Товарищ "Чума" 3
Шрифт:
А вот чудесная дорожка лешего на этот раз не работала, потому что я не знал конечной точки назначения и не мог «проложить» до неё короткий путь. Вот обратно, думаю, никаких проблем не возникнет. Визуализация Ведьминой балки у меня уже на подкорку записана. Как-никак, а я уже считал эту точку своей «новой» малой родиной. Ведь именно здесь я и «родился» во второй раз.
Как Акулинка умудрялась в темноте находить дорогу и не сбиваться в пути, я не знал. Но она уверенно топала впереди, временами обходя особо глубокие овраги. Мы уже вымокли с ней до нитки, невзирая на тяжелые брезентовые плащи, в которые нас заставила (буквально силой) нарядиться
Но она не жаловалась, а только тяжело сопела, переваливая через очередной пригорок, попавшийся на нашем пути. Молодец, я и так то был от неё «без ума» (впрочем, как и от её матери), но сейчас реально так зауважал. Кремень девчонка. Не подведет никогда, в чем я имел уже счастье убедиться, да и выдержка и выносливость у неё оказались на высоте (и это, не говоря, что она — еще и настоящая красавица). Я безоговорочно с ней в разведку бы пошёл. Только есть одно «но» — я до сих пор считаю, что война — не женское дело!
Женщины, они ведь созданы для любви и ласки, для дома, для уюта, для семейного очага. Никогда не понимал девчонок, которые позабыв обо всём на свете, с головою уходили в карьеру. Они что, не понимают и не осознают собственного счастья? Ведь любить и быть любимой — вот главное… Хотя, может, это я такой противник эмансипации и гребаный ретроград, да и вообще ничего в женщинах не понимаю. Ведь чужая душа — всегда потёмки, а я вон, даже со своими хозяйками до сих пор разобраться не могу: кто из них мне всех милее, всех румяней и белее? И боюсь, что Пушкин мне с этим разобраться тоже не поможет…
— А ну стоять, захожие! — раздался из кустов знакомый дребезжащий голос деда Маркея. — А то ща как пальну!
— Дедунь! — обрадовано воскликнула девушка. — Это я, Акулина!
— Какая-такая Акулина? — сурово вопросил всё еще пребывающий «в засаде» старикан, хотя в его голосе проскакивали нотки веселья. Я отчетливо их видел их «яркие искорки». Старикан явно узнал девушку, но ему было скучно на посту, вот и забавлялся веселый старикан, как мог. — Не знаю никакой Акулины! Паролю говори, а не то пальну! А как я стреляю, ты сама знаешь!
— Ах вот ты как, деда? Не знаешь, значит? — Девушка сделала вид, что нешуточно разозлилась. — Вот придешь к нам с мамой, как похолодает, мази для ноющих суставов просить, а я тоже скажу, что никакого деда Маркея и знать не знаю!
— Это ты што ль, Акулинка? — рассмеялся старикан, выползая из ближайших кустов со своей неразлучной берданкой. — Ну,звиняй, не признал в темноте, — закинув ствол на спину, радушно произнес он, — старый совсем стал…
Был старик, как и мы с Акулиной, облачен в промокшую брезентовую плащ-палатку, но нисколько по этому поводу не расстраивался. Вот могучий старикан! Мне бы в его возрасте так бы держаться.
— Ага, кто бы говорил, деда Маркей! — озвучила мои мысли девушка. — Ты еще многих молодых переплюнешь!
— А вы чегось по ночному лесу шастаете? — поинтересовался дед Маркей, сунув мне в руку свою крепкую ладонь. — Или случилось чаво, товарищ Чума? Ох… ты ж… бисова сила…- Старик даже на мгновение дар речи потерял, разглядев мою «новую» физиономию. — Это шо же с тобою, паря, приключилось?
— Новое оружие, дед, — не стал я вдаваться в подробности. — Одно неосторожное движение…
— Ох, ты ж, матерь божья! — не мог успокоиться старик. — Ты ж лет на двадцать
постарел! Еще немного, и как я станешь…— Ладно, дед, это я как-нибудь переживу, а вот помощь ваша срочно нужна! До лагеря проведешь?
Я, кстати, так и не понял, где он расположен? Ведь где-то рядом же должен быть. А я его своим «нюхом» ведьмака совсем не чувствовал, словно его и в помине не было. Странная ситуация, ну не может просто так кануть в лесу такая прорва народа. Я даже прошелся колдовским взглядом по темным окрестностям.
Но, кроме пары партизан, продолжающих тихо сидеть в засаде, и ауры которых я заметил, больше ничего достойного внимания не увидел. Словно марево какое-то вокруг висело, застилая мой магический взор.
— Ну, пошли, што ль! — произнес старик. — Петька! — крикнул он в темноту. — За старшого побудешь!
— Хорошо, дед! — донеслось из темноты.
Старик повел нас с Акулинкой какой-то извилистой дорожкой, все время идущей «в гору». Долго идти не пришлось, и вскоре мы выбрались на высокий край большого распадка, в котором и нашел убежище отряд партизан. И с моего ведьмовского взора словно пелена упала — всё пространство вокруг засветилось от большого количества человеческих аур. Передо мной расстилался целый лесной городок! К собственному изумлению, я, кроме привычным мне по фильмам землянок, насчитал даже несколько добротных рубленных домов.
Причём, некоторые явно были «не первой» свежести, как бы не одну сотню лет здесь простояли. Хватало и новых срубов, они белели в темноте свежеструганным деревом. Партизаны готовились к приближающейся зиме, учитывая вновь прибывшее пополнение из Тарасовки.
— Нормально вы тут устроились, дед! — произнес я, не скрывая изумления. — Да тут целая деревня расположилась. Откуда такое чудо в лесу?
— Так это, здесь почитай пару сотен лет назад целая артель зверобоев-промысловиков обосновалась. Сначала в одном зимовье ютились, а потом и вовсе отстроились с размахом — места-то у нас на зверьё богатые! — с гордостью произнес старик, как будто в количестве зверья в лесу была и его заслуга.
— Правда-правда, я тоже эту историю слышала, — подтвердила Акулинка его слова.
— И куда же эти промысловики подевались, раз тут такая охота? — поинтересовался я.
— Я тогда еще совсем мальцом был, когда всё произошло, — ответил старикан. — Пропали они…
— Как пропали? — не понял я.
— Вот так — всей артелью в одну ночь и сгинули, — ответил старик, — словно и не было их никогда! Ни следов никаких, ни тел… Искать, конечно, пытались, но без толку. Тарасовские, конечно, на ведьм из Гнилого угла, как всегда грешили, — старик бросил хитрый взгляд на девушку, — но доказать ничего не могли.
— А сам чего думаешь, дед? — поинтересовался я мнением старика.
— А чего тут думать, — охотно откликнулся старик, — кажный знает, что место тут особое — заповедное! Это потом его попы-то проклятым обозвали. Волхвы здесь обитали когда-то, — пояснил он. — Капище языческое стояло. Даже сейчас еще можно остатки гниющих идолов местами разглядеть. Волшебное место было! Заповедное! Не каждый смертный его найти мог… — продолжать трещать старик, пока мы шли к лагерю.
И я понял, что ведь так оно было, как дед Маркей рассказывает. И эта пелена перед моими «глазами» — не иначе, как остатки еще той, волховской волшбы, преграждающей дорогу всяким любопытствующим субъектам. Будет время, надо бы этот вопрос всесторонне изучить, может и пригодиться что, в моей новой «профессии».