Июль наполняет потрескавшийся от зноя садгудением пчёл: это роениечёрных точек возраста,белый шум Вселенной, прилив.Кресло в тени, книга на коленях,но он не читает. Меж разверстых страниц,словно меж желтоватых волн,муравей, яко посуху,путешествует в Ханаан.Свою первую Нобелевскую премиюстарик получил в те времена,когда для того, чтоб чего-то достичь в науке,одной борьбы за мир было маловато.Смерти он не боится, потому что представляет,как устроены механизмы мира.О всех, кого давно пережил,он помнит, но не то чтобы тоскует:он как юный велосипедист,который отбился от компании, к месту общего сборапоехал совсем другой, никому не известной дорогойи намного опередил друзейи вот теперь просто ждёт их здесь.Скоро
встреча.Собака (должна здесь быть и собака,непременный психопомп одинокого мужчиныиз поздней зрелости в старость)ждёт в саду вместе с ним,свесила лиловый язык, вытянула лапы,иногда моргает гноящимся,окружённым седой щетиной глазом.Он бреется каждое утро,отвечает на все письма, дажена самые ничтожные,употребляя принятые в его время церемонные обороты,и аккуратно постригает махры ниток на манжетахзастиранной добела рубахималенькими маникюрными ножницами,оставшимися после смерти жены.Честная последовательность его мышлениясоизмерима с невероятной бездной пыланияТого, к Комуон неизменно вежливо обращается на «вы»(не из высокомерия или сарказма,просто потому, что так приучили в детстве).
Бижутерия
Читал утреннее правило,Почувствовал пустоту за грудиной.Схватился сжать края,Стянуть обратно – и чёткиПорвались: нить истлела.Звонко зёрна застукали, дробноЗапрыгали по полу.А это не чётки – шёпотки, щепотки,Тенётки – этоМамины красные пластмассовые бусыЗапрыгали по пятнам солнца, пыли,По старому, звонкому молодому паркету.Оставь, не подбирай. Приложи, словно обрёл впервые,К деревянной тёплой беспредельностиЛадони, потом щёку,Потом всего себя, прищурь веки – видишь,Каким золотым, огромным стал деревянный конь у стены.Солнце всё шире поёт. И его не застятЭти стаи синиц, треща, славословя, нахлынувшие,Множащиеся неимоверно,Налипающие на стёклаС той стороны окна кельи,Привлечённые сухим летающим цокомРассыпавшейся псевдорябины.Паркет всё теплее, бусиныВсё звонче. МамаСкоро придёт.
«Блаженны»
Врата отпирают раз в году —когда постом на изобразительныхпоют «Блаженны».(Поют поскору, труда ради постового,потому успей переоблачитьсяи выйти на солею класть три поклона – в этом местеклирос немного тебе поможет, потянет:«ПоооооомянииииинасГоооооооооспаадиииииегдаприиидеееешивоЦаарствииТвоооооееееем…»)Врата отпирают со скрежетом, и заключённыйс лёгким узелочком в руке, немного пьяныйот воздуха марта, холода, света,сини,покидает (колючка, прожектора,лай собак, бесстрастные вертухаи на вышкахподняли воротники тулупов)зону комфорта.Как там, помните, говорил Егор Прокудин:«Садиться надо весной» – преждеосвящённойвесной и выйдешь.
С.А. ДМБ-87
ну-ка вспомни, зёма,какой подарок получали мы утромзаветного дня23 февраляза завтраком? я помнюквадратную, в лиловой обёрткепачечку вафель ягодныхи как раскрывались врата небаи свершалось светолитие благодатина нас, утлых;никакой не мифический бром и тем болеене патриотический долг, асладкоевообще заменяло тогда бойцужелания, душу, девушку, родину, счастье, спасение;как (помнишь нашуэталонную мальчуковую книгу жизни?)билли бонсу некогдаром был и мясом, и водой, и женой, и другом…нигде более в сссрне был дант так полно,пряно,вещественновоплощён в жизньиз ада сквозь чистилище в рай,как в рядах советской армии срочной службы.и нет вергилия, кроме вергилия,и незаслуженно смилостивившийся к тебе, салаге, дедухан,внезапный пророк его.рай, достигаемый муками перерожденья,рай, зарабатываемый религиозным праксисом,рай шаговой доступности,конкретный и осязаемый, —о ты, дембель!все атрибуты святых – сетвои, брате!нимбы жития, крылья, светышевроны, погоны, петлицы, кокарды, аксельбанты —все доступны в сакрально-заветноммагазинчике военторга.любовь и свобода – что ещё и петь тебе, брате,самозабвенно-последнелетящему в вагоне ночьютыдымм-тыдыммпоющему со ангелы лихуюбезоглядную песнь:«дембель в маю —всё
аллилуйа!»и только годы и годы спустя,если повезёт,салют дембеля в тебе наконец угаснети тыначнёшь что-то понимать.одного не поймёшь, спросишь: «но развеэто Ты был там?!драящим парашу,зашаривающим от построенья,портящим показатели роты,доходягой, нехваткой, чмом, салабоном?!» – и сам жев содрогании ответишь:«Кто же ещё?»
Колобок
Начало сказки про Колобкав детстве вызывало брезгливость:«по сусекам поскребла, по амбарам помела».сор, мышиный помёт, паутина —всё в тесто. Из круглого, волгло-серогощепка торчит наружу.Но с тех пор, видишь,я вырос.Наклони голову. Опускаю епитрахиль,кругло, бережнонакрываю сверху ладонями:«благодатию и щедротами Своего человеколюбия» —внутри такое тепло,как в русской печи,сор выгорает дотла, хлеб поднимается, пышен.Выныриваешь, дышишьвсей собой. Косынка сбилась.Глаза сияют – не здесь.Щёки румяны.Мир нов.Катись, Колобок.
«Осень. Митрополит…»
Осень. Митрополитоблетает крестным лётом город.Ответственное мероприятие.Предоставленный вертолёт грохочет.Чтобы надеть наушники, пришлось снять митру.Седенькая макушка волгла.Митрополит моргает, робкоглядит внизи видит всё впервые:кирпичные, охряные, серые домики,ржавые крыши, щетина антенн;белоснежная застенчивая мэрия, сделанная в техникеоригамии невесомо, неловко, как чужая,присевшая на мигпосреди старой соборной площади;трубы шарикоподшипникового заводакосо, синёкладут ленточки-дымы на розу ветров;муравьями – автомобили, гусеничками – трамваи,в трамваях дробятся стёкла;узенькая, тяжёлая лента рекиблестит, когда её переворачиваютс боку на бок, как скользкую драгоценную рыбу;плеснутое оземь палое злато листвыиз скверов, дворовзатекает всюду: неумелый мальчик-октябрьзакрашивал неосторожно, заходя кисточкойза карандашный контур прориси.Осень. Листья летят внизу – митрополитЛетит вверху.Митрополит смотрит на город,на всё, оказавшееся родным.Он остро, слёзнохочет туда, вниз.Он забыл чинопоследование важного молебнаи только шепчет севшим тенорком: «Слава Тебе, Боже,сотворившему законы аэродинамики!»
Публикуется в авторской редакции
Анастасия Веколова
Анастасия Веколова родилась в 1991 году в Самарской области. Окончила филологический факультет Самарского государственного университета и аспирантуру Самарского национального исследовательского университета имени академика С. П. Королёва. Автор нескольких десятков научных статей по лингвистике и литературоведению. Публиковалась в журналах «Нижний Новгород», «Север», «Дальний Восток», «Невский альманах», в «Литературной газете», альманахах «Земляки», «Кольчугинская осень» и других изданиях.
Первая газета
Повесть
Кто живёт в мире слов, тот не ладит с вещами.
Сергей Довлатов
1
День студента
Двадцать пятое января – Татьянин день, который любят многие студенты. Экзамены сданы, впереди – каникулы. Именно в это время, в конце января, я устраиваюсь работать журналистом в свой родной вуз. Наверное, судьба.
Первое задание, как всегда, тестовое. Без этого в СМИ не возьмут. И конечно, в моём случае нужен материал о празднике. Энтузиазма – море. Когда трудовой договор будет на руках, энергии поубавится. Закон сохранения энергии в действии.
Морозное субботнее утро. Вставать по будильнику – тяжело. В субботу – вдвой не. А ведь у некоторых студентов шестидневка! Бедные, как они живут? Забыть бы обо всём и выспаться! Но место терять нельзя. В нашем миллионном городе Смирновске это единственный классический вуз. И для меня – лучший.
С трудом открываю глаза, одеваюсь. Безлюдное метро, холодный трамвай, знакомая расчищенная дорога… С улицы из-за дверей слышится танцевальная музыка. Захожу.
Красиво! Холл университета преобразился: огромная сцена, яркие шары, нарядные ведущие. Да, будет весело. От методичного «бум-бум» сразу затрещала голова.
Куртку пришлось оставить в гардеробе. Без повода одежду туда лучше не сдавать. Есть риск, что окно закроется перед самым носом. Обед. Мольбы и уговоры бессильны. У вахтёрш, охранников и иного технического персонала чувство собственного достоинства завышено.
– Саша, поздравляю с новой должностью! – кивает декан филологического.
Откуда они только все знают?!
– Анастасия Дмитриевна, меня же ещё не взяли.
– Всё будет хорошо. Почему с другой работы ушла?
– Зарплата маленькая.
Начало праздника между тем затягивалось: ждали руководство. Через двадцать минут появился ректор. С улицы. Без шапки. В мороз. Толпа зашевелилась. Рядом со мной возник глава студенческого профкома Миша. Вручил зеркальный фотоаппарат.
– Посмотри, – говорит. – Тебе нужно уметь им пользоваться.
– Зачем? Снимать же будешь ты? Мы договаривались…
– Ну, учись, пригодится.
Следующие полчаса знакомлюсь с новым устройством. Увы, обычная мыльница была куда проще. Фотографирую пол и чьи-то ноги. На втором кадре отсутствует макушка головы. После третьего неудачного снимка, где ректор выглядит косым, инструмент у меня забирают.