Травяной венок. Том 1

При виде Суллы женщины утрачивали благоразумие, добродетельность, способность рассуждать. Они отбрасывали осмотрительность, приводили в неистовство мужей, отцов и братьев, начинали бессвязно бормотать и хихикать, стоило ему бросить на них мимоходом взгляд. Какой способный, какой умный человек! Великий воин, непревзойденный администратор, муж несравненной храбрости; чего ему немного недостает – так это умения организовать себя и других. И все же женщины – его погибель. Так, по крайней мере, размышлял Публий Рутилий Руф, чья приятная, но ничем не выдающаяся внешность и мышиный окрас никогда не позволяли ему надеяться на то, чтобы выделиться среди мириадов других людей. Сулла вовсе не был развратником; за ним не волочился шлейф обманутых женщин насколько было известно Рутилию Руфу, его поведение всегда отличалось непоколебимой нравственностью. Однако не приходилось сомневаться, что человек, жаждущий добраться до вершины римской политической лестницы, имел гораздо больше шансов добиться своего, если не имел внешности Аполлона: мужчины-красавцы, перед которыми не могли устоять женщины, вызывали удвоенную зависть у соперников, а также недоверие, а то и пренебрежение, как неженки и любители наставлять ближнему рога.

Рутилий Руф погрузился в воспоминания. В прошлом году Сулла выставлял свою кандидатуру на выборах преторов. [5] Казалось, победа была ему обеспечена: он отличился в боях, и о его доблести было хорошо известно, ибо Гай Марий позаботился, чтобы избиратели знали, какую неоценимую помощь оказывал ему Сулла в качестве квестора, [6] трибуна и легата. [7] Даже Катул Цезарь (не имевший повода испытывать любовь к Сулле, ставшему причиной его конфуза в Италийской Галлии, когда Сулла, подняв мятеж, спас армию Катула Цезаря от уничтожения) выступил с восхвалениями поведения Суллы в Италийской Галлии позднее, в год разгрома германского племени кимбров. [8] Позже, в те дни, когда государству угрожал Луций Апулей Сатурнин, именно Сулла, не ведающий усталости, энергичный и находчивый, вынудил Гая Мария покончить со смутой. Ибо Гай Марий только издал приказ, выполнение же его взял на себя Сулла. Квинт Цецилий Метелл Нумидийский – тот, кого Марий, Сулла и Рутилий Руф дружно именовали Хрюшкой – до своего изгнания неустанно разъяснял всем и каждому, что, по его мнению, счастливое завершение африканской кампании против царя Югурты [9] является заслугой исключительно Суллы и что Марий неоправданно приписал себе победу. Ведь именно благодаря усилиям Суллы Югурта был пленен – а каждому было известно, что война в Африке [10] будет продолжаться до тех пор, пока Югурта останется на свободе. Когда Катул Цезарь и некоторые другие ультраконсервативные предводители сената согласились с Хрюшкой, что по справедливости следует благодарить за торжество в Югуртинской войне именно Суллу, звезда последнего начала стремительное восхождение, и его избрание в числе шести преторов не вызывало теперь сомнений. На Суллу работало и его поведение во всем этом деле – несравненная скромность и приверженность справедливости. До самого завершения избирательной кампании он настаивал, что пленение Югурты – заслуга Мария, поскольку сам он всего лишь подчинялся приказам полководца. Подобное поведение обычно вызывало одобрительное отношение избирателей: преданность командиру на поле брани и на форуме ценилась неизменно высоко. И все же, когда выборщики от центурий собрались на Марсовом поле и стали по очереди оглашать свой выбор, имени Луция Корнелия Суллы – такого аристократического и, следовательно, вполне приемлемого – так и не прозвучало в числе шести удачливых кандидатов; Сулла был уязвлен таким итогом, тем более что некоторые избранники оказались не только лишенными личных достоинств, но и весьма скромного происхождения.

5

В описываемый период существовало шесть преторов – должностных лиц, вершивших правосудие в городах (по числу провинций).

6

Финансовый магистрат, заведующий казной; в описываемый период (до диктатуры Суллы) существовало восемь квесторских должностей.

7

Назначаемый сенатором заместитель командующего армией или чиновник канцелярии наместника.

8

Прежде обитали в Ютландии; в 113 г. до н. э. разбили римлян при Норее и Норике, в 105 г. – при Араузионе (ныне Оранж); в 102 г. потерпели поражение от Мария при Аквах Секстиевых.

9

Царь Нумидии (160–104 г. до н. э.), казненный в Риме после триумфа Мария.

10

Во времена Римской республики слово «Африка» применялось для обозначения побережья современного Туниса; столь же мала была и римская провинция, носившая это наименование.

Почему? После голосования Сулла только и слышал, что этот вопрос, однако хранил молчание. Сам он, впрочем, знал причину своего провала; спустя некоторое время она перестала быть тайной для Рутилия Руфа и Мария. Все дело заключалось в некоем имени и скрывающемся за ним хрупком создании: Цецилия Метелла Далматика, особа всего девятнадцати лет от роду. При этом она приходилась супругой принцепсу сената [11] Марку Эмилию Скавру – консулу [12] в год первого появления германцев, цензору [13] в тот год, когда Метелл Нумидийский Хрюшка отправился в Африку сражаться с Югуртой, и предводителю сената с тех пор, как он стал консулом, то есть на протяжении последних семнадцати лет. На Далматике полагалось жениться сыну Скавра, однако тот наложил на себя руки после отступления Катула Цезаря из-под Тридентума, не выдержав неминуемой огласки собственной трусости. Тогда Метелл Нумидийский Хрюшка, опекун семнадцатилетней племянницы, поспешно выдал ее за самого Скавра, несмотря на сорокалетнюю разницу в возрасте.

11

Так именовался сенатор, значившийся первым в списке сената и первым подававший голос.

12

Консулы – два высших должностных лица Республики. В описываемую эпоху один консул избирался из патрициев, другой из плебеев. Консулы собирали сенат и народное собрание и председательствовали на них, следили за выполнением принятых решений, в войну командовали армиями. Внешними признаками консульской власти были тога с пурпурной каймой и кресло из слоновой кости (курульное).

13

Римский магистрат, избиравшийся каждые пять лет на полтора года из бывших сенаторов (консулов), основной задачей которого было проведение ценза и ревизии прежнего списка всадников и сенаторов.

Никто, разумеется, не спрашивал у самой Далматики ее мнения относительно этого брачного союза, которое сложилось у нее далеко не сразу. Сперва ей немного вскружили голову autoritas и dignitas [14] новоиспеченного супруга, к тому же она была рада вырваться из дома своего дядюшки Метелла Нумидийского, где в то время проживала его сестрица, чьи порочные наклонности и истеричность делали ее невыносимой в совместном проживании. Однако ей суждено было встретиться на пиру, заданном ее супругом, с Суллой – и вспыхнуло мощное взаимное влечение, чреватое бедой.

14

«Власть и престиж» (лат.)

Сознавая, сколь это опасно, Сулла даже не пытался углублять знакомство с молодой женой Скавра. У той, однако, были иные намерения. После почетных, в согласии с римским обрядом, похорон изуродованных тел Сатурнина и его приспешников, когда Сулла принялся пропагандировать себя на форуме и в городе в преддверии кампании по избранию преторов, Далматика тоже зачастила на форум и в город. Куда бы ни направлялся Сулла, повсюду присутствовала Далматика, должным образом закутанная и скрывающаяся за постаментом или колонной, дабы не быть замеченной.

Сулла быстро научился избегать мест, подобных портику Маргаритария, где дама из благородного семейства вполне может обходить ювелирные лавки и где, следовательно, их встреча не имела бы предосудительного характера. Это уменьшало ее шансы вступить с ним в беседу, однако ее поведение все равно воскрешало в памяти Суллы старый кошмар, когда Юлилла буквально похоронила его под лавиной любовных весточек, которые она или ее служанка запихивали в складки его тоги при любой возможности, когда он опасался привлечь внимание присутствующих к их действиям.

