Трансплантация (сборник)
Шрифт:
— Вы уж извините меня, сказали никого не пускать, вот я вас и вызвал. А народ-то у вас не шибко собирается, — в руках у вахтера листок со списком комиссии. С галочками на этом списке действительно было негусто.
— Да, с явкой у нас сегодня не ахти. А извиняться не за что. Правильно, что пригласили. Не зря, видимо, женщина в такой мороз сюда тащилась. Как не выслушать… Но больше никого!
— Александр Сергеевич, можно вас спросить, — услышал он за спиной мальчишеский голос.
— Ну что ж, давай спрашивай, — чуть посомневавшись, разрешил Мартов.
— Я Сергей, брат Володи.
— Нет, Сережа. Нельзя! Ты, как я понимаю, хочешь брату своему помочь, верно?
— Да, Александр Николаевич. Вовка очень хороший, и он ни в чем не виноват. Ему помочь надо.
— Вот видишь. Помочь надо! Мне, Сергей, и так от комиссии за маму твою попадет, а если еще и ты… будет только хуже. Притом Володе твоему в первую очередь. Я это точно знаю. Поверь мне, Так что, друг, извини!
— Я вам верю. Меня хормейстер домой отпустил, так можно я вам позвоню хотя бы, Александр Сергеевич? Скажете только — помиловали или не помиловали, и все. Ну, пожалуйста, Александр Сергеевич, — голос мальчика задрожал еще сильнее.
— Милует, Серега, Президент. А комиссия только рекомендует ему, какое решение принять… мы обычно на заседании телефоны отключаем, чтобы не отвлекали… Даже не знаю. — Мартов на мгновение задумался и, уже обращаясь к вахтеру, спросил: — Как ему позвонить? У нас там телефон вообще-то есть, я как-то и не посмотрел?
— Есть телефон. А звонки все одно через меня. По-другому никак. Этой самой штуковиной я и переключаю, — указал на небольшой железный ящичек вахтер.
— Вот и отлично! С Сережей переговорю, а больше ни с кем соединять не надо. Ни с кем! Договорились? А ты, Серега, звони ровно в шесть. Дело всего одно — управимся.
Попрощавшись с мальчиком и перекурив с вахтером, благо во всю вахтерскую красовалась солидных размеров табличка с надписью «Не курить», а под ней консервная банка, полная окурков, Мартов вновь пошел вдоль широкого коридора. По пути, неподалеку от туалета, к нему присоединился увлеченный футболом Смердин.
Перед кабинетом директора, на казенном стуле с инвентарным номером сидела Есенина.
— Немного подождите здесь, я вас приглашу, — сказал ей Мартов.
Женщина благодарно кивнула ему в ответ.
— Ну, так что же у нас с кворумом, коллеги, — задал Мартов риторический на данный момент вопрос, входя в кабинет.
За ним серой мышью проскользнул Смердин и сел в кресло в том же дальнем и темном углу кабинета.
— Так что же с кворумом? — Мартов сделал вид, что не заметил раскрасневшихся лиц Ротикова и Елены Александровны.
— Вот я и говорю, — поправила растрепавшуюся прическу Елена Александровна, — вот я и говорю: кворум у нас с вами — шесть человек. Пока присутствуют четверо: Мартов, Ротиков, Смердин и я. Артиста нет, хотя и обещал. Васильев — в командировке. Так, что у нас дальше… Батюшка наш отпросился, Леонтьев, как вы уже сказали, никогда не ходит. Ну а Семен Алексеевич Кактус сейчас примчится. А вот и он…
Старинная массивная дверь вновь
чуть приоткрылась, и на этот раз в проеме сначала появился букет нераспустившихся роз, а уж вслед за ним робко протиснулась голова и самого Семена Алексеевича Кактуса.Семен Алексеевич был включен в комиссию всего пару месяцев назад, когда стало ясно, что некоторые прошения требуют оценки профессионального медика. Мартов предложил кандидатуру Кактуса, и ни у кого возражений не было — более честного, порядочного человека и великолепного специалиста найти было трудно.
— Извините, ради бога, за опоздание, — начал с оправданий Семен Алексеевич. Он всегда опаздывал и всегда оправдывался. Коллеги или пациенты — все с энтузиазмом нагружали его своими проблемами, и редко кому он мог отказать.
— Прямо из больницы. Очень сложный случай… — продолжил оправдываться Кактус. — Еле вот успел цветы купить. У моей Оленьки сегодня круглая дата.
Ротиков, посмотрев на чахлые бутоны, которым никогда не быть розами, не удержался:
— Роскошный букет, конечно…
— И правильно, — простодушно согласился Кактус, — юбилей как-никак. Как думаете, распустятся за вечер?
Похоже, что ирония Ротикова Елене Александровне не слишком понравилась. Она молча взяла букет из рук Семена Алексеевича, оглядела кабинет. Из вазы решительно выбросила подвявшие гвоздики, налила минералки и бережно опустила туда анемичные розы.
— Домой придете, — Ротиков был рад поделиться опытом, — наберите в ванну воды и бросьте их туда. Распустятся и неделю вянуть не будут, гарантирую. Сам проверял!
— А пока пусть так постоят. — Елена Александровна укоризненно посмотрела на Ротикова, но потом, смягчившись, кокетливо улыбнулась ему: — Если и не распустятся, то хотя бы сохранятся.
— Я еще в книжный заскочил, — Семен Алексеевич протянул Мартову изящный томик, — Оля очень Есенина любит. Смотрите, Александр Сергеевич, какое издание прекрасное…
Мартов чрезвычайно бережно взял в руки томик.
— Почему не начинаем? — поинтересовался Кактус.
— Кворума нет, вот и не начинаем, ждем шестого. Обидно, конечно. Сегодня только одно дело. Можно было бы минут за тридцать — сорок, — Елена Александровна украдкой подмигнула Ротиковку, — и… домой.
— Но, увы, ждёмс… — подмигнул в ответ Ротиков.
— Семен Алексеевич, дорогой, — Мартов подошел к Кактусу и пожал ему руку, — поздравляю вас с супругой. Искренне завидую вам — такую красавицу жену иметь. А что уж совсем редко, еще и человек хороший. Раз Есенина любит… Это я по себе сужу.
Немного полистав Есенина, Мартов прочел вслух:
Вечером синим, вечером лунным Был я когда-то красивым и юным. Неудержимо, неповторимо Всё пролетело… далече… мимо…— Мимо-то мимо… — вздохнула Елена Александровна, — с кворумом у нас мимо! Вот что. Куда же Артист подевался? Обещал ведь. Обычно не обманывал.
— Где-то у нас тут телефон должен быть? — оглядел кабинет Мартов. — Вы, Елена Александровна, все знаете. Надо позвонить нашему народному.