Трансильванские рассказы

– Здравствуй, Йоханнес, – приветствовал хозяин. – Знал, что ты не робкого десятка, но не думал, что вот так смело сможешь по моему двору ночью пройти. Ну, говори, с чем пожаловал.

И рассказал я чародею про вольпертингеров, про Хорста-пивовара и про болезнь его.

– Сколько лет живу, никогда таких историй не слыхивал. Думаешь, знаешь людей, как облупленных, а они раз и удивят тебя через сотни-то лет, – усмехнулся магистр. – Значит, ты хочешь доставить другу своему рогатых зайцев. А знаешь ли ты, что зверей таких нет на всём белом свете?

– Нет, не знал такого.

– Но, если уж впрямь хочешь, могу сказать, кто их создать может.

– Скажите, пожалуйста, добрый господин. А то совсем пропадёт человек, сопьётся и по миру пойдёт.

– Сказать-то не трудно. Да только стоить вам будет его помощь уж больно дорого.

– Сколько бы ни стоило, а Шалькхамер на такое дело никаких денег не пожалеет.

– Ну ладно. Слушай тогда. В городе Германнштадте на улице Заггассе живёт мой давний знакомый Мельхиор – лучший алхимик во всём венгерском королевстве. Знает он секреты металлов, камней, субстанций разных. Варит он любые зелья, эликсиры или яды. Он-то и зайца вашего вывести сможет. Только вот существо живое сделать – это же вам не мазь замешать. Много золота он потребует, да ещё всё необходимое достать придётся.

– Я Хорсту передам, а он пусть сам решает, сможет ли заплатить за работу мастера Мельхиора.

– Хорошо, вот держи, записку ему от меня, без неё он вас даже на порог не пустит.

Тут взмахнул магистр Клинзор рукой – в миг со столика свиток запечатанный сорвался, да по воздуху прямо к нему в ладонь и прилетел. Оказывается, он ещё до моего прихода готов был, видать знал чернокнижник наперёд, зачем я к нему пожалую.

На следующий день отправился я в Германнштадт. По дороге в каждом городе про мастера Мельхиора спрашивал. Разное рассказывали про него. Родился он больше трёхсот лет назад где-то немецких землях. Ещё там увлёкся алхимией. За странные опыты не взлюбили его горожане. Кому понравится, если у них под боком распространяются ядовитые миазмы, гремят взрывы и призываются сущности из мира теней? Вот и вынужден был знаток тёмных искусств приселиться в Семиградье, подальше от мнительных соседей. Отправился, говорят, с первой группой поселенцев, той самой, которая и основала деревню на берегу Цибина. Там и люди посмелее были, и человек знающий всегда на новом месте пригодится. А как жизнь в Семиградье наладилась, призвал он работничков – известно каких – и приказал им строить башню в Карпатах до самых небес. И стоит ему захотеть, как чародей тотчас туда из дома своего и переносится. Когда монголы деревню Германна разорили, отправили они отряд ту башню захватить, да не сумели. Всех магистр Мельхиор огнём пожёг, только вот греческим или адовым – тут мнения расходятся. Говорили также, будто удалось ему изготовить философский камень, оттого и живёт так долго. А ещё написал он богохульную книгу «Processus sub forma missae». Только вот достать её можно лишь избранным.

В Германнштадте удалось мне найти мастера, как и казал Клингзор, в Нижнем городе на улице Заггассе. Сначала слуга меня даже на порог пускать не хотел, но как печать кронштадтского чернокнижника увидел, сразу смекнул, в чём дело, сообщил хозяину, и тот разрешил мне пройти. Сумму алхимик запросил немалую, только не велел распространяться на сей счёт. А ещё сказал добыть то, из чего будет вольпертингеров делать: свежие утиные яйца сто штук, семенники зайца на льду, оленьи рога и клыки мускусного оленя с востока. И надлежало явиться нам обоим, ему дескать лучше заклинание на двоих наложить, так как один может не справиться. О чём шла речь я тогда не понял, потом уж сообразил.

Приехал я к Хорсту и всё ему рассказал. Думал, не захочет пивовар такие деньжищи тратить. А он, наоборот, так вдохновился, даже улыбка на лице появилась блеск в глазах вернулся, румянец на щеках проступил. Пришлось ему четверть суммы у ростовщика занять. А ещё клыки мускусного оленя едва нашли. Как всё собрали, поехали в Германнштадт.

Ждал нас уже Мельхиор. Времени зря тратить не стал. Сперва реагенты осмотрел, потом золото пересчитал. А затем три раза посохом об пол ударил. Тотчас померкло всё перед глазами, и очутились мы с Хорстом в большой длинной комнате, похожей на неф церкви. Над головой своды высокие смыкаются, их рёбра на консолях в форме диковинных голов покоятся. На замковых камнях символы странные вырезаны. Запалубки расписаны, словно ночное небо. Только вот звёзды там впрямь двигались, будто настоящие. А впереди стоял алтарь, накрытый скатертью. На нём – подсвечники, распятие и книга, возможно Библия, а, быть может, и гримуар какой нечестивый. А вдоль стен статуи святых, да только таких, каких нигде больше не увидишь, и свитки в их руках с надписями на латинском, греческом, иврите, арабском, а ещё на странном языке, где вместо букв птицы рыбы, человечки и палочки.

