Трактир «Разбитые надежды»

— Соглашайся, — продолжал увещевать Марат. — Все равно, куда бы ты ни шел дальше, нужна будет еда, а тем более — вода. Сам же знаешь, в этих местах ее совсем мало. Клянусь, если привезешь детей, в поселке дадут тебе вдоволь и того, и другого.

— Тут как бы самого не съели, — криво усмехнулся Лешага, — в виде праздничного ужина!

Марат, дотоле оживленно жестикулирующий, замер, точно обледенев. Лехе показалось, что в землисто-сером цвете чешуи его собеседника проступил багровый оттенок. Тот замолчал надолго. За это время можно было дойти вновь до лаза и обратно.

— Да, — наконец выдавил юнец, — мы едим трупы. Мы не хотим этого, не любим. Это противно. Однако порой нам попросту больше нечего есть. После оранжевого тумана, висевшего тут семь дней, земля очень надолго перестала родить. И рыба в реке почти вся перевелась. Ты сам видел, здесь был большой город. После разлива реки, убившего всю нижнюю его часть, после ядовитых дождей, выжил едва ли каждый сотый. Запасы еды, все, какие удалось найти, закончились менее чем за год. Уходить было некуда. Везде, насколько это было нам известно, происходило то же самое, иногда и еще хуже. Мы вымирали. За прошедшие годы земля немного очистилась, пригодных в пищу растений стало больше, и кое-где даже начало появляться мелкое зверье. Мы делали силки, ловушки, и нам было чем питаться. Но когда у нас не осталось выбора… Когда начало казаться, что жизнь налаживается, сюда пришли волкоглавые, так ты их называешь? Вчера, когда нагрянул Пучеглазый с прорвами, так мы называем зверолюдов, нас тут насчитывалось больше полутора сотен. Теперь, сам видишь… — он замолчал. Лешага глядел на него со смешанным чувством жалости и брезгливости, но теперь вдруг это чешуйчатое, одетое в рвань существо показалось ему отражением его самого. Бесприютное, лишенное ясного пути и смысла жизни. Леха, непонятно отчего, вдруг ощутил раздражение от нахлынувшей слабости, от того, что вдруг почувствовал себя виноватым. Подумать только, виноватым перед чешуйчатым!

— Хорошо, — буркнул он, — собирайтесь, чуть свет выступаем.

* * *

Семеро детей, мелких, ему не выше пояса, жались к своим воспитательницам, с опаской глядя на чужака. Высокий, широкоплечий, с угрюмо наклоненным вперед лбом и взглядом, точно высматривающим, куда половчей нанести удар, — он и впрямь был страшен. Пройдя мимо женщин, Лешага приблизился к тюкам, заплечным мешкам, связкам книг, лежащим чуть в стороне.

— У вас есть повозки?

— Нет, — ответил Марат.

— Мулы?

— Откуда бы? — юнец, похоже, начинал злиться.

— Тогда кто это все понесет? — ученик Старого Бирюка перевел взгляд на женщин и мелкоту, жмущуюся к их ногам.

— Но вы же такой сильный… — начала одна из них.

— Стражи не носят грузов. — Лешага с презрением отвернулся. — Руки всегда должны быть свободны.

— Но здесь же все ценное, — робко возразила Зарина.

Леха хмыкнул, поднял за лямку один из заплечных мешков, в нем что-то звякнуло.

— Перепаковать. Сложите все плотнее, тяжелое вниз, легкое наверх. Все, что может звенеть, кладите порознь и оборачивайте тряпками. Воду не забыли?

— Полные бурдюки.

— Это хорошо. Провизия?

— На руку дней хватит, если понемногу, — отозвалась Зарина. Лешага скривился: в походе сил нужно куда больше, чем если сидеть в норе, а уж таким ходокам, как чешуйчатые, и подавно. Женщины молча принялись за работу.

— И чтоб не звенело! — напомнил воин. — Как говорится: кто тихо идет, далеко дойдет.

— Тише едешь, дальше будешь, — забывшись, поправила Зарина. — Имеется в виду, что если не спешить, можно достичь большего.