Что ж, тогда результатом стал брак – воистину нерасторжимый союз, который, принеся обоим немало горечи, неудобств и унижений, завершился ее самоубийством. То был самый ужасный конец, постигший женщину, – из нескончаемой процессии жаждущих приручить его.

Сулле пришлось углубиться в зловонные, кишащие темными личностями проулки Субуры [15] и выложить все единственной близкой душе, чья преданность была ему тогда столь необходима, – Аврелии, невестке его покойной супруги Юлиллы.

15

Самый бедный и густонаселенный район Рима.

– Что же мне делать? – кричал он. – Я в ловушке, Аврелия! Повторяется история с Юлиллой: я не могу от нее избавиться!

– Беда в том, что все они изнывают от скуки, – с прискорбием молвила Аврелия. – С их малышами возятся сиделки, встречи с подругами интересны разве что неумеренным количеством выплескиваемых в их ходе сплетен, мечты они не хотят претворять в жизнь, а головы их чересчур пусты, чтобы они могли искать утешение в книгах. Большинство их не питает чувств к мужьям, ибо их выдают замуж по расчету: либо потому, что их отцы, преследуют честолюбивые цели, либо потому, что мужьям не помешает породниться с представительницами благородных семейств. Проходит год – и они готовы на любовную интрижку. – Вздох. – В конце концов, Луций Корнелий, в области любви они располагают свободой выбора – где еще она им предоставлена? Самые мудрые довольствуются рабами. Глупее другие, теряющие головы и влюбляющиеся всерьез. Именно это, на беду, и произошло здесь. Глупышка Далматика потеряла голову! А причина ее безумия – ты.

Сулла закусил губу и стал рассматривать свои руки, чтобы не выдать своих мыслей.

– Я ничуть не способствовал этому, – был его ответ.

– Об этом знаю я. А как насчет Марка Эмилия Скавра?

– О боги! Надеюсь, он ни о чем не догадывается.

– А я полагаю, что он неплохо осведомлен, – возразила Аврелия.

– Почему он не ищет встречи со мной? Может быть, мне самому надо к нему явиться?

– Об этом я и размышляю, – отвечала хозяйка доходной инсулы, [16] наперсница многих, мать троих детей, одинокая жена, кипучая душа в неведающем суеты теле.

16

Отдельно стоящий дом, предназначенный для сдачи квартир внаем бедноте, в отличие от комплекса построек с внутренним двором, принадлежащего одному владельцу.

Она восседала у рабочего стола, просторного, но заваленного свитками и отдельными листочками; впрочем, на столе не было беспорядка: все свидетельствовало о великой занятости.

Если она не сможет ему помочь, то, размышлял Сулла, ему не поможет никто: она была единственной, к кому он мог обратиться. Аврелия была искренним другом, и только; Метробий [17] был также любовником, со всеми осложнениями в области чувств, вытекающими из сущности этой роли, усугубленными его полом. Накануне он встречался с Метробием, и молодой греческий актер позволил себе едкое замечание по адресу Суллы и Далматики. Сулла был поражен: до него впервые дошло, что о нем и Далматике судачит, должно быть, весь Рим, поскольку мир Метробия и мир Суллы почти не соприкасались.

17

Так, согласно свидетельству Плутарха, звали любимца Суллы.

– Надо ли мне встретиться с Марком Эмилием Скавром? – повторил Сулла свой вопрос.

– Я бы предпочла, чтобы ты увиделся с Далматикой, только пока не соображу, как ты это сделаешь, – ответила Аврелия, закусив губу.

– Может быть, ты пригласишь ее сюда? – воодушевился Сулла.

– Об этом не может быть и речи! – возмутилась Аврелия. – Луций Корнелий, ты слывешь человеком с головой, однако порой тебе изменяет здравый смысл, с которым ты появился на свет! Разве ты не понимаешь? Марк Эмилий Скавр наверняка выслеживает жену. Если что и спасает до сих пор твою белую шкуру, то только отсутствие у него твердых доказательств.