«Где же мы оказались?» – подумал я. В окна посмотрел, да только ничего не увидел, тьма за ними кромешная. Вдруг дверь распахнулась, и оттуда вышел Мельхиор, облачённый, как священник в парчовом плувиале, с посохом. Магистр начал покаянную молитву, а затем взял с жертвенника книгу и начал читать. И хоть я в латыни не особо разумею, но показалось мне, что раньше в церкви я такого не слышал, а слова его сплошь богохульные, хотя меж ними не раз повторялось имя Господа нашего и матери Его пречистой Девы, а ещё святых и архангелов. Страшно сделалось, а деваться некуда. Так стояли мы с Хорстом и смотрели. И показалось мне, будто воздух сгустился и колеблется в такт голосу. Иной раз жарко становилось, иной раз стужа пробивала. И свечи то трепетали, то вспыхивали. Тьма то сгущалась, то рассеивалась. А тени, тени-то по стенкам скакали, будто живые, как если бы не вдвоём мы с Шалькхамером стояли, а весь зал наполняло множество разных существ.

Затем послышалось пение псалмов, двери раскрылись и в зал вошли люди в облачениях алтарных служек. Они поднесли наши реагенты, а мастер составил их на жертвеннике. Мельхиор развернул корпорал, перелил кашицу из семенников зайца в серебряный сосуд и высоко поднял его на вытянутых руках, читая на распев молитву. Затем он достал кадило и воскурил фемиам, а как благовонный дым рассеялся, омыл руки, а далее к нам повернулся и молиться призвал. Сам же алхимик над алтарём наклонился, руки сложил и зашептал что-то неразборчивое, словно шваб. А затем добавил по одному порошки из рогов и клыков в кубок и над каждым заклинание прочитал. Как всё смешал, достал Мельхиор откуда-то из-под рясы серый камешек, на вид самый обычный, каких на дороге много валяется. Разместил мастер его над чашей, да так, что тот в воздухе повис. Крутится, качается, а вниз не падает. Никогда такого не видел. Затем направил он на потир ладони. Тотчас из их начали вырываться сгустки света и тьмы, а камешек тот, серый, стал их впитывать, а затем как вспыхнет зеленоватым сиянием – у меня даже по спине мурашки волной пробежали. Хорст так вообще назад отшатнулся. А потом столб лучей вниз, в самую смесь извергся. Вспенилась она и чуть за края не перелилась. Затем всё успокоилось. Тогда же вскричал алхимик:

– Эй, Эггихельм, Вакарольф, Блидегар, Трухтари, Хлодерих, Штайнмар, именем Господа нашего и той властью, которую я над вами имею, явитесь по моему зову!

Тут я подумал, что сейчас кто-то ещё из дверей выйдет. Но никого не увидел, только заметил, будто воздух то-тут, то там густеть начал и дрожать, как в жару. Отовсюду послышались писклявые голоски, да мерзкие какие:

– Чего изволите, господин?

– Именем Адонай, Саваоф, Элохим приказываю Вам, проказливые бесёныши, внести эссенцию из этой чаши вон в те яйца. Берите поровну и ни одного не пропустите!

И опять со всех сторон раздалось:

– Будет исполнено, мастер Мельхиор.

Как я ни смотрел, а ничего разглядеть не удалось. Но видимо быстро сработали, черти, так как в считанные мгновения потир опустел, а чародей его платом закрыл.

Тогда велел алхимик:

– Эй, Эггихельм, Вакарольф, Блидегар, Трухтари, Хлодерих, Штайнмар, убирайтесь туда, откуда пришли!

– Как скажете, хозяин, – запищали невидимые помощники.

Тут повернулся магистр к нам и сказал:

– Теперь лежит на вас заклятие. Нарушите его – не видать вам вольпертингеров. Сделайте всё, как я говорю, – до исхода седьмого дня вылупятся они из яиц. Власть моя над моими подручными по договору распространяется лишь до ворот города. А они – бесенята проказливые: меня только слушают, а другим всегда навредить хотят, особенно тогда, когда дело их трудов касается. Как выедете на дорогу, так мчитесь, не останавливаясь, и назад не оглядывайтесь. Кого бы вы не увидели, что бы не услышали, не сворачивайте с пути, не назад не смотрите, продолжайте скакать, покуда после рассвета не увидите крест на башне ближайшей деревни. Вот тогда силам моих помощничков конец. А о том, что здесь видели и как зверей заполучили, никому не рассказывайте семь лет и три дня.

Вручил Мельхиор нам ящики с яйцами, а в придачу дал порошок волшебный, что все запоры отпирает, дабы мы ворота ночью открыть смогли. А затем чародей три раза посохом об пол ударил, и оказались мы снова в его гостиной в Германнштадте. Попрощались мы с алхимиком, на улицу вышли, смотрим – ночь наступила. Сели мы в телегу и выехали из города через Хельтауэрские ворота. Те от средства мастера сами собой распахнулись. Поначалу вроде бы ничего особенного не происходило. Тишина кругом, лишь изредка птица в кустах крикнет или ветер в кроне ветками зашумит.

Но стоило нам только в лес въехать, как сзади конский топот послышался. Хотел я было посмотреть, да вспомнил о словах магистра Мельхира. И Хорсту говорю:

– Не оборачивайся, то бесы нас пугают.

Тот только кивнул да лошадей подстегнул. Вид у него такой сделался, будто пожалел он уже, что с алхимиком связался.

Дальше крики послышались и улюлюканье, стук копыт громче стал, оружие забренчало, как если бы за нами гналась шайка разбойников. А Шалькхамер только своих кляч подгоняет. Тут стрелы у нас над головами засвистели. А потом и выстрел из ручницы грянул. Пригнулся я, но оборачиваться не стал.