Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября

У курсанта Павла Михайловича Анаевского изъяли браунинг.

У инструктора Георгия Владимировича Дитятьева изъяли переписку, две бутылки вина, пишущую машинку и шашку.

У курсанта Ивана Михайловича Кудрявцева была изъята переписка ^{269} .

Больше ничего не было найдено, но и то, что удалось изъять, вполне подтверждало расчеты Моисея Соломоновича Урицкого — в училище могготовиться заговор.

Из допросов курсантов выяснилось, что вербовал их в контрреволюционную организацию некто Владимир Борисович Сельбрицкий, проживавший на Каменноостровском проспекте, в доме номер 54, в квартире 55.

Когда Сельбрицкого задержали, оказалось, что под этим именем скрывается Владимир Борисович Перельцвейг.

Вот уж воистину не везло Моисею Соломоновичу летом 1918 года.

Как-то так получилось, что в сенгилейском тумане, окутавшем город, он постепенно превращался в самого главного погромщика Петрограда.

Организовав убийство своего друга и соратника Моисея Марковича Володарского, он вынужден был объявить черносотенцем и арестовать тайного агента ВЧК, выкреста Алексея Фроловича Филиппова.

А теперь, обрадовавшись возможности не встречаться с Филипповым и не узнать, кто он такой, Моисей Соломонович раскрыл-таки почти настоящий контрреволюционный заговор, но во главе его опять оказался еврей — Владимир Борисович Перельцвейг…

Что за судьба, что за испытания для Моисея Соломоновича Урицкого, все детство постигавшего основы Талмуда?!

2

Сам Владимир Борисович Перельцвейг в Михайловском училище не учился. Он закончил Казанское военное училище и служил в 93-м пехотном запасном полку. Кроме того, он вел весьма странную, не то провокаторскую, не то осведомительскую деятельность.

«В отношении с курсантами и рабочими, — показал Владимир Борисович на допросе, — я был очень откровенен, говоря часто о возможности бегства властей из Петрограда, причем защищать его пришлось бы нам. Приблизительный процент добровольцев в будущую армию можно было бы распространить на весь город или уезд. Я часто говорил также о возможности рабочего движения, которое может быть использовано немецко-монархической партией. Я предупреждал рабочих об организации и старался соорганизовать и учесть количество сознательных рабочих, могущих сопротивляться этому движению».

Нетрудно догадаться, что работа эта осуществлялась Владимиром Борисовичем в рамках программы Всемирной Сионистской организации, ставившей своей главнейшей задачей «охрану еврейства перед лицом грядущих потрясений». О принадлежности Перельцвейга именно к организации сионистского направления можно судить по названиям клубов, которые он посещал и где получал инструкции.

С бывшим прапорщиком Василием Константиновичем Мостыгиным Владимир Борисович Перельцвейг встретился в конце июня 1918 года.

«Встретя Владимира Борисовича Сельбрицкого (так представился ему Перельцвейг. — Н.К.), я разговорился с ним о настоящем положении. Разговор перешел о положении России и выйдет ли Россия из настоящей войны окрепшей или нет. В разговоре мы оба пришли к заключению, что хорошего от Германии ждать нельзя и поэтому, если Германия победит, то от России ничего не останется…» ^{270}

Разговор двух двадцатилетних прапорщиков, очевидно, другим и быть не мог, точно так же, как ничем другим, кроме решения вступить в какую-либо организацию, не мог и кончиться.

«Владимир Борисович предложил мне вступить в организацию для борьбы за Учредительное собрание… После этого разговора я был у Сельбрицкого на квартире два раза, один раз вместе со своим товарищем Сергеем Орловым».

Сергей Федорович Орлов, курсант Михайловского артиллерийского училища, хотя и был на год старше Мостыгина, но житейского опыта и у него было немного, и он тоже клюнул на удочку, закинутую Перельцвейгом.

«Мостыгин предложил мне поехать к некоему Владимиру Борисовичу на Каменноостровский проспект.

Мы поехали.

Владимир Борисович предложил мне вступить в организацию правых эсеров на жалованье 200 рублей. Обещал он дать мне оружие (револьвер)…

Я приехал затем в училище и предложил двум товарищам Арнаутовскому и Кудрявцеву вступить в эту организацию.

В день выступления левых эсеров я виделся с Владимиром Борисовичем (он вызвал меня по телефону) у него на квартире. Он начал меня расспрашивать, как у нас в училище относятся к выступлению. Я ответил, что курсанты все разошлись, а у Выборского совета выставлены пулеметы.

Затем я виделся с Владимиром Борисовичем в его квартире еще раз, и присутствовал при этом еще один офицер, бывающий у него каждый день» ^{271} .

Завербованным Орловым Ивану Михайловичу Кудрявцеву и Георгию Сергеевичу Арнаутовскому было одному девятнадцать, другому — восемнадцать лет.

Арнаутовский на следствии показал:

«Недели две тому назад получил от Орлова предложение поступить в какую-то организацию за жалованье в 200 рублей.

Во вторник, девятого июля, он в обеденное время предложил мне съездить на Каменноостровский за деньгами и револьверами.

Там нас встречали какие-то два молодых человека, похожих на офицеров. Денег они нам не дали так же, как и револьверов, а только говорили, что нам надо разъединить телефон и снять часового у ворот.

Когда мы вышли, то я сказал Орлову, что эти люди мне не нравятся и что я больше туда не поеду» ^{272} .

Но, пожалуй, наиболее ярко заговорщицкая деятельность освещена в показаниях девятнадцатилетнего Ивана Михайловича Кудрявцева. Когда следователь спросил, не является ли Кудрявцев членом партии правых эсеров, Иван Михайлович искренне возмутился:

«На вопросы, считающие меня правым эсером, я категорически отвергаю и говорю, что я совершенно с сентября 1917 года ни в каких правых организациях не участвовал. Готов в любой момент идти защищать Советскую власть до последних сил» ^{273} .

Если бы Ивана Михайловича через несколько дней не расстреляли, можно было бы, пожалуй, и улыбнуться его словам. Ведь надо же, какой матерый политик — уже целый год не участвует в правых организациях! А раньше, когда ему и восемнадцати лет не исполнилось, небось поучаствовал…