Трансильвания: Воцарение Ночи

Я отпрянула, сделав шаг назад. Вместо того, чтобы оказаться у края кровати, я почувствовала, как вжимаюсь спиной в оконную раму и стекло, которые оказались, на удивление, очень теплыми.

— Что со мной?.. — Тихо произнесла я. Пришлось зажать уши руками. Мой собственный голос раздавался внутри моей головы. Он сводил с ума сверхчувствительный слух. А, быть может, это был вовсе и не мой голос. В нем исчезли все привычные нотки, тембр, который вкладывала в него жизнь все мои шестнадцать лет. Этот голос напоминал трескающийся морозный лед.

— Процесс обращения в вампира всегда мучителен. А учитывая то, какой ты была в жизни человеческой, учитывая, что вся твоя жизнь была агонией, скажу лишь, что в смерти, посмертии и бессмертии будет еще труднее. Агония станет адской мукой. Придется терпеть, свыкаться и учиться жить заново. Все, что было в человеческой жизни, больше не понадобится…

Его голос… Теперь он звучал еще прекраснее, и как я раньше могла этого не замечать?.. Легкая хрипотца мелодичного баритона серебристого оттенка, в котором звучала гробовая жадная вечность, переполненная мягкими оттенками любви, вязким влечением, смертельной глубиной.

Внезапно я почувствовала навязчивый зуд в деснах. Что-то было не так с моими зубами. Клыки заострялись, удлинялись, становились тонкими и острыми, как иглы. Болезненные ощущения в верхней и нижней челюсти продолжили мою агонию. Я упала на пол. Позвоночник выгнулся, а затем проделал то же самое, только в обратную сторону. Я слышала хруст ломаемых костей и хрящей. Дышать не осталось сил. Я взвыла. Что-то не так было и с моими руками. Бледная алебастровая кожа бугрилась и деформировалась, становилась молочно-белой и перепончатой. Ногти неестественно вытягивались, превращаясь в когти. Некая сила вывернула руки к спине, из лопаток которой внезапно прорезалось два огромных крыла, как у летучей мыши. В безумии я взвилась под потолок. Что-то со звоном рухнуло на пол. Бриллиантовая люстра. Это меня не остановило. Бешено взмахивая крыльями, я пыталась скинуть с себя эту личину вместе с ее крыльями, вырваться из собственной чудовищной шкуры. Какая-то тень мелькнула рядом, и резкий удар в позвоночник уронил меня на кровать. Черная тень сжала в когтистых лапах мои крылья с такой силой, что я взвыла от боли. Его обжигающий голос довлел надо мной. Он раздавался в моей голове.

— Нет уж, милая. Так дело не пойдет. Эта люстра пришла ко мне прямиком из восемнадцатого века. Плохая девочка. Нельзя бить дорогие вещи. Контролируй себя. Контролируй свои эмоции, и тогда, и только тогда ты сумеешь взять власть и над своим обращением. Дыши глубже. Ты можешь это контролировать. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Вес его тела был невыносим. Мне казалось, что он раздробит все кости в моем теле. Огромный нетопырь и не планировал отпускать мои крылья из своего звериного захвата. Это причиняло невообразимую боль. Усилием воли я заставила себя сделать длинный вдох и короткий выдох и сконцентрироваться.

— Я могу это контролировать. Я могу это контролировать… — Шептало внутреннее ‘я’, внушая телу подчиниться. Крылья сложились, уменьшились и исчезли в спине. Когти укорачивались с каждой секундой. Вдох-выдох. — Я могу это контролировать.

Бестия-летучая мышь снова приобрела человеческое обличие. Насколько я вообще теперь имела право называться человеком. Скорее даже не обличие, а форму. Теперь у меня было две формы: человеческая и звериная. Я лежала на животе, обнаженная и дрожавшая, запустив бледные и бескровные руки в волосы, влажные от холодного пота, бисеринками осыпавшего все мое тело. Спиной же я все еще ощущала силу адской твари весом в несколько тонн, вжимавшей меня в кровать. Лапы с когтями коснулись моей шеи и щеки.

— Наконец-то наши с тобой силы равны, и мне не придется быть осторожным, постоянно пребывать в человеческом обличии и бояться не рассчитать силы и прикончить тебя в каждом соитии. — Тихо рассмеялся он.

— Быстро отпусти меня!

Каким-то чудом мне удалось повернуться на спину. Чудовище было рядом. Оно дышало мне в лицо зловонным дыханием Смерти. Острые уши, огромные челюсти и зубы-иглы в зверином оскале, багровая радужка глаз вокруг вертикальных зрачков. Он был омерзителен. Наверняка, я сама выглядела не лучше в звериной фазе.

