Трансформация. Книга первая. Скольжение, или Хронотоп

На этот раз на семинаре говорили о советской культуре. Сосед Бориса по кабинету Данилов в своём выступлении сказал, что носителем самой передовой в мире советской культуры является интеллигенция. Павел Петрович вспылил:

– Данилов, вы не подготовились к семинару. Садитесь. Орлов, объясните Данилову, кто является носителем культуры в нашей стране?

Борис был полностью согласен с Даниловым. Других вариантов для него не существовало. Но и повторять слова Данилова, – значит, идти на конфликт с начальником управления. Тогда он решил свести всё к шутке и ляпнул:

– Несомненно, евреи.

«Семинаристы» сдержанно, а потом откровенно засмеялись. Над чем, или над кем они смеялись, было непонятно, но всё же они оценили юмор. Но Набережный подобные шутки считал неуместными. Он буквально стал пунцовым.

– Вы, Орлов, за год работы в управлении мало чему научились. Думаете, бога за бороду ухватили? Вы – цыплёнок ощипанный. Ваше мнение – это тема для партийного собрания.

Борис похолодел. Даже если партсобрание его не накажет, сам факт разбора его персонального дела – пятно на всю жизнь. Он посмотрел Набережному прямо в глаза и твёрдо заявил:

– Я не хотел ничего такого. Просто я неудачно пошутил, потому что не знаю ответа на вопрос.

Генерал смягчился:

– Ладно, поможем вам. Какой класс является передовым в социалистическом обществе?

– Рабочий.

– Правильно. Следовательно, он и есть носитель передовой культуры нашего общества. Это знает каждый нормальный школьник.

Можно было «умыться», промолчать и сесть, но в душе поднимался протест против глупости и бессмысленного фанатизма. Пусть эту сказку рассказывают пионерам, школьникам и рабочим. Контрразведчик не может мыслить штампами.

– Простите, Павел Петрович, но тогда получается, что рабочий интеллигентней интеллигента?

В помещении наступила тишина. О чём думал генерал, когда отвечал Борису? Едва ли он был искренним, скорее всего боялся потерять свой непререкаемый авторитет:

– Да, – произнёс он тихо.

В его голосе Борис уловил скрытую угрозу, но остановиться уже не мог.

– Получается, что культура присутствующих здесь сотрудников ниже культуры рабочих нашего районного мясокомбината?

Тут Борис понял, что он единственный в коллективе дурак.

Ему тут же это доходчиво объяснили и убедительно доказали. Впрочем, доказать можно всё. На следующем семинаре Павел Петрович не менее убедительно продемонстрировал, что роль партии и государства в современных условиях непрерывно возрастает. Борису он вопросов не задавал.

Валера Грач

Вечер Орлов провёл в компании Грача, за бутылкой коньяка. Друзья вволю насмеялись над произошедшим на семинаре диспутом. Однако у Бориса смех был немного нервный.

– Валера, как думаешь, я попал в чёрный список?

– Несомненно. Вопрос, в каком качестве. Впрочем, Паша – человек сентиментальный. И может быть, ты ещё и выйдешь сухим из воды. Да, да, не удивляйся. Он сентиментален. Просто ты ещё пока мало работаешь у нас, и, вообще, зелёный.

Знаешь, как он любит свою дочь?

– У него есть дочь? У таких дочерей не бывает.

– Есть, и вполне симпатичная. Брюнетка, на евреечку похожа. Недавно замуж вышла. Но, судя по всему, неудачно. Ходит слух, что она мужу изменяет. Во всяком случае, тот так считает. Зять – парень независимый, Пашки не боится. У него самого отец «бугор». В общем, у дочки всё плохо. Нервные срывы, истерики. Внуков нет. Паша очень переживает. Появись ты у нас чуть пораньше, он бы тебя на дочери женил. Что смеёшься? Куда бы ты делся.

– Слава богу, я опоздал. Давай лучше вернёмся к семинару. Валера, скажи, кто в твоём понимании настоящий интеллигент? Только не говори, что это симбиоз интеллекта, культуры, системного образования, способности к сопереживанию, деликатности, ну и тому подобного. И возможно ли описать м-м… скажем так, абсолютного, безупречного интеллигента, и назвать все его основные качества. Конечно, таких людей в реальной жизни не бывает, потому что я говорю о философской категории, больше того, о математической. Вот ты это сможешь сделать?

– Описать? Смогу. Это идеальный человек.

– Вот, вот. Тогда скажи, может ли быть идеальный человек патриотом?

– Разумеется.

– Возникает парадокс, идеальный человек считает одного хорошего человека лучше другого столь же хорошего человека по той лишь причине, что первый живёт к нему ближе, чем второй. Или потому, что язык первого ему понятней, чем язык второго. Ну и так далее. А во время войны он убьёт другого такого же правильного, честного и гуманного лишь потому, что на нём другая форма? Ты меня понимаешь?

– В принципе, да. Но коньяк закончился. Без второй бутылки мы не разберёмся.

– Валера, не увиливай. Отвечай, кто настоящий интеллигент – патриот или космополит?

– Знаю одно, мы с тобой не идеальны, потому что пьём и ругаемся матом. Следовательно, мы – не интеллигенты.

– Врёшь, дружище. Мы не безупречны, но мы способны к рефлексии, а, следовательно, мы – интеллигенты. Я пошёл в магазин.

Заканчивалась вторая бутылка, но друзья так и не пришли к единой позиции по русской интеллигенции.

– Ну, ты, Боря, насмешил всех сегодня. Евреи – носители советской культуры! Однако что-то в этом есть.

– Конечно. Тебе не приходило в голову, что русским интеллигентом может быть исключительно еврей? Смотри. Образ интеллигента в наших головах создан книгами, кино, театром, телевидением. А ты прекрасно знаешь, что ни одного чисто русского среди творческих людей нет. Следовательно, тот русский интеллигент, которого мы знаем, или, вернее, себе представляем – еврей.

– Молодец, Боря. Великолепное логическое построение. Но скажи, а как быть с нами, с тобой, со мной, с Сашкой Безбожным, в конце концов? В нас нет ни капли еврейской крови.

– Дружище! Все диссиденты – евреи. Следовательно, они русские интеллигенты. Ты можешь поверить, что диссиденты признают нас с тобой равными себе? То-то. Впрочем, ты и сам недавно говорил, что мы пьём и ругаемся матом. Значит, мы – плебеи. Ну, а плебеи у нас являются самым передовым классом. Круг замкнулся…

Орлов и Грач любили такое непринуждённое общение, когда можно было расслабиться и говорить на абсолютно любую тему. Оппоненты стремились не переспорить друг друга, а спровоцировать на более оригинальное и глубокое суждение. Ни с кем, даже с Безбожным, Борис не испытывал желания говорить так часами. Это был редкий вариант духовного родства.