Трансформация интимности

«Весьма немногие женщины намереваются иметь столь много сексуальных партнеров, сколько вообще возможно. Сексуально наркотизированные женщины оказались в ловушке цикла, в котором первичным источником силы выступает сексуальное завоевание, и они осуществляют свою потребность в нежности и общении через сексуальный акт. У большинства женщин глубоко в основе сексуально аддиктивного поведения лежит желание продолжительных отношений» [116] .

Сексуально принудительное поведение женщин принимает разнообразные формы, поддерживая вывод скорее о самом этом глубинном синдроме, нежели о его специфических выражениях. В некоторых случаях основным элементом выступает принудительная мастурбация, может быть, по нескольку раз в день; некоторые такие женщины имеют нескольких сексуальных партнеров. В других случаях доминирующей чертой является навязчивая сексуальная озабоченность на уровне фантазий, описанная одной из женщин как «пугающая сексуальная озабоченность» [117] .

116

Kasl Ch. Women, Sex and Addiction. — London: Mandarin, 1990. — P. 57.

117

Ibid. — P. 58.

У некоторых сексуальная активность имеет сходство с неупорядоченным приемом пищи. Период френетической (в оригинале — frenetic — примеч. перев.) сексуальной энергии сменяется фазами, в которых секс представляется омерзительным, так что у индивида едва ли может родиться мысль о следующем сексуальном контакте.

Большинство таких женщин испытывают оргазм. Высший оргазм — это момент триумфа, как физического, так и эмоционального облегчения; но многие испытывают высшую точку также в самом движении к сексуальному сношению, в котором они чувствуют особенное возбуждение и даже эйфорию.

Мужская сексуальная принудительность имеет тенденцию к различиям. Мужчин, эквивалентных свободным женщинам, не существует, и авантюрный мужчина часто уважаем, особенно среди других мужчин. Касл отмечает, что когда она упомянула на вечеринке одному мужчине, что пишет книгу о женских пагубных пристрастиях к сексу, он реагировал в манере, ставшей позднее весьма знакомой: «Вы хотите сказать, что есть женщины, пристрастившиеся к сексу? Эй, я хотел бы встретиться с одной из них» [118] .

118

Kasl Ch. Women, Sex and Addiction. — London: Mandarin, 1990. — P. 279.

Тем не менее имеется немало свидетельств того, что сексуально ненасытные мужчины как раз и не ищут женщин, чье поведение близко к их собственному, и фактически часто отвергаются ими. Женщины, в той мере, в какой для них представляет интерес контакт с такими мужчинами, как всегда, разделяются на две категории: тех, кто ждут, чтобы за ними «охотились», и поэтому могут быть завоеваны, и тех, кто в определенном смысле находится за чертой морали, и поэтому им «все равно» [119] .

119

Steven Chappie and David Talbott. — Burning Desires. — New York: Signet, 1990, ch. 1.

Сексуальное пагубное пристрастие среди мужчин не связано всецело с поиском разнообразия. Как и в случае женщин, оно может принимать форму принудительной мастурбации, очень часто привязанной к сексуальным фантазиям, которые распространяется почти на все виды деятельности, которыми занимается человек. Иногда сексаголизм фокусируется исключительно на одной личности. Чарли, описываемый в исследовании Сьюзен Форвард, сообщает, что ему нужно было иметь секс по несколько раз в день. Он характеризует свое поведение рефлексивно-усложненным образом и осознанно использует язык пагубного пристрастия: «На той неделе мы имели секс десять раз, но если бы на одиннадцатый она сказала „нет“, я бы почувствовал себя отвергнутым и рассердился бы на нее. Теперь я знаю, что это было некрасиво, но я тогда не видел ничего, кроме того, что моя „фиксация“ уходит от меня» [120] .

120

Susan Forward. Men Who Hate Women and the Women Who Love Them. — New York: Bantam, 1988. — P. 68.

Те, кто ищут разнообразия, наиболее устремленные охотники за женщинами, сочетают пристрастие к сексуальной погоне с плохо скрытым презрением к самому объекту своего желания. Как формулирует это один из авторов, «они преследуют женщин с такой настойчивостью и сосредоточенностью, что относятся к обычному ухаживанию небрежно и бессистемно, и с безрассудностью, которая часто подвергает риску их браки, карьеры и здоровье» [121] .

Женщины, которых желают с непреодолимой силой, превращаются в ничто сразу же после достижения связи, хотя многие из таких мужчин вне этих мимолетных событий стремятся к стабильности, поддерживая в то же самое время продолжительную связь. Поступая таким образом, они часто должны проходить через изощренный обман и обеспечивая тщательное прикрытие.

121

Peter Trachtenberg. The Casanova Complex. — New York: Pocket Books, 1988. — P. 17.

Погоня за сексуальными завоеваниями как раз и продуцирует тот выматывающий цикл отчаяния и крушения иллюзий, который отмечается и в случае других пагубных пристрастий. Вот как говорит процитированный выше автор о своем собственном опыте, который впоследствии привел его в группу самопомощи от сексуальных пагубных пристрастий.

Я осознавал, что меры, которые я должен был принимать, чтобы избавиться от боли, сами становились неизмеримо болезненными, погоня за женщинами больше не «работала» на меня. Я много потерял в следовании своему пагубному пристрастию, и теперь, в минуты моих последних побед, мною овладевало ощущение личной опустошенности. Секс больше не давал мне ничего большего, кроме физического облегчения при эякуляции; довольно часто я просто не мог достичь оргазма. Женщины больше не были объектами любви и даже желания. Я достиг точки, где испытывал отвращение к своим партнершам даже когда входил в них, и мое отвращение было еще более сильным от того, что я осознавал, как мало я в них нуждаюсь [122] .

122

Ibid. — P. 289.

Как он дополняет далее, бывает трудно воспринимать ценность заявлений некоторых соблазнителей о том, что их активность не представляет для них проблем. Ответ одного мужчины исследователям был таков: «Находить женщину — да, но гоняться за женщинами — нет». И тем не менее в авторских интервью с такими мужчинами на поверхность быстро всплывает беспокойство по поводу женщин и страх перед ними; спокойствие, с которым они могли говорить о своих сексуальных подвигах, контрастирует с френетической природой погони и имеет сходство с негативными характеристиками других пагубных пристрастий. Замечания, которыми они комментируют свою деятельность, весьма схожи с теми, которые используют алкоголики, когда они оправдывают свое пьянство: «это только в этот раз», «это никому не приносит вреда», «моя жена никогда не узнает об этом» [123] .

123

Peter Trachtenberg. The Casanova Complex. — P. 283-284.

Важно прояснить направление этой дискуссии. Не следует противопоставлять флирт имплицитной модели моногамии, как если бы «верность» определять с точки зрения сексуальной эксклюзивности. Женолюбие определенно связано с тем, что я позднее назову эпизодической сексуальностью, но это не одно и то же. Связью между ними выступает принудительность.

Сексуальность и обольщение

Можно было бы предположить, что мужская сексуальная принудительность — это просто мужская сексуальность, высвобождаемая из ее традиционных рамок. Помимо всего прочего, разве не существовало достаточно многих культур, в которых богатые мужчины могли позволить себе приобрести столько жен и наложниц, сколько они могут? Разве Казанова это не архетипический герой, которым восхищались множество женщин, и не предтеча сегодняшнего Джеймса Бонда?

Однако обладание двумя и более женами в контексте пре-модернистских культур обычно не имело ничего общего с сексуальным завоеванием как таковым. Фактически все полигамные общества обладали системой организованного брака. Приобретение нескольких жен требовало материального благополучия и было выражением его; то же самое было справедливо и в отношении конкубината — там, где он был общепринятым институтом. Казанове не было места в пре-модернистских культурах: он был фигурой из общества, находящегося на пороге модернизма. У него не было интереса к накоплению жен, если бы такая вещь была возможна. Для него секс был нескончаемым поиском, который приходил к своему итогу не в результате самоосуществления или мудрости, а только с дряхлостью старости. Мужчины хотят любви? Ну, в определенном смысле это и есть значение жизни Казановы. Он является первым «мужчиной, принадлежащим леди» — эта фраза показывает, кто кому принадлежит.

Такие мужчины любят женщин, хотя они не могут любить конкретную отдельно взятую женщину. Нет сомнения, что эта любовь произрастает отчасти из страха, но интересно, что настолько, насколько об этом можно говорить, Казанова не питал того открытого презрения к женщинам, которое сегодня так легко просматривается среди женолюбов, равно и среди некоторых беспутных мужчин. Он был, вне всякого сомнения, иллюстративной фигурой: в старости он должен был унизиться до насилия как средства поддержания своей сексуальной жизни. Однако в молодые годы он старался заботиться о женщинах, которых любил, и оставлял и очень часто подыскивал для них подходящих мужей. Хевилок Эллис говорит, что «он любил много женщин, но разбил не так уж много сердец» [124] , хотя это суждение, конечно, слишком щедрое.

124

Havelock Ellis. Psychology of Sex. — London: Heinemann, 1946. — P. 189.