Травля

— Но это же ужасно. Ты так спокойно об этом говоришь, — прошептала Торес. — Что будет, когда он вырастет? Что будет, если все, что говорит старик о нем — правда? Как вы можете так спокойно ко всему этому относиться? К тому, что он уже угроза, потому что уже убивает людей?

— А как, по-твоему, мы должны, относиться? Отправить его в исправительное учреждение для несовершеннолетних? Или в дурдом? — Тим остановил на ней пристальный взгляд больших синих глаз. — Тогда уж ему точно захочется поквитаться с этим миром, сломавшим его жизнь и так с ним поступившим. Ясновидящая Кэрол, эта Габриэла, говорила, что, наоборот, его надо беречь от всякого негатива, беречь от боли и ярости, чтобы в нем не пробудилось то самое… нечто. Он никогда не убивает просто так, не нападает первым. Он убивает только тех, в ком видит угрозу. Да, он делает это не без удовольствия, но беспорядочных и бессмысленных убийств он пока еще не совершал. Просто его не нужно провоцировать.

— Все равно нельзя убивать людей, даже если тебя провоцируют, это неправильно. А если бы все так делали — наш мир превратился бы в резню…

— Наш мир и есть резня, где люди постоянно убивают друг друга. И мы такие. Поэтому мы относимся спокойно и к Кэрол, и к Патрику. А они — к нам. Ты другая, поэтому никогда не поймешь и не примешь ни нас, ни наши взгляды на жизнь. Овца никогда не поймет волков. Поэтому тебе не место среди нас.

На лице Торес отразилась обида.

— Если я не считаю правильным убивать людей — значит, я овца? И остальные нормальные люди, по-твоему — тоже?

— Я образно выразился. Я не хотел тебя обозвать или оскорбить. И других, «нормальных» — тоже. Но эти другие всегда нас отталкивали, не принимали в свое общество, — на лице Тима вдруг появилось ожесточенное выражение. — Всю жизнь такие, как ты, «правильные» и «порядочные» обращались со мной, как с недостойным… сначала потому что я оскорблял их благочестивые взгляды своей обезображенной внешностью, надо мной смеялись, издевались, когда я был ребенком… Потом я пал еще ниже, когда стал бродягой и беспризорником, «отбросом» общества, так вы говорите?

— Брат, завязывай. Чего взбесился? — примирительно вмешался Исса, положив ладонь ему на плечо.

— Так вот и он — такой же, из «отбросов», если ты не знала, — Тим кивнул в сторону друга, гневно играя желваками. — И выжил я только благодаря ему. Он научил меня выживать. Сначала на улицах, потом на войне… И даже после… А «хорошие» и «правильные» как не принимали нас в свое общество, так и не принимают. Но теперь нам это и не нужно. Мы остаемся там, куда нас спихнули еще в детстве — среди худшей половины человечества, как вы любите говорить. И живем так, как мы считаем нужным, а не вы, по своим понятиям, а на ваши «правильные» нам наплевать! Так что придержи при себе свое «правильное» мнение. Ты сейчас на нашей территории, среди «плохих», «не нормальных», на худшей половине. Возвращайся на свою, и там можешь сколько угодно обсуждать и осуждать таких, как мы.

— Но я… не осуждаю… — растерянно простонала Торес и в отчаянии закрыла лицо руками. — Что вы на меня все сегодня нападаете?

— Потому что ты не делаешь, что я тебе велел — не держишь свой язык за зубами, — процедил сквозь зубы Исса. — Здесь нет желающих выслушивать подобные рассуждения. Мы же не высказываем тебе, что думаем о таких, как ты, которые называют себя «нормальными». Хотя нам много есть, что сказать. Мы ненавидим вас. И поверь, вы — не лучшая половина, как сами себя называете. Мы считаем, что все совсем наоборот. Никогда не говори больше при нас о таких вещах. Никогда.

— Хорошо. Простите меня… я не хотела ничего плохого, — Торес погладила Иссу по руке, испугавшись угрозы и неожиданной неприязни, прозвучавшей в его голосе, но он отнял руку и поднялся.

— Ты никуда с нами не пойдешь. Как только мы отсюда уйдем, мы отпустим тебя. Можешь рассказывать что кому хочешь, нам все равно. Это не поможет нас найти, поверь.

— Да что я такого сказала?! — в отчаянии вскричала Торес, тоже подскочив.

— Ничего. Просто вали к своим «нормальным» людям. А мы, «не нормальные» пойдем своей дорогой.

— Исса, я не хотела сказать, что вы не нормальные, я…

— Отстань.

От развернулся и вышел. Тим пошел за ним. Проводив их растерянным взглядом, Торес упала на диван и разрыдалась.

Исса ушел к себе, а Тим, потоптавшись у комнаты Патрика, так и не решился заглянуть. Кэрол была там, и он пошел в свою комнату.

Он был удивлен и обрадован, когда она заглянула к нему через полчаса.

— Патрик очень расстроен, — поделилась она. — Он не хочет больше ездить к Луи. Старику это не понравится, а Патрик упрямый и не позволит себя принуждать. Нам нужно уходить, ждать больше нельзя.

— Хорошо, — Тим с готовностью кивнул. — Будем уходить сами?

— Нет. Без благословенного мы от него не уйдем. Он без труда нас найдет. Сегодня я свяжусь с Габриэлой, скажу, что мы не можем больше ждать, — напряженное лицо Кэрол разгладилось, на губах промелькнула улыбка. — А ты чего здесь? Пойдем ко мне.

— Ты уверена?

Она кивнула и протянула к нему руку.

— Пойдем. Ты мне нужен. Я не хочу больше оставаться одна. Ни на минуту. У меня началась новая жизнь, и я хочу, чтобы ощущение одиночества и безнадежности в этой жизни не было. Этого дерьма я хлебнула в той жизни предостаточно!

— Хм, какое совпадение — я тоже! — он улыбнулся, снова широко и открыто, схватил ее за руку и, наклонившись, нерешительно поцеловал в губы.

— Тогда давай с этого момента будем вместе, всегда, — прошептала Кэрол, заглянув в красивые синие глаза.

— Давай!

Она вдруг рассмеялась, легко и весело.

— Похоже на детскую клятву! Исса прав — мы ведем себя, как дети!

— Ну… не всегда, — возразил он и отчаянно покраснел, отчего Кэрол опять рассмеялась и, схватив под руку, потащила за собой в свою комнату.

***

Когда рано утром за Патриком приехала машина от Луи, Кэрол сказала посланнику, что мальчик приболел. Тот кивнул и, не сказав ни слова, удалился. К ее великому облегчению, да и остальных тоже, старик их в этот день не побеспокоил.

Заметив, что отношения между Иссой и Торес вдруг резко изменились, Кэрол, оставшись с Тимом наедине, поинтересовалась, что случилось. Выслушав его объяснения, она неодобрительно покачала головой.

— Вы оба не правы. Вы что, ожидали чего-то другого? Вы как-то слишком агрессивно все воспринимаете и на свой счет, хотя я уверена, Торес не собиралась что-то сказать против вас или ваших убеждений. С детства всем — в основном — внушают, что убийства — это плохо, что есть плохие люди и их надо бояться и избегать. Это обыкновенная человеческая реакция на опасность, предосторожность. Мирные люди не все умеют постоять за себя и своих близких, потому и такая реакция на тех, кто сильнее и опаснее. Что в этом обидного? Вы что же, ждали что она вот так сразу «переобуется» и скажет, что ничего не имеет против насилия и жестокости? Она всю жизнь проработала в тюрьмах, среди преступников. Она никогда не согласится с тем, что преступники и преступления — это нормально. И я с ней тоже в этом согласна. И при чем здесь вообще вы? Что вы все на свой счет принимаете? Нечего выпячивать грудь за весь преступный мир и всех преступников, и преступления, и преступники разные бывают. Отвечайте только за себя. А то погляди, стоило женщине высказаться против убийств, так набросились, заклевали! Вам не стыдно, а, два здоровенных мужика? Жалко, меня не было, я бы вас быстро на место поставила!

— Ты никогда нас не осуждала, приняла такими, какие мы есть, — заметил Тим.

— Вас — да. Потому что я привыкла к убийцам, они окружают меня с самого детства. Моя мать, Кейт Блейз, Мэтт, Джек… Мой сын убийца. И я сама. Не удивительно, что я воспринимаю вас не так, как все! Я привыкла! Но на остальных бандитов и убийц это не распространяется. И я тоже всегда была против убийств. И сейчас против. Вам лучше помириться с Торес. Что вы, как дети, в самом деле!

Тим промолчал, не став спорить, и Кэрол не поняла по его реакции, как он воспринял ее слова.