Требухашка

Ноги ведут сами. Мозг работает отдельно, пытаясь справиться с кошмаром, в который нормальный человек не может поверить. Порталы, спускающиеся с небес. Крылатые монстры. Баскетболисты в широкополых шляпах, без лица, но с крыльями.

Делаю усилие над собой и останавливаюсь. Зубы скрипят от напряжения, тело рвётся в бой, ноги хотят шагать, но я упёрся по-бычьи и сопротивляюсь изо всех сил. Это моё тело, и я буду им командовать. Мир вокруг крутится всё быстрее и быстрее: дома скачут, приседая и поднимаясь, машины то гудят, то пищат вдалеке, птицы пикируют сверху в асфальт и снова бросаются в небо. Меня магнитом тянет назад, спину выкручивает, и я падаю, не удержавшись в строю. Желудок опорожняется, выбрасывая наружу всё, что он считает лишним. Ливень из горла длится вечность, но даже вечность когда-нибудь заканчивается. Сразу становится легче, и я отползаю в сторону от последствий рвоты. Люди проходят мимо, как тени: не останавливаются, не спрашивают, в чём дело, и не предлагают помощь. Равнодушие — главный порок нашего города, а может, и нации в целом. Если я сейчас загнусь, то приедут люди, заметут метёлкой на совочек и выкинут в ближайший мусорный бак. «И никто не узнает, где могилка его».

А ведь стало легче, когда содержимое желудка вылилось на тротуар. Звуки стали чище, воздух — свежее, а люди уже на людей похожи, а не на вампиров из аниме. Вот в такие моменты хочется закурить — говорят, это расслабляет. Ещё пошатываясь, как после болезни, бреду по улице. Справа начался парк, по левую сторону — дома и магазинчики. Ближе всего ларёк, и очень хочется кофе. Аромат манит к себе, и я иду, как зомби на запах свежих мозгов. Останавливаюсь у киоска и обыскиваю карманы в поисках мелочи. Только нунчаки, которые, кстати, носить с собой по улице запрещено. Как меня ещё полицейские не взяли — удивляюсь. Точно: «равнодушный город».

— Эй, ты, как там тебя! Миша-малыш.

Оборачиваюсь и вижу пузача с усами в козацком стиле. Шеф. Как его там по имени отчеству?

— Слушай, а ты разве не должен быть на работе? Там Толик не справляется, машина приехала, она сама себя не разгрузит.

Он разглядывает меня и ждет ответа, а я смотрю на маленькие полупрозрачные крылья, которые растут у него из спины.

— Алё? Ты на работу идёшь или как?

Под порывом ветра одно крыло складывается пополам и трещит сопротивляясь. Спазм в желудке скрючивает меня пополам, и я хватаюсь за стену киоска для равновесия. Изо рта некрасиво булькает.

— Ясно, — говорит мой бывший работодатель и кривит лицо в презрительной улыбке. — Наркоман. Очень жаль. Я думал ты не такой как остальные.

Он уходит, а у меня даже нет сил его остановить. И нет денег на кофе.

* * *

Город изменился. Что-то не так. Пока я бреду домой то смотрю на прохожих украдкой. Не знаю что со мной, но я вижу крылья. Не все прошедшие рядом обладают перьями, но многие. Вон пробежала стайка пацанов — обычные дети и никаких уродств. Вон парочка влюбленных на скамейке в парке — у него есть придатки, хоть и маленькие, а девушка чиста. Вон едет доставщик продуктов с фирменной сумкой и маленькие, как у бабочки крылья пыхтят, стараясь ему помочь набрать скорость. Вон безногий ветеран на мото-коляске — крылья у него огромные, но мёртвые, волочатся за ним по дороге как парашют.

Я устал. Нужно добраться домой и поспать пару суток и тогда все пройдёт. Прошедшее окажется обычным кошмарным сном, ангелы превратятся в людей, а крылья исчезнут. Требухашка оживет — порталы закроются, кошмары прекратятся, ага.

У подъезда меня уже ждут. Трое. Сосед и двое собутыльников. Они расселились на скамеечке, которая предназначена для бабушек — сплетниц, или прогуливающих уроки школьников. Алкашня обычно ищет другие места, подальше от глаз.

Чуйка меня никогда не подводит и сейчас она воет сиреной. Сосед клюет семечки и плюёт под ноги, братва напряглась и смотрит на меня. Я замер пытаясