Травма

Su Hu

– К стене! Уши! Всем рты открыть!..

Взрыв оглушил даже сквозь свист ветра внутри камеры и рёв турбин снаружи. Невада успела открыть рот, и уши лишь слегка заложило. У Блайта, похоже, были проблемы. Уинстон осторожно отстранился от стены - вращающиеся сетки едва не задевали полы его плаща, - и повернул голову к выходу. В постепенно рассеивающемся жидком дыму дверь казалась невредимой, но верх металлической переборки искорёжило взрывом.

– Кажется, есть!.. Помогите мне.

Двигаясь вдоль стены, Уинстон вернулся в нишу у выхода из камеры. Остальные подтянулись следом. Блайт держался за уши, Люк косился на разорванный лопастями "центрифуги" край камзола.

– Теперь нужно навалиться. Как следует, разом. И-и-и-раз!..

Левая створка дрогнула, но не поддалась. Уинстон и Блайт на секунду отступили и снова взялись за дверь.

– Помогите нам, Люк, живо!
– рявкнул Уинстон.

– Я не уверен, что я...

– К чёрту его, баба!
– крикнула Невада и сама приняла упор рядом со створкой.
– Давайте, и-и-и-и-раз!..

– Бёрнс, - тихо позвал Люк.

– И-и-и-и-и-р-раз!!..

С верхней переборки на голову Неваде упал кусок стального листа; посыпалась горелая труха. Со страшным скрежетом створка подалась вбок. Путь был свободен.

– Бёрнс, послушайте меня.

Уинстон нехотя повернул голову к Люку.

– Что вы собрались там делать?

За дверью камеры бушевал ураган искр. Было понятно, что это не огонь, а какой-то мираж, оптический обман, но за несущимися слева направо в потоке воздуха искрами почти ничего не было видно. Блайт оперся металлической рукой о косяк и присвистнул.

– Вы знаете, какое там излучение? Мы сгорим за минуту-две. Вполне физически сгорим.

– Какие у нас варианты, Люк?
– спросила за Уинстона Невада.
– Дождаться, пока всё закончится? Должно же оно когда-нибудь закончиться.

– Нет, нельзя... Переборка защищает нас, но не полностью. Мы и сейчас получаем изрядную долю излучения. А в фазе 3 начнётся гамма-спектр, и тогда... нет, нет.

– Что тогда?

– Я не знаю, не знаю!..
– Люк топнул ногой, отвернулся, сделал два шага в сторону внутренней "центрифуги", будто пытаясь убежать от ответа.

– Нашёл время, - процедила Невада.
– Думай, давай, думай, как меня сегодня заставлял думать, так думай сейчас сам! Что можно сделать? Как остановить эти... турбины, излучатели? Взорвать? Да, наверняка взрывчатка ещё осталась, так, мистер как вас там?
– Уинстон кивнул.
– Где они, Люк? Как их взорвать?

– Никак... боюсь, никак. Все излучатели - на техническом этаже, глубоко, сюда выходят только ретрансляторы, их 6 штук, все в разных местах. Мы не успеем.

– Что за... что за блин, Люк, думай!!.. Чёрт, чёрт...
– Невада опустила голову, до боли сжав зубы.

– А питание?

– Что?

– Где источник питания?
– повторил Уинстон.
– Если здесь есть отдельный генератор...

– Нет-нет, никакого автономного источника бы не хватило для таких нагрузок. Комплекс питается от общей сети электростанции.

– Понял, - коротко подтвердил Уинстон и запустил руку во внутренний карман плаща.
– Там моя сумка, в диспетчерской, прямо напротив распределителя. Мы вырубим ток.

Все с надеждой обернулись к Уинстону. Секунду назад бесновавшаяся Невада улыбнулась.

– Где он, где... вот.
– Уинстон извлёк из кармана громоздкий передатчик, похожий на коммуникатор старой модели.
– Так, включить, пароль... два, семь, пять, поиск сети...

– Ну...
– прошептал Люк. Уинстон поднял глаза.

– Нет связи.

Вздох Невады донёсся сквозь завывание турбин. Люк снова отвернулся. Блайт оскалился. Уинстон по-прежнему смотрел в одну точку, туда, где до этого были глаза Люка.

– Наверху есть связь.

Никто не шелохнулся. Женский голос из динамиков объявлял о начале такого-то этапа такой-то фазы. Золотые звёзды мерцали теперь и в дверном проёме, более редкие, чем снаружи, но уже оставляющие солоноватый привкус на языке.

– Она должна быть наверху!
– громче воскликнул Уинстон.
– Я помню, она пропала как раз за перегородкой... нет, не помню. Но всё должно быть так.

Теперь все смотрели на него. Уинстон задыхался, глаза блестели, на щеках проступил едва заметный под щетиной и пылью румянец.

– Главное - откройте дверь. Через 50 секунд, может, 55... И тогда всё будет неправдой! Всё - всё - это будет ложью, понимаете?..

Все смотрели на Уинстона, не понимая, о чём он, не понимая уже ничего. А он снова положил руку в карман, схватил передатчик и выскочил в коридор. Секунду в нише царило молчание.

– Что он имел в виду... дверь?..
– сказал Люк.

Его взгляд встретился с взглядом Невады.

– Люк, дверь!!!..

Это неправда.

Как только я выбежал в галерею, волна воздуха ударила мне в спину и понесла вперёд. Может, получится за сорок пять, сорок. В глаза бьёт горячий слепящий свет, не видно почти ничего вокруг, но я запомнил дорогу в деталях - никаких поворотов или ответвлений, сначала нижний коридор, потом по рампе вверх и по верхнему - до переборки. Времени должно хватить. В теле после нескольких секунд под излучением - лишь небольшая слабость, бежать легко.

Главное - всё это станет неправдой. Отец всегда говорил: хочешь что-то доказать - докажи. Сделай так, чтобы всем всё стало понятно. Позже, в армии, каждый следующий комбриг толкал речи о долге и патриотизме, но те, кто говорил и не делал, ничему нас не научили. Сопливые пацаны дрожали, и подрывались на минах, и получали пули в лоб из-за угла - всё напрасно, и только потому, что командиры не соизволили поднять свои задницы и показать, что это за "патриотизм" и кому он, к чёртовой матери, нужен.

Кхейра сбежала, так и не договорив. Оставила меня умирать с этой недосказанностью, без малейшего понятия, что на самом деле было в моём прошлом. Я не поверил ей, не хотел верить, но всё равно - это могло быть правдой, я мог раньше быть наёмником-подрывником, торговцем оружием, серийным убийцей, кем угодно. Но сейчас я бегу по светящемуся от смертоносного излучения коридору, чувствую под ногами металл рампы, напрягаюсь ещё сильнее, чтобы не сбавить темп на подъёме. Я рискую, а может, жертвую своей жизнью, спасая невинных людей. К чёрту этих людей, к чёрту командиров, к чёрту алкоголика-отца. Главное - эта моя правда. Никакой наёмник и убийца не бросился бы на амбразуру, кишка тонка. А я решился ещё прежде, чем ещё о чём-то таком задумался, почти на автомате. И это моё доказательство: то, что сказала кхейра - ложь, а правда - то, кто я есть сейчас, то, что я помню. Никогда не думал, что доказать это так просто.