— Действовать нужно без спешки, но быстро, это верно, — глядя на жуткого вида существо, посмевшее ему перечить, согласился Леха. — Но не в том дело. Тот, кто идет тихо, не привлекает лишнего внимания, вот в чем суть. А внимания нам привлекать не следует. Не ровен час, прорвы опять нагрянут, что делать будем?

— Умирать, — со вздохом констатировала одна из воспитательниц, обнимая жавшегося к ней мелкого страшилу.

— Э, нет, — страж еще раз глянул на «караван». И зачем только он с ними связался?

— Марат, ко мне, бегом! — горе-охранник не заставил повторять. — Сам видишь, — начал Лешага, — этаким стадом нам не дойти. Если в верховьях переправу снесло, не сегодня завтра сюда раздольники пожалуют, да и прорвы вряд ли ушли далеко, могут вернуться.

— Да что им здесь делать?

— Караваны как-то переправлять нужно, — пожал плечами Лешага. — Устои старого моста целы, заново настил положи и жди гостей — место для засады отменное. — Он вдруг задумался. Не в первый раз ему доводилось тянуть нитку в Катинбунк. Чаще по старой переправе, выше по течению. Но и в этих краях однажды ходил. Тогда пришлось неподалеку перевоз ладить, моста не было. А тут его вдруг кто-то настелил, а затем взорвал.

Он вспомнил прорв. Тяжести на таких перетаскивать в самый раз — пожалуй, и древесный ствол в одиночку этакая тварь утащит. Но кто-то же приказал им сделать это, организовал строительство переправы, и главное, в нужный момент смог разрушить деревянный настил. Для такого дела особое умение потребуется!

Лешага вновь поглядел на торчащие из воды рукотворные скалы, построенные древними. Кое-где бревна настила еще сохранились — длинные гладкие стволы, аккуратно перевязанные лыком, для прочности схваченные по краям и в середине крепкими поперечинами. Кто бы ни строил, делал он это основательно. Пожалуй… Лешага глянул на мутную непрозрачную реку, затем снова на остатки переправы.

— У вас есть веревки?

— Есть. Что нужно завязать?

— Нужно сбросить в воду вон ту часть моста. — Он ткнул пальцем. — Мы не пойдем берегом, сплавимся на плоту. Иначе всю эту поклажу не утащить.

— Так ведь там же… — Марат понизил голос, — там живоглот.

— Где?

— Под водой, — боязливо прошептал юнец.

Лешага не раз встречал в Диком Поле всяких мерзких тварей, норовящих сожрать его на обед, даже не вытряхивая из сапог. Что скрывать, до недавнего времени он и чешуйчатых таковыми считал, но с живоглотами прежде сталкиваться не доводилось.

— Ты его видел? — с сомнением уточнил воин. — Или бабки рассказывали, чтоб вы к реке не совались?

— Голову видал, честное слово! Вот такенная! — Марат раскинул на полный мах руки. — Зубищи с палец, пасть длинная и вся ими усаженная, а глаза будто насмешливые. Увидел меня, как заверещит, как завизжит, я с перепугу чуть в воду не сверзился!

— Мерзкая тварь, — согласился Леха, подумав про себя, что, возможно, неведомая зверушка сама до жути перепугалась, увидев перед собой чешуйчатого. — Ну да она в воде, а мы-то будем на плоту. Главное, чтобы дети от страха чего не начудили. Ну и тетки, ясное дело. — Ему вдруг почему-то стало не по себе от того, что он назвал таким пустым бездушным словом Зарину. На вид, особенно днем, она, конечно, выглядела жутко, но — Лешага с удивлением осознал это — ему было интересно ее слушать. — Ладно, — он отогнал неприятные мысли. — Пошли за веревками, нам еще настил к делу приспособить надо.

* * *

Длинный плот медленно скользил по течению. Марат и Лешага попеременно налегали на рулевое весло, установленное на треноге, стараясь держаться середины реки. Из шалаша, сооруженного посреди транспортного средства, долетали слова Зарины:

— …как рассказывали старики, в прежние времена, до Того Дня, люди достигли таких невероятных успехов во всяких знаниях и умениях, что научились даже летать. Вот посмотрите на эти картинки. Видите? Эти железные птицы назывались самолетами.