Товарищ "Чума" 6

Не каждый же день выползают люди из светящейся хреновины, да еще и утверждающие, что перенеслись в Барвиху из самого Берлина! Просто немыслимо на сегодняшний день. Но я видел по ауре капитана госбезопасности, что уверенность и хладнокровность уже возвращаются к начальнику школы. Что-то, а психика у этого чернявого горца — железная, да и к стрессам он весьма устойчив.

Даже не знаю, что случилось бы, если бы на долю большинства моих современников, тех — из будущего, свалилось бы зараз столько испытаний, сколько довелось перенести простым людям из этого времени — Первая мировая война, революция, гражданская, Вторая мировая…

Ведь они, да и я в том числе, куда как слабее в моральном плане наших поистине железных предков, из которых разве что гвозди не делали… Изнежились мы, привыкли к комфорту, растеряли боевую злость… Так и хочется повторить слова поэта: да, были люди в наше время, не то что нынешнее племя: богатыри — не вы[2]!

— Да, иностранец, — подтвердил Чумаков, оторвав меня от размышлений, нахлынувших так не кстати, — наш британский союзник. Его помощь в прошедшей операции была просто неоценимой, но уйти от фашистов он бы уже не смог. Вот и пришлось эвакуировать вместе со всеми…

— А этот? — резко спросил «горячий грузинский парень», ткнув в меня пальцем. — Надеюсь, не настоящий эсэсовец?

— А этот эсэсовец, товарищ капитан государственной безопасности, тот самый товарищ Чума…

— Который в одиночку целую танковую дивизию фрицев в расход пустил? — Теперь грузин натурально едва во мне дырку своим взглядом не протер.

Похоже, что слух о моих непомерных подвигах бежит далеко впереди меня. По крайней мере в «коридорах» наркомата государственной безопасности — точно! А как же, твою медь, секретность?

Хотя, слухи о том, что свой русский парень может вот так запросто похоронить дохренища фрицев, и уничтожить массу техники — основательно поднимают боевой дух на невиданную ранее высоту. Пусть даже только в среде чекистов. Зато фрицев такие слухи должны заставлять трястись до усёру — вдруг это и не слухи вовсе, а какая-нибудь русская вундервафля?

Ведь с русских станется изобрести что-то настолько убийственное, что они сами же и ужаснутся. И мои «подвиги», когда их всё-таки рассекретят и обнародуют, обязательно войдут в учебники истории! А я стану первым ведьмаком героем Советского Союза… Ладно-ладно, шучу! Размечтался товарищ Чума не по-детски! Нет, ребята, я не гордый! Не загадывая вдаль, так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль[3]!

— И не только, Владимир Харитонович, он… — Дед неожиданно замолчал, подумав о том, что не надо болтать лишнего «с радостей». — Простите, товарищ капитан госбезопасности, — наконец произнес он, — я и так тут уже больше положенного наболтал. Хоть у вас и есть допуск к секретной информации… Но, боюсь, что именно для этой его не хватит.

— Согласен, Ваня! — Кивнул начальник школы. — Если будет на то усмотрение начальства — по команде доведут. Ну, а нет…

— На нет и суда нет, — улыбнулся дед.

За разговором я и не заметил, как мы зашли в небольшой внутренний дворик, посыпанный мелким песком и отгороженный от основной территории небольшим деревянным заборчиком. Во дворике располагалась большая беседка с двумя рядами лавок, в углу — что-то похожее на дощатый сарай с установленной на крыше большой бочкой.

— О! — довольно воскликнул мой молодой старикан. — А тут, словно и не поменялосьт ничего!

— А чему здесь меняться? — философски ответил начальник школы. — Улучшать то, что нормально работает — только портить. Вы тут пока приводите себя в порядок, а я команду начхозу дам, чтобы приготовил для вас новое обмундирование — ваша-то одежда совсем…

— Погодите, Владимир Харитонович! — остановил капитана госбезопасности Чумаков. — Привести себя в порядок — это, конечно, важно — но не самое главное! Мне нужно срочно встретиться с начальником 4-го Управления…

— Это со старшим майором Судоплатовым, что ли? — уточнил ради проформы Шармназашвили, прекрасно зная, кто руководит этим Управлением НКВД.

— Да, мне срочно нужен Павел Анатольевич! — подтвердил дед. — Сами знаете, чем раньше важная информация достигнет адресата…

— Ну-ну, — усмехнулся капитан госбезопасности, — уж мне-то можешь об этом не напоминать. Это я каждый год новобранцам стараюсь эту простую истину в голову вложить…

— Это очень срочно и очень важно, Владимир Харитонович! — едва ли не с мольбой воскликнул Чумаков. — Можете его найти?

— Хм… — задумался начальник школы. — Так-то он у меня в школе по четвергам лекции читает по… В общем, не важно. Контакты у меня его есть. Попытаюсь найти, если он, конечно, не у товарища Сталина сейчас, — пошутил чекист, но дед этой шутки «не оценил»:

— Если он сейчас у товарища Сталина — так даже лучше! Не надо будет докладывать второй раз! Очень важная информация, товарищ капитан госбезопасности!

— Настолько важная, что даже Самому… — И грузин движением глаз указал куда в неведомые высоты.

— Да, это было личное задание Главковерха! Если не получится связаться с Судоплатовым — Старший майор Фитин тоже подойдёт…

— Фитин, Павел Михайлович? — обрадовано переспросил начальник школы особистов, словно сбылась его самая заветная мечта.

— Да, — коротко ответил дед. — Фитин тоже в курсе.

— Так у него через два часа занятия с группой! Он у нас тоже…

— Понятно, ничего и не изменилось с тех пор, — слегка посмурнел мой старикан.

— Ах, да, Ваня, у вас же именно с ним возникло какое-то недоразумение… тогда… — попробовал как-то сгладить углы давнего конфликта между начальником 1-го Управления НКВД Фитиным и тогда еще курсантом Школы особого назначения Чумаковым.

— Я бы не назвал этот случай недоразумением, Владимир Харитонович! — жестко отрезал мой старик.

Молодца! Нас, Чумаковых, никому не позволено обижать!

— Тогда не будем об этом, — покладисто согласился Шарманазашвили. — Я так понял, что вы с Фитиным уже решили эту проблему.

— Не время выяснять отношения, Владимир Харитонович! — ответил дед. — Враг еще нашу землю топчет…

— Сталинград штурмует… — сообщил капитан госбезопасности, нервно заиграв желваками.

— Когда? — резко спросил старик, а профессор Трефилов заинтересованно обернулся.

Черт! Как же это я забыл? Ведь 14 сентября — один из самых тяжелых дней Сталинградской битвы. Ценой больших потерь гитлеровцы овладели высотой 102,0 — Мамаевым курганом, железнодорожным вокзалом, прорвали оборону на стыке 62-й и 64-й армии и вышли к Волге.