Товарищ Торин

Это предложение уже не казалось столь абсурдным, как прежнее, но восторга тоже не вызвало.

— Для обеспечения комфортной жизни расплодившегося за последние три тысячи лет населения планеты требуются сложные производственные цепочки, самоорганизация хорошо работает только в маленьких обществах, застолбивших за собой удачную территорию. Более того, я открою вам ещё одну тайну: в чем более массовом порядке вы производите что-то, тем дешевле получается конечный продукт. Создать всего один нож из стали выйдет чудовищно дорого. Выковать сотню, в пересчёте на каждое изделие, получится гораздо дешевле, а себестоимость при выплавке миллиона ножей окажется совсем крошечной. Но для организации производства такого масштаба нужны бюрократы, иначе вы просто запутаетесь и не сделаете вообще ничего. Учёт, друзья мои, чем сложнее процессы, тем важнее своевременный и точный учёт! Вы знали, что бухгалтерию придумали гномы?

Лихнисты с умными лицами закивали, словно на самом деле знали такие подробности, а не услышали только что от своего не в меру разговорившегося повелителя.

— Но вернёмся к тому, с чего начали: бесконечной грызни всех со всеми. Без сильного внешнего арбитра кровопролитие при конфликтах станет нормой даже в близком окружении каждого разумного существа. Чего далеко ходить за примером, вспомните, как до вторжения Третьей Орды, многочисленные человеческие королевства постоянно воевали друг с другом. А если бы не существовало корольков, то ещё и внутри государств резали б соотечественников почём зря. Теперь поднимаемся на межрасовый уровень: вы же понимаете, что какие-нибудь орки так вообще никогда ничего, окромя своих шалашей, не построят, а благ им хочется, как и всем? Я же говорю, неоднократно проходили всё это! — Торину захотелось сплюнуть, но снова помешал шлем. — Нравится это кому или нет, но монополия на насилие должна быть только у кого-то одного. Если каждый будет пытаться решать проблемы с помощью грубой силы, то убийствам не будет числа! Неспроста население всю историю постепенно объединялось во всё более крупные сообщества, будь то ханства, королевства, царства или империи — все устали от «свободы» непрестанно грызть глотки друг другу. Народ давно делегировал право на насилие власти. К сожалению, в большинстве случаев местечковая власть быстро начинала использовать это право в собственных интересах. Но даже это было лучше прежнего кровопролития по каждому поводу. Разного рода монархии надолго стали основной формой правления во всём мире. Пока не появился лихнизм…

Даже сквозь узкую прорезь в забрале Торин видел, с каким восхищением смотрят на него воины. Небось думают, что зря пропускали лекции по лихнизму мимо ушей, вот как оно всё оказывается непросто! А они-то считали право власть имущих наказывать кого вдумается само собой разумеющимся.

— И чего такого кардинально изменил твой лихнизм? — ехидно спросил человечек, на которого тирада товарища Торина не произвела должного впечатления.

Досадно, но ничего удивительного. Скудный ум не в состоянии оценить по достоинству оказанную ему великую честь.

— Лихнизм, — процедил Торин сквозь зубы, — монополизировал право на насилие уже на межрасовом уровне. А также, в свою очередь, ограничил право власть имущих на насилие над народом. Вернее, не столько ограничил, сколько более равномерно и справедливо распределил. Теперь ключевые решения принимает не один лишь абсолютный монарх, но Товарищество. Большая группа лучших представителей всех слоёв общества. Отныне нет прямого наследования и сумасбродства аристократии, никогда не знавшей бытовых трудностей. Все власть имущие выходят из народа и в народ же направлены их устремления. Перед законом все равны, основные ресурсы принадлежат не горстке жадных ублюдков, а всему обществу! Вот что изменил НАШ лихнизм. Он сделал мир гораздо более справедливым.

От продолжительной лекции на повышенных тонах у товарища Торина запершило в горле. Он был вынужден сделать в своих рассуждениях паузу, которой не преминул воспользоваться коварный мятежник:

— На словах всё выглядит просто чудесно. Мир во всём мире. Справедливость. За небольшим исключением, почти полное равенство. Настоящая утопия… Вот только в реальности всё выглядит совсем по-другому. Хана, короля, царя, императора заменил Вождь. Высокопоставленные товарищи превратились в новую аристократию, а все эти пафосные заявления про отсутствие наследования — не более чем сказки для обывателей. Важным лихнистам ничего не стоит протолкнуть своих бездарных отпрысков на все тёпленькие местечки у власти, и хотя дворцы и усадьбы принадлежат теперь не им, а государству, фактически все блага получают только те, кто находится у главной кормушки. Выбиться кому-то с низов сейчас не больно легче, чем раньше. А учитывая тотальную промывку мозгов и борьбу с инакомыслием, возможно, что у рядового гражданина стало ещё меньше шансов. Ты не можешь просто взять и начать свой проект или дело, всё должно быть согласованно сверху, и эти же верхи присвоят себе все заслуги.

