалась, когда вернется с работы Марат.

– У тебя другая, да? – робко спросила она.

– Чего ты фигню мелешь? – Марат сразу стал каким-то раздраженным и нервным, и Лилька поняла, что попала в точку.

– У тебя другая, я это вижу. – Она сглотнула слезы. – Эти звонки по ночам, сообщения. И ты стал другой. Ты грубишь…

– То, что у меня происходит с другими людьми, тебя не касается. Будешь лезть куда не надо, совсем ничего от меня не получишь. Ясно?

Ее ярость мгновенно исчезла. Лильке стало страшно, больно и обидно – все одновременно.

– Ясно… Прости, Марат…

С того самого вечера все стало еще хуже. Он совсем перестал ее замечать – приходил поздно, не объясняя, где был и с кем. От него пахло женщиной, а глаза его горели так, как раньше, когда у них с Лилькой все только начиналось. Она замечала это и молчала, стараясь подавить обиду. Лиля чувствовала, что теперь она стала совсем другой, внутри ее поселилось два жалких существа. Одно из них – глубоко несчастная девушка Лилия, чувствующая себя покинутой, нелюбимой, ненужной и в то же время осознававшая себя жуткой стервой, потому что бросила дом и родителей, отгородилась от всего мира. Девушка, которую прямо на глазах предает любимый человек, но она не в силах ничего сделать, потому что зависит от него. Существо это рвалось из порочного круга, строило планы покончить с этой серой жизнью, вернуться в родной дом и все изменить. Другая же сущность Лили – прямая противоположность этой, довольная жизнью, любящая Марата и считающая, что ничего нет плохого на этом свете – эта Лиля просыпалась после очередной дозы и заставляла ту, первую, исчезать. Вторая Лиля медленно убивала первую.

8

Черный «Шевроле» во дворе вовсе не был случайным. Это Николай четко понял, когда вечером к нему подошли двое.

– Папаш, дай закурить! – сказал один, в то время как второй, размахнувшись, бил по голове монтировкой.

Спас Сазонова опять-таки инстинкт, а еще долгая практика. Николай видел не одного наркомана и давно уже научился узнавать их по глазам, по мельчайшим, ускользающим от нетренированного взгляда признакам. И сейчас, еще не до конца поняв, в чем дело, он отпрянул. Удар пришелся по касательной, но и этого хватило, чтобы он рухнул на землю.

– Слышь, Кабан, а это тот мужик или нет? – спросил, наклоняясь над ним, парень с монтировкой. – Вот кора, если мы не того замочили?..

– Или не замочили. Он дернулся как-то, как раз когда ты ударил, – добавил второй. – И это вариант похуже будет. Шеф с нас три шкуры спустит… Ща, погодь, фонарик достану – все и проверим.

Под этот неспешный деловой разговор Сазонов очнулся. Потом, если будет такая возможность, разберется со своими повреждениями. Сейчас главное – сгруппироваться, не дать подонкам убить себя, словно свинью. Главное – не выдать себя ни одним движением и…