Трасса "Юг". Парни из 90-х

Мы подошли поближе. Когда-то белые, стены дома теперь были изрисованы традиционными символами и надписями. Из дверного проема тянуло чем-то кислым. Найда забежала в темноту, полаяла там, выскочила обратно.

– И что, они могут быть здесь? – спросил я, мрачно оглядывая все это. Макс мог заглянуть сюда хотя бы из любопытства, Костик – никогда.

Маринка ответила неохотно:

– Есть тут такие девочки. А с ними – такие же мальчики. Я боюсь, если честно.

– Пока тихо вроде, – проговорил я. – Мне кажется, никого там нет.

Найда заскулила.

– Подожди меня здесь, Марина, – сказал я. – Я наверх поднимусь.

– Я с тобой.

– Нет уж. Ногу поранишь. Стой здесь, пожалуйста. Найда со мной пойдет.

Собака помочь не смогла: она привела меня к лестнице на второй этаж – только это была никакая не лестница, а перекошенное сооружение, сколоченное из досок, вроде тех, на которых работают маляры и штукатуры. Взобравшись по перекладинам, я оказался наверху.

Здесь бывали люди. У стены валялось несколько разношерстных топчанов и подстилок, стоял колченогий стул, на нем – старая керосинка. По углам – кучи мусора. В мусоре преобладали шприцы и бутылки.

Под ногой мерзко хрустнуло стекло. Я перешел в соседнюю комнату и увидел Макса. Костика я увидел тоже, но сперва я увидел Макса.

Как бы это сказать помягче? Он был абсолютно голым, то есть, раздетым до трусов. Он лежал посреди комнаты на какой-то дерюжной подстилке, раскинув руки. Глаза были закрыты. Его рыжие волосы казались темными – я понял, что это из-за необыкновенной бледности лица.

Костик выглядел не лучше, хотя на нем и остались джинсы. Он вытянулся рядышком, вниз лицом, неловко вывернув руку.

Теперь я знал, что делать. Я склонился над Максом, взял его за руку. Странно, подумал я. Следа от укола нет. Ну-ка, а как там пульс? Если я хоть что-нибудь понимаю в том, как должно биться человеческое сердце, то этот пульс был слишком медленным.

Я подергал за руку и Костика, и тот зашевелился. Тогда я перевернул его на спину, приподнял голову, и он открыл глаза.

– Петя, – проговорил он.

Я удивился.

– Что это... что такое с нами? – спросил он. – С Максом что?

– Ну, это тебе лучше знать, – сказал я.

– Вроде и не пили почти...

Внизу снова забеспокоилась и загавкала собака. Я выглянул в окно и увидел Маринку.

– Тут они. Умница Найда, – крикнул я. – Скажи ей, что она умница.

– А что случилось? – задрала Маринка голову.

– Отрубились оба, чуть живые. Пили что-то.

– Понятно. Клофелин обыкновенный. Мать рассказывала, одного парня в прошлом году не откачали. Давление село. Тоже был из приезжих.

Маринка говорила негромко и как-то безнадежно. Может быть, потому, что день кончался, и вокруг на глазах начинало темнеть? На деревьях, между прочим, шелестела листва, славно щебетали вечерние птички, за железной дорогой по тропинке шли какие-то пешеходы совершенно деревенского вида. А за моей спиной Костик пытался растолкать Макса. Кажется, ему это удалось.

– Страшно у нас, Петя, – сказала вдруг Маринка. – Я боюсь жить в этом городе. Всех этих уродов боюсь.

– Не говори так, – я высунулся из окна подальше. – Я тебя увезу отсюда, вот увидишь.

– Увезешь? Обещаешь?

Мы с нежностью глядели друг на друга – она снизу, я сверху, как перепутавшие роли Ромео и Джульетта в сцене на балконе; я видел, как у моей сестрички на глазах показались слезы, она опустила голову и отвернулась. Но тут и Найда тоже заметила это, подскочила и принялась лизать ей руки и лицо. Маринка завизжала, начала отбиваться от собаки, та – весело залаяла.

