Тот кто знает (Книга 1, 2)

– Андрюша, это жестоко, – простонала Наташа. – Они же ничего не умеют, они никогда ничего не делали.

– Это не жестоко, это правильно, – твердо сказал Ганелин. – Считай, что это хирургическая операция. Больно, страшно, но необходимо.

– Но Люся и Катя не проживут на одну пенсию и одну стипендию! Мы с тобой платили домработнице и давали ей деньги на продукты, а что теперь будет? На что они будут жить?

– Будешь давать им деньги, только и всего, – пожал плечами Андрей. – Но ходить в магазин они будут сами, и у плиты стоять, и у раковины тоже будут сами. И полы мыть, и стирать, и пылесосить. Я не понимаю, чего ты так боишься. Ты же делала это всю жизнь – и ничего, не сломалась, не развалилась. Так почему они не могут? Не умеют? Научатся. Не вижу никакой катастрофы.

Наташа и сама понимала, что Андрей прав, ну куда это годится – содержать домработницу для двух здоровых молодых студентов и одной пенсионерки, тоже вполне здоровой и совсем еще не старой, всего-то шестидесяти одного года. Может быть действительно пора прекратить заниматься этой благотворительностью? Одно дело деньги, и совсем другое – повседневная работа по дому. Деньги она будет давать по-прежнему, а все остальное пусть делают сами.

Ей трудно было примириться с новым положением вещей, ночью Наташа спала плохо, в мозгу всплывали нелепые картины: квартира на четвертом этаже постепенно покрывалась пылью, крупные лохмотья которой свободно летали по воздуху, на кухне день ото дня росла, превращаясь в Монблан, гора невымытой посуды, а оконные стекла чернели от грязи до тех пор, пока в комнатах не делалось абсолютно темно. Утром, готовя завтрак для Андрея, Алеши и себя, она все время думала о том, что будут есть сегодня утром Люся, Катя и Сашка. А вдруг у них ничего нет? Они ведь еще не приспособились к тому, что нужно обо всем заботиться самим, наверное, даже в магазин вчера не сходили, по привычке полагая, что домработница все купит и все приготовит.

Она уже проводила Андрея на работу и сына в институт и одевалась, чтобы ехать на съемку, когда позвонила Люся.

– Наташа, что это значит? Тамара мне вчера сказала, что вы ее уволили. Я была уверена, что она пошутила. Но сегодня утром она не явилась к нам. Как это понимать?

– Так, как она сказала. Мы ее рассчитали. Она больше не будет у вас работать.

– С какой это стати? Почему ты за нас решаешь? Она же у нас работала, а не у тебя. Какое ты имеешь право…

– Материальное, дорогая, – насмешливо ответила Наташа. – Пока я оплачиваю ее труд, я имею право решать, работать ей у вас или нет. Возьми себя в руки и посмотри правде в глаза. Домработницу я нанимала только для Бэллочки, потому что обязана была о ней позаботиться. А о тебе должна заботиться твоя дочь, а не я. Вам с Катей просто повезло, что вы жили рядом с Бэллочкой, поэтому и вам перепала возможность бездельничать. Но теперь с этим покончено. Я буду каждый месяц давать вам деньги на продукты, но ни на что большее вы рассчитывать не должны. Я доходчиво объяснила?

– То есть ты хочешь сказать, что мы с Катюшей должны будем обслуживать твоего оболтуса? – зашипела в трубку Люся. – Или ты собираешься забрать его в свои хоромы?

– Не собираюсь. И обслуживать Сашу не нужно, он сам себя покормит, тем более что он и дома-то почти не бывает, только спать приходит. Убирать места общего пользования будете по очереди, как положено в коммуналке. Ты, помнится мне, раньше этого не делала, мама тебя берегла, и в нашу очередь уборкой занималась либо она, либо я. Вот и попробуй для разнообразия, может быть, это придаст новый импульс твоему литературному творчеству. Заодно и Катю приучишь заниматься хозяйством, ей это тоже пойдет на пользу, в семейной жизни пригодится. Извини, Люся, мне нужно бежать, я опаздываю.

Сестра пыталась сказать еще что-то возмущенное и обиженное, но Наташа уже повесила трубку. Поздно вечером примчался голодный Сашка и прямо с порога заявил:

– Мать, ну ты даешь! От кормушки отлучила без предупреждения. Катька в трауре, тетя Люся рвет и мечет. Покормишь?

– Конечно, – рассмеялась Наташа. – Хочешь к нам переехать?

– Ну уж нет, это вам фигушки с макушкой! Я уже к свободе привык. Это Алешке с вами хорошо, вот пусть и живет здесь, а мне нужна свобода маневра. Кстати, где этот шпингалет? Я с ним уже два дня не виделся.

– Шпингалет пошел с девушкой в клуб на дискотеку.

– Во! Ему тоже со дня на день свобода понадобится. Если что – пусть возвращается к нам, у нас теперь комнат навалом.

– Можно подумать, я твою свободу так уж сильно ограничивала, – фыркнула Наташа, наливая сыну полную тарелку супа.

– Не, мать, не в том дело, что ты меня ограничивала. – Саша схватил ложку и начал жадно есть. – Вкусно – смерть! А белого хлеба нет?

– Есть, сейчас отрежу. Так в чем же дело, если я тебя не ограничивала?

– В том, что я, как нормальный человек, тебя стесняюсь. Я же понимаю, что если мы живем вместе, то я должен все время звонить, докладываться, когда приду, куда ушел, зачем пошел, кто у меня в гостях, с кем я дружу, с кем, пардон, сплю. А там я ни перед кем не отчитываюсь, никто меня ни о чем не спрашивает, кого захотел – того привел, куда захотел – туда ушел. Один раз в день позвонил тебе, сообщил, что жив-здоров, узнал, что у тебя все в порядке, и вопрос закрыт. Ты только не обижайся, ладно?

– Я не обижаюсь, – с улыбкой ответила Наташа, – мне тоже когда-то было девятнадцать лет, не думай, что я родилась сорокалетней. Что ты будешь на второе, котлеты или эскалоп?

– И то и другое, давай две, нет, три котлеты и один эскалоп.

– Не треснешь? – с подозрением спросила она.

– Не, в самый раз будет. И жареной картошечки побольше, – добавил Саша, наблюдая, как Наташа разогревает на сковороде оставшуюся после ужина картошку.

– Сашенька, ты можешь меня внимательно послушать? – спросила она, когда сын насытился и не спеша пил чай с конфетами.

– Локаторы приведены в действие, – бодро ответил он. – Готов к приему информации.

– Тебе придется научиться заботиться о себе самому, – начала Наташа. – Разумеется, здесь для тебя всегда открыты двери, ты можешь, если захочешь, завтракать у нас, обедать и ужинать. Но убирать свою комнату ты должен будешь сам. И самое главное – по очереди с Катей и Люсей делать уборку в местах общего пользования. Я имею в виду прихожую, коридор, ванную, туалет и кухню.

– По очереди – это как?

– Очень просто. Составляете график и соблюдаете его. Как во всех коммунальных квартирах.

– Это что же получается, я, к примеру, буду у тебя питаться, кухней пользоваться не стану, а все равно мыть придется?

– Придется, дружочек, – кивнула Наташа. – И плиту оттирать, и пол мыть, и раковину, и стены.

– Ну ни фига себе! – протянул юноша. – Это с какого же перепугу?

– А с такого, что ты там живешь. Это закон коммуналки. Тебе же свободы хочется? Вот и плати за нее своим трудом. Не хочешь заниматься уборкой? Переезжай сюда и плати своей свободой. Выбор за тобой.

– У-у-у, как все непросто… Ладно, прорвемся. Свобода – она завсегда дороже, верно, мать?

– Не знаю, – не кривя душой ответила Наташа. – У меня ее никогда не было.

Саша в изумлении воззрился на нее:

– Ты что, серьезно?

– Вполне. Я никогда не жила так, чтобы ни за что и ни за кого не отвечать, кроме себя самой. Только, может быть, когда совсем маленькой была, но тогда приходилось слушаться родителей, какая уж тут свобода. А потом началось: Иринка, Бэлла Львовна, вы с Алешей, ваш папа, мои родители, Люся с Катей. Так и тянулось.