Требуется Баба Яга

Я сменила личину на собачью и шумно втянула воздух. Кроме аромата рыбы и мяса учуяла запах псины. Ни одна из моих личин не пахнет, кроме истинной. Может, все-таки волк?

В любом случае надо уходить. Страж леса мог нагрянуть в любой момент, и попадаться ему на глаза не было ни малейшего желания.

Я повернулась и нос к носу столкнулась с огромной псиной. В нос тут же ударил знакомый запах. Все-таки собака. Она была выше меня в холке пядей на пять. Пронзительные черные глаза смотрели из-под кустистых бровей злобно и недоверчиво.

– Ты кто? – Собака обнажила ряд острых клыков и шире расставила передние лапы.

Мощная челюсть опустилась, прикрывая горло. Чудовище явно готовилось к бою. Со мной.

– Заяц.– Соврала и даже глазом не моргнула.

Испуг прошел, но меня еще изрядно потряхивало. Переднюю лапу вовсе свело судорогой.

– С Зараз, что ли будешь? – Пасть прикрылась, но настороженный взгляд никуда не делся.

– Почему сразу с Зараз?– Я обиженно засопела, вспоминая человеческое селение на востоке.

– Кличка глупая – «Заяц». А тут что делаешь?

– Бахнуло.

Страх вернулся. Вот зачем я сюда прискакала? Не мое это дело, какая разница, что тут произошло. Любопытство меня погубит.

– Мужика видела светлого?

– В смысле, колдуна?

– В смысле, шерсть на голове светлая и длинная и борода есть. Маленькая.

Мой хвост сам собой опустился к земле, а задние лапы подкосились – ужас накатывал неконтролируемыми волнами.

– Нет.

– Что – нет?

– Никого я не видела. Ни колдуна, ни шерстяного мужика.

Пасть захлопнулась с громким клацаньем, а взгляд черных глаз переместился с меня на воронку.

Я развернулась и понеслась к норе, даже не смея обернуться и посмотреть, гонится ли за мной сие страшное чудище.

– Точно, с Зараз, – донеслось мне вслед сочувственное ворчание.

Нора встретила меня частоколом из ромашек и журчащим ручейком. Вот зачем я посадила эти цветы? Еще бы нарисовала карту к дому, крестиком березу отметила и с поклоном стражу вручила. Или Лешему. От них обоих ничего хорошего ждать не приходилось.

По закону, я должна была явиться под их светлые очи, раскланяться и просить позволения остаться в лесу на постоянное проживание. Затем дождаться выделенного места, построить нору и жить, выполняя повеления, скрытые под просьбы, такие, как: расчистка своей земли от сухостоя, пробой лунок в Серебрянке по зиме, подкормка зверья и птиц в лютые морозы, отвод людей от нор зверей, доклад стражу и Лешему о ворье и охотниках. Шалить и проказничать разрешалось, но не приветствовалось.

Проблема была в том, что раз я пришла в лес, то выделят мне нору в Глухомани. А быть болотной кикиморой я никак не могла. И в селениях жить тоже не представлялось возможным. Оттого и скрывалась под березой от глаз стража и Лешего. Надо уже определиться – прячусь я или обживаюсь.

И пес этот странный какой-то: пахнет то собакой, то волком. А в глаза смотришь – словно разум чужой, не животный, в них светится. Сестры говорят, будто у стража Серого леса в подручных ходит Огненный пес. Может, это был он?

Я скинула личину и спустилась к ручью на трясущихся ногах. Серебристая вода показала отражение: нос недостаточно длинный, мордочка вытянулась не до конца. Да и кожа подкачала – не было бледности или оттенков зелени или синевы. Скорее, цвет речного песка. Глаза большие, круглые, а не узкие, как у моих сестер, и кудри эти, эх! Не удивительно, что от меня шарахались все женихи. Даже подслеповатый водяной Нижнего озера отозвал сватов. Ноги не уродились: были хоть и при четырех пальцах, но больше напоминали человеческие, чем куриные.

Я провела по ручейку рукой, смывая отражение. Зачерпнула в ладошки воды, хотела умыться, но не успела. Передо мной появилась собака – огромное чудовище с огненной шерстью, клыкастой пастью и пронзительными черными, умными глазами.

– Звери-человеки! – Я так удивилась, что даже не успела толком испугаться.

Эта тварь определенно меня преследовала. А я, глупая, привела ее прямиком к своей норе.

– Здравия тебе, кикимора, – молвил пес, нагибая башку к ручью.

Впалые бока ходили ходуном, пока зверь, размером с быка, утолял жажду. Его короткий подшерсток отливал медью, а длинные остевые волоски светились, словно собака горела заживо в огне Нави. С мощных когтистых лап прямо в воду стекали грязные черные ручейки. Эта псина успела где-то измазаться. И сейчас пачкает мой ручей. Потом доберется до ромашек, проберется в нору, все там порушит, а меня выгонит взашей.

Пришла расплата: заняла березу без согласия стража, не выполняю прямые обязанности нежити, не помогаю лесу, да еще была замечена на месте недавнего грохота и колдовской воронки. Точно, прогонит. Хорошо, если просто даст пинок под зад, а может и изгнать в Навь насовсем.

– Домашняя, болотная? – спросила псина и подняла на меня глаза, разглядывая из-под бровей.

– Лесная.– Отвечать быстрее, чем думать, было моим личным наказанием.

Собака моргнула от удивления:

– А такие бывают?

– Как видишь.– Я поборола желание обернуться зайцем и ускакать, куда глаза глядят.

– Мужика светлого не видела?

Вот тут задумалась: либо псина была остолопом, либо не догадывалась, что мы недавно виделись. При этом ко мне – кикиморе, она отнеслась вполне нейтрально, а ко мне – собаке, настороженно и враждебно.

– Нет, – я отрицательно покачала головой для пущей достоверности. – А кто он?

– Побратим, – собака ответила таким тоном, будто это все объясняло. – Побегу.

Я не стала его убеждать в обратном. Кивнула. И только когда огненный хвост исчез среди берез, выдохнула и поплелась в нору. Думать.

Следующие два дня отвлекли от мыслей о нежданном госте. Пес не вернулся выгонять меня из леса, и я решила, что останусь в облюбованной норе. Грохот больше не повторялся, да и новых сплетен среди нежити не было.

Обе мои сестры жили в разных сторонах леса, и, немного подумав, я решила навестить обеих.

На ранней зорьке вышла из норы, прихватив с собой хорошо перевязанную котомку: ведро верну, а заодно и лесными дарами сестру побалую. До окраины леса добралась к обедне. Спасительная тень деревьев закончилась, и я приняла личину человеческой старухи, дабы не пугать людей.

С котомкой и собака, и заяц смотрелись бы крайне глупо и подозрительно. Можно принять личину свиньи, но был риск не дойти до дома. Меня могли украсть или, и того хлеще, забить на сало. Ни утка, ни мышь поклажу даже с места не сдвинут, а молодая девица привлекала бы ненужные взгляды краснощеких хлопцев. Более я никаких личин в запасе не имела.

Поле ржи, раскинувшееся сразу за лесом, прошла сама. Потом меня подвез в телеге человеческий дед. Он был слепым. Иначе я ничем не могла объяснить его подмигивания и щербатую улыбку. А судя по тому, как он пел, бодро подпрыгивая на ухабах в крепкой телеге, – ещё и глухим.