Полчаса спустя Макс с Костиком сидели на травке рядом с железнодорожной насыпью и жадно пили пепси-колу из магазина. Я приволок им поесть и кое-что из одежды, но их обоих до сих пор трясло, будто от холода.

– Вас и на минуту нельзя одних оставить, – насмешливо сказала Маринка.

Макс глотнул пепси-колы из огромной пластиковой бутылки, закашлялся и покраснел.

– Так сложились обстоятельства, – наконец выговорил он.

Позже я узнал, что в тот день случилось с нашими героями. Пока мы с сестрой гуляли по городу, они и правдадовезли Машку до больницы – но сами к Шерифу не пошли. Мало того. Машка сказала, что ждать ее не нужно, что она вернется сама, и Макс ощутил себя свободным, как птица.

Он уговорил Костика пойти прогуляться, поснимать девчонок, если повезет. Рассказывая об этом, Макс выглядел невеселым. Он (вы слышите?) даже смущался. Он взял с меня слово, чтобы я не проговорился Маринке. В ответ я пообещал, что буду глух и нем, как Eminem. Если вы помните, этот исполнитель был бешено популярен в те годы. У него в клипе парень засовывает свою беременную подругу в багажник старого форда и... ну да ладно.

Итак, Макс решил порезвиться. «Помылся, чистую футболку надел», – наябедничал Костик. Повезло ему почти сразу: девочек не пришлось даже искать, они сами заявились в гости. В описаниях друзья крепко расходились. По Максу выходило, что девицы были очень даже ничего себе, а Костик, не чинясь, обозвал их шмарами. Дамы пригласили кавалеров прогуляться (вот тут-то к компании и присоединилась сторожевая собака Найда). Костик пошел тоже, хотя и не хотел. «Не мог же я его одного отпустить», – пояснил он.

Догуляв до магазина, девочки разорили Макса на водку и сникерсы. Будущее уже виделось Максу в радужных красках, и даже осмотрительный Костик не смог его переубедить. Впрочем, уже второй стакан свалил обоих с ног. Больше герои ничего не помнили. Они лишились денег и наиболее ценных предметов одежды. Макс даже не мог сказать с уверенностью, когда остался без штанов: до или после?

Над нами прогрохотал поезд; земля задрожала. Когда шум утих, Макс спросил у меня:

– Пит, а ты помнишь, как мы в детстве на сортировочной по путям бегали? Классе в шестом?

– Ну, помню вроде, – отвечал я недоуменно.

– Я еще чуть под поезд не попал.

– Было такое. И что?

– У меня тут видение было. Пока я в отрубе валялся.

– Какое еще видение?

– Как будто я сам лежу на путях, поперек рельсов, и сам же на это смотрю. Откуда-то сверху. И типа сам на себя наезжаю. Можешь себе такое представить?

– Сам на себя наехал? Да легко. Не все же другим на нас наезжать.

– Да нет, ты слушай. И вот я уже сам к себе приближаюсь, и такая вдруг вспышка происходит, как будто искры от электросварки, но совсем недолго. А потом я снова становлюсь как бы сам собой. Одним собой. Понимаешь?

– Нет.

Марина до этого времени с интересом прислушивалась к нашему разговору. И наконец сказала:

– А я, кажется, понимаю.

Макс поглядел на нее с благодарностью. Сердце у меня защемило, но лишь на один миг.

– Может быть, такое бывает при клинической смерти, – сказала Маринка. – Когда душа уже покидает тело, а потом все-таки возвращается. Я читала про это.

– В книжках и не такое напишут, – досадливо проговорил я. – Разводка это все.

– Никакая не разводка, – возразил Макс. – Когда американские проповедники по телевизору песни поют – тут я все понимаю, это разводка для нищих. А здесь что-то совсем другое. Я даже хотел бы снова на эту вспышку посмотреть. Мне кажется, что в этот момент можно узнать что-то очень важное.