Традиции демонов

– Как они здесь ориентируются? – недоуменно спросил Кажгалиев.

Через два километра машина остановилась. Водитель показал им на домик в зарослях камыша. Это был небольшой дом из глины. Они вылезли из машины, прошли по зыбкой почве. У дома их встретил пожилой человек. На вид ему было лет шестьдесят.

– Добрый день, – вежливо поздоровался Фархад.

– И вам доброго дня, – отозвался старик, – входите в дом. Вы можете поесть и отдохнуть. Меня предупредили о гостях, которые к нам приедут.

– У вас есть телефон? – спросил Фархад.

– Нет, – ответил старик, – здесь нет телефонов. Они не нужны. В этих камышах они не работают. Здесь негде устанавливать антенны и передающие устройства.

В доме было чисто и уютно. На столе лежали раскатанные лепешки – лаваши, сыр, помидоры, огурцы, зелень и куски отварной баранины, которую здесь так любили.

– Опять ужинать? – удивилась Алена. – В четыре часа утра? Нет, я больше не могу.

– Садитесь, – пригласил старик, – угощайтесь.

– Нельзя отказываться, – строго заметил Сеидов, – садитесь к столу. Не обязательно все есть, но мы обязаны проявить уважение к хозяину дома.

Они сели за стол. Старик поставил две большие бутылки местного вина. Скорее местной водки, которую делали из фиников.

– Извините за беспокойство, которое мы вам доставили, – вежливо сказал Фархад.

– Какое беспокойство? – удивился старик. – Я рыбак и живу на этом озере уже семьдесят лет. И привык подниматься рано, с утренней зарей. И хотя мои руки уже не так ловки, как раньше, я все еще считаюсь самым лучшим рыбаком в наших местах.

– Как вас зовут?

– Интигам. Я из Керкука. Мои предки были туркменами.

– Интигам означает месть по-азербайджански, – пояснил Фархад своим спутникам и, снова обращаясь к старику, спросил: – Почему вы переехали сюда?

– Это было еще восемьдесят лет назал. Нашу деревню уничтожили, а моя мать носила меня под сердцем. Она назвала меня Интигамом, чтобы я помнил о тех, кто уничтожил нашу деревню, и привезла меня сюда. Сначала в Басру, а когда я подрос, сюда. И вот уже семьдесят лет я живу среди этих камышей.

– Сколько вам лет? – удивился Кажгельды.

– Восемьдесят два, – улыбнулся старик, – но никто не догадывается, сколько мне лет на самом деле.

– А ваше имя сыграло какую-то роль в вашей судьбе? – не успокаивался Кажгельды.

– Конечно, – ответил старик, – поэтому я и живу здесь, в камышах. Когда мне исполнилось двадцать пять лет, я вернулся в Керкук, нашел главу племени, которое истребило нашу деревню, и зарезал его вот этой рукой. Я не мог поступить иначе, ведь мать дала мне такое имя.

– Какой кошмар, – произнесла Алена, когда Кажгельды перевел ей этот монолог.

Они вместе с переводчиком попробовали местной водки, и обоим понравилась эта настойка.

– Значит, вы из племени туркманов, – уточнил Фархад и перешел на азербайджанский язык. На самом деле живущие на севере туркманы были южными азербайджанцами, волею судеб оказавшимися разделенными со своими братьями в Иране и Азербайджане.

– Вы помните свой родной язык? – спросил Сеидов.

– Конечно, помню, – обрадовался старик. – Ты говоришь на нашем языке. Значит, ты тоже из туркман?

– Нет. Я родился в Баку. Но мы говорим на одном языке. Поэтому я вас понимаю. Это родной язык моего народа.

– Аллах послал мне радость в мои годы, – всплеснул руками Интигам, – значит, в других странах тоже живут люди моего племени?

– Они уже не племя, а многомиллионный народ, – пояснил Сеидов, – и есть целая страна. Кроме того, нас окружают соседи – турки, туркмены, узбеки, казахи, киргизы, татары, которые тоже говорят на понятном нам языке.

Старик радостно закивал головой и, поднявшись, вышел из дома.

– Что ты ему говорил? – спросила Алена.

– О родстве тюркских народов, – пояснил Фархад.

– Я начинаю подозревать, что ты отъявленный националист и религиозный фанатик, – пробормотала она, с трудом сдерживая улыбку.

– Ненавижу националистов, – сразу ответил Сеидов, – они разрушили нашу прежнюю страну, устроили бойню между азербайджанцами и армянами. Национализм всегда выражение чувства неполноценности нации. Я их просто презираю.

– Кажется, я задела твое больное место.

– Еще какое. Ты даже не можешь себе представить, насколько жалкими и подлыми методами пользуются националисты. Я искренне считаю, что люди, провозглашающие свою нацию лучше других, являются больными параноиками. В мире столько умных народов и наций, у которых нужно учиться. Англичане, французы, русские, немцы, итальянцы, японцы, китайцы, всех невозможно перечислить…

– И евреи как особая нация, – улыбнулась Алена.

– Да, – согласился Фархад, – по-настоящему особая нация. Я об этом часто думаю. Ни одному народу в истории не пришлось перенести столько страданий, сколько перенес еврейский народ. Ни один народ сознательно не уничтожали с такой ненавистью и злостью. И ведь не только в фашистской Германии. Еще за две тысячи лет до этого. И потом по всей Европе. Их сжигали на кострах, убивали, выгоняли, грабили. А сколько погромов было в царской России? У нас в Баку, где я вырос, не было ни одного еврейского погрома за всю историю города. И мы этим очень гордились. Может быть, другим народам нужно учиться у евреев умению выживать вопреки всему, умению верить в свои идеалы, даже тогда, когда верить невозможно, умению жить там, где нельзя выжить. Они сохранились в истории без своего государства и своей территории. Великие нации и народы растворились в глубине исторического прошлого, а они сохранились, вопреки всему. Я бы посылал туда людей из других стран, чтобы они учились этому секрету выживания.

– У тебя к ним особое отношение, – усмехнулась Алена, – а я думала, что ты их должен ненавидеть, – она показала на сломанное кольцо.

– Тогда я должен ненавидеть и вас, – заметил Фархад. – Ты знаешь, как мне было трудно в девяностые годы в Москве? Иногда я слышал за своей спиной обидные слова, а иногда мне прямо в лицо говорили, что слишком много «чернозадых» приехало в столицу. Такие вещи говорят до сих пор, но уже не мне, а моим племянникам или детям моих друзей. Так вот, я никогда не считал говоривших подобные слова придурков представителями русской нации. Нации, давшей миру Пушкина и Чайковского, Толстого и Чехова. Поэтому я всю жизнь презирал националистов и восторгался людьми, которые любят и уважают другие народы.

– Ты у нас космополит, – заметила Алена.

Кажгельды удивленно слушал их монолог. Он давно обратил внимание на их отношения. Иногда, забываясь, они переходили на «ты». Впрочем, это было не его дело. В конце концов, каждый начальник имеет право на красивую помощницу или секретаря, с которой можно говорить на «ты».

Старик вернулся в дом, принес целое блюдо свежей рыбы. Она была приготовлена по древнему методу, на углях.

– Попробуйте, – предложил им Интигам.

– Когда мы вернемся в Москву, я сяду на диету, – пробормотала Алена, пробуя рыбу.