Традиции & Авангард. № 4 (7) 2020 г.

Слова выходили у парня ровным рядом, не под стать его нескладной наружности.

– Что же вы никто ни словом, ни полусловом…

– Да никто ничего и не скажет. Сам должен понимать, нету резону в бригаде эту тему ворошить. Очень уж тяжко тогда для бригадира этот вопрос развивался, статья корячилась.

– А ты-то сам что не скажешь?

– Понимаешь, какое дело… Ивану дальше в бригаде работать, сам же слышал – детей надо подымать. А со стоящей работой у нас в районе тяжело! По себе знаю. Такой вот замкнутый круг нарисовался. Только я так разумею: Ивана нынче ненормальным признать – всё одно что отдушину в горящей печи захлопнуть. Ежели так повернётся, он точно угорит.

Аппетит ко мне не вернулся, идти, кроме суда, было некуда. Четверо рабочих облицовывали здание суда рыжим в чёрную крапинку мрамором. Я наблюдал за их слаженной работой – получалось красиво, старенькое строение на глазах преображалось в новое.

Не сказать чтобы у меня имелись склонности так запросто, по-деревенски, заводить беседы. Я и сам удивился своей лёгкости, слова вылетели сами собой:

– А что, ребята, если уволюсь, возьмёте меня недели через три в бригаду подсобным рабочим? Есть вакансии?

Мужики запереглядывались, заулыбались промеж собой, признали повод достаточным для перекура. Они достали сигареты, присели на ящики с плиткой и стали с интересом меня рассматривать. Видок у меня был так себе. Добрые люди посоветовали пошить прокурорский костюм с запасом, на размер больше. Мол, такова статистика, да и повод одеваться по форме нашему брату выпадает нечасто – «год проходишь, и будет в самый раз». Вопреки прогнозам вес я не набирал, поэтому пиджак смотрелся как с чужого плеча. Ботинки на мне были хорошие, не казённые, но после хождения по местным тропинкам их блеск заметно потускнел.

– Это как бригадир скажет. А, бригадир? Нужен нам такой работник? – рабочие продолжали лыбиться наперебой.

Бригадир, по всему видать, умудрённый опытом, конкретный мужик, в отличие от остальных не был расположен к пустому веселью. Он серьёзно сдвинул клетчатую шерстяную кепку на коротко стриженный затылок и глубоко затянулся. Только когда густой табачный дым вывалил из его широких ноздрей, морщины на большом вспотевшем лбу расслабились:

– Можно…

– Единственно, я с музыкой привык работать. Как у вас в бригаде с музыкой?

– Чудишь ты, право слово, начальник! – бригадир затушил окурок о подошву кирзового сапога и скомандовал продолжать работу.

Пошёл дождь, и дышать стало совсем легко. Я очистил подошвы ботинок о старую заточенную скобу, наверняка оставшуюся здесь с дедовских времён. Поднялся на свежезабетонированное крыльцо под навес, в животе призывно заурчало. Я с надеждой посмотрел на часы, хотя и так знал, что время поджимало.

Лилия Газизова

< image l:href="#"/>

Лилия Газизова – поэт, эссеист, переводчик. Окончила Казанский медицинский институт и Литературный институт имени М. Горького. Шесть лет проработала детским врачом. Автор пятнадцати сборников стихотворений, вышедших в России, Европе и Америке. Автор публикаций в журналах «Новый мир», «Знамя», «Иностранная литература», «Арион» и других изданиях. Переводит татарскую и турецкую поэзию на русский язык. Организатор Международного Хлебниковского фестиваля «ЛАДОМИР» (Казань – Елабуга). Лауреат нескольких литературных премий. Преподает русскую литературу в университете Эрджиес (Турция). Ответственный секретарь журнала «Интерпоэзия».

Между любовью и землетрясением…

«Меня воспитала закрытая дверь…»

Меня воспитала закрытая дверьВ комнату моих родителей.Дверь провожала меня в школу.Она встречала меняИ не задавала вопросы.Я пробовала обижаться,Сдерживая всхлипывания.Дверь безучастно разглядывала меня.Я росла, дверь не открывалась.Я перестала смотреть на неё.Я перестала обижаться.С тех порПрохожу не останавливаясьМимо любой закрытой двери.

«Целоваться лучше на фоне гор…»

Целоваться лучше на фоне гор.Чтобы стать занимательной частьюВысокогорного пейзажаНа радость богам. ПредпочтительнейОкрестности вулкана Эрджиес.Плакать лучше возле воды.Печаль будет соскальзыватьВ непроницаемую глубину.Так можно выжить.Плакать лучше в сумерках.Утешаться лучше у окна,Выходящего в ночь,Прижимаясь лбомК холодному стеклу.Глаза рекомендуется закрывать.Если долго глазеть на Эрджиес,Становишься никем.Быть может, воздухомИли криком ребёнка.Если долго глазеть на Эрджиес,Однажды захочется заплакатьОт любви ко всему живомуИ всем, кто не вернётся.Если долго глазеть на Эрджиес,Можно помириться с собой.Проститься со всеми тревогамиИ посмотреть наконец на дорогу.

«Так долго смотрели на небо…»

Так долго смотрели на небо,Что оно стало солнцем.Охрипшие птицыБольше не преодолевалиЗемное притяжение.Воздух застыл,Как турецкий йогуртПосле охлаждения.Траектории падающих предметовБыли причудливы,Как уши любимого.Таким запомнится рассветМежду любовьюИ землетрясением.

Высокая рутина

Выйти из комнаты,Квартиры,Подъезда,Дома.Сесть в машину,В метро,На автобус,На трамвай,На троллейбус.Пойти в магазин,В кафе,В музей,В ночной клуб,В тренажёрный зал,В бассейн.Вернуться довольным,Сытым,Пьяным,Уставшим,Удовлетворённым,Возбуждённым.Планировать,Намереваться,Предвкушать,Загадывать,Предполагать,Рассчитывать.Улыбаться ничему.

«Я хочу сидеть…»

Я хочу сидетьНа пожарной лестнице,Куда убегала в детствеОт мировой несправедливостиВ отдельно взятой семье.Я хочу сидетьНа пожарной лестницеИ думать о чём-тоОчень отстранённом,Например, о законах физикиИли о трагической судьбеМарии Стюарт.Но больше всегоЯ хочу сидетьБез затейНа пожарной лестницеИ думать только о том,Как не упасть с неё.