— Или что?

— Владислав, я не шучу.

— Используй свои новообретенные силы. Вырывайся. — Его голос все еще звучал в сознании, а лапы с когтями вжали мои обнаженные плечи в постель из шелка.

— Вот так значит.

Я резко рванулась. Я металась по кровати, как Дьявол в тисках, но высвободиться не удавалось. Чудовище было сильнее. Я тяжело дышала, отирая пот со лба.

— Конечно, в звериной форме ты будешь сильнее. У меня-то хрупкое человеческое тело. — Злобно прошипела я, извиваясь и выкручиваясь.

— Да как угодно. — Внезапно раздался его голос. Впервые он говорил вслух. Нетопырь уменьшался в размерах, превращаясь в мужчину. — Не имеет значения, в какой ты форме: человека или зверя. Твоя сила внутри тебя. И пусть твое тело сейчас и человеческое, но, отнюдь, не хрупкое.

Я замерла. Впервые я увидела его лицо своим новым зрением. Теперь оно казалось еще прекраснее и более исполненным дьявольщины. Черные глаза пронзительно смотрели на меня в обрамлении темных прядей волос, спадающих на лицо. По бледной и сильной обнаженной груди катились капельки пота. Эта неземная красота завораживала и манила. Что-то обожгло меня изнутри, но я не позволила этому разрастись. Теперь, когда человеческими руками он вжимал мои плечи в кровать, я просто нанесла удар когтями в сгиб локтя, которого он явно не ожидал, затем резкий удар в плечо и, опрокинув его на кровать, села сверху, повторив его жест и вдавив его плечи в кровать руками. Оскалившись, я склонила голову к его шее, желая вонзиться в артерию и пить без остановки.

— Один-один, Ваше Величество. Быть может, резерв сил одинаковый, что в звериной, что в человеческой форме, но элемент неожиданности, признайте, важнее.

Из моего горла вырвалось утробное рычание, злобная усмешка заиграла на губах, а алчные клыки оказались в паре сантиметров от его лица, на котором тьма и свет играли полутенями. Я чувствовала его запах. Теперь иначе, чем человеческим обонянием. Запахи зефира и ванили, смешивающиеся с запахом тления сейчас слились в один: запах Смерти и полутысячелетнего разложения, которые едва-едва перебивал запах его парфюма с сандалом.

— Держи себя под контролем. Все твои чувства сейчас обострены. — Долю секунды он внимательно смотрел мне в глаза, а едва только время для меня остановилось, пока я смотрела на его губы, граф снова обманным маневром оказался сверху, вжимая меня в кровать.

— Да. Пожалуй, ты прав. Но мне это чертовски нравится. Я голодна, Владислав.

Он наклонился ко мне, и я полуоткрыла холодные губы…

Мои клыки слегка покусывали его язык, ощущая во рту вкус слияния солнца и луны — вампирской крови, которая, впрочем, не удовлетворяла мой голод. Хотелось чего-нибудь более теплого. Я льнула к его телу своим, ставшим идеальным. Маленьким и естественным для человека недостаткам фигуры пришел конец. Теперь я была статуэткой из мрамора. Холодной, мертвой и идеальной. В свете луны фарфор кожи — хрупкой, но твердой, светился серебром. Каждый свой вожделенный взгляд граф уже не мог прятать маской холодного и мертвого равнодушия.

— Ну что же. По крайней мере, мы теперь одинаковой температуры, и мне не придется больше мерзнуть и покрываться инеем. — Я сжала его руку в своей. Теперь она казалась мне теплой. По сравнению с холодом и пустотой внутри, сменившими жар. В пылу, жару и агонии после смерти тела и возвращении в сознание умирала моя человеческая душа. И теперь, когда ее не стало, я, наконец, обрела покой.

Это было странно. Тело все еще горело, подчиняясь власти каждого прикосновения графа, но внутри, в области сердца, застыла ледяная глыба, не омываемая кровью. Сердце Лоры Уилсон остановилось здесь, в этой кровати, около двух часов назад. Здесь же умерла и ее бессмертная, данная лишь смертной оболочке душа, чтобы могла возродиться я. Лора Дракула. Как птица феникс из пепла. Мертвый, холодный и бездушный вампир с сердцем, которое не бьется. Новую себя мне еще только предстояло узнать, но не было смысла торопиться, когда вечность впереди.