Кто-то из телохранителей не сдержался:

— Ты просто ничего не добившийся неудачник! У нас всё по-честному!

Афелис демонстративно кивнул, соглашаясь:

— Спору нет, я тот ещё неудачник. Что, впрочем, не отменяет всех остальных претензий к лихнизму. Ты, Торин, — человечек не обратил внимания на угрожающие жесты разгневанных воинов, — всё время пытаешься свести все процессы к ложной дилемме: либо жёсткая властная вертикаль, либо анархия. Либо рабство у орков, либо служение лихнистам. Либо чёткая организация, либо полный бардак. Но я не анархист, не оркозащитник, не служитель некоего тайного культа хаоса. И я отказываюсь всё время делать выбор в пользу меньшего зла!

Товарищ Торин сумел унять першение в горле, но решил дать человечку возможность до конца дискредитировать себя наивными рассуждениями из разряда «мы за всё хорошее».

— У меня есть мечта… — продолжил Афелис. — Придёт время, когда в мире не останется больше правителей. Когда на смену властелинам придут управленцы — обычные наёмные работники, пускай и выполняющие важные организационные функции. Когда деятельность таких государственных служащих будет полностью прозрачна и контролируема. Контролируема народом, а не горсткой прикрывающихся законом бандитов! Когда жестоких или неэффективных управленцев можно будет легко заменить на других, когда нельзя будет удерживаться у власти силой и пропагандой. Когда общество будет формулировать цели и задачи управленцам, а не власть гребущие навязывать свою волю народу!

— У меня есть мечта, — обратился уже не к Торину, а к его воинам человек, — что граждане будут реально участвовать в управлении государством, а не бездумно выполнять приказы и принимать на веру всё, что говорит власть. Что каждый будет свободно ориентироваться в политических дебрях, ежедневно отслеживать все важные события в мире, а не отмахиваться, мол, мне-то что, пусть умные дяди наверху разбираются, им виднее. Что каждый взрослый гражданин станет заниматься этой дополнительной работой после работы, брать на себя ответственность за общее дело. По-настоящему общее дело, а не которое указывает всем безумный диктатор!

— У меня есть мечта, — никак не мог угомониться Афелис, — что уравниловка в нищете сменится равенством возможностей. Что образование будет давать всем гражданам ценные знания, а не навязывать слепое подчинение и полезные властям ценности. Что критерием получения всякой должности будут исключительно личные достоинства кандидата, а не заслуги его родителей, супруга, друзей или родственников. Что раса, пол или возраст будут иметь значение, но не будут непреодолимым препятствием. Что бедным станут помогать по моральным соображениям, а не принудительно содержать дармоедов.

— У меня есть мечта, — окончательно размечтался наивнейший человек, — что войны и все формы рабства навсегда останутся в прошлом, в поучительных сказках. Что понимание выгодности долгосрочного сотрудничества перевесит жажду лёгкой наживы. Что мотивирование рабочих станет выгоднее их принуждения. Что жизнь каждого гражданина превратится в увлекательную игру, а не в суровую ежедневную каторгу. Что мир станет по-настоящему дружелюбным, и всякий найдёт своё место.

Мечты наконец-то закончились. В тронном зале воцарилась напряжённая тишина. Слышно было, как поскрипывают доспехи переминающихся с ноги на ногу воинов. Как потрескивают стоящие на постаменте жаровни. Как посвистывает пар, вырываясь из механизмов, приводящих в действие чудо-доспехи товарища Торина.

Великолепная речь! Которая, конечно же, не произвела на предвзято настроенных лихнистов и товарища Торина ни малейшего впечатления.

— Звучит неплохо, но боюсь, твоё место у параши, Афелис, — подвёл итог рассуждениям мятежника Торин. — Ты, похоже, совершенно не слышишь того, что говорят тебе более умные товарищи, но при этом хочешь, чтобы твоим утопическим пожеланиям внимали все остальные. Поначалу сей детский лепет даже казался забавным, но сейчас стал меня раздражать. У меня есть мечта… — товарищ Торин поднял клевец, указывая на Афелиса. — Проверить, есть ли в этой головушке хоть какой-то намёк на мозги! Вас двоих, — кивнул он на Даскалоса Балиновича и Рока, — я допрошу позже и, пожалуй, в более приватной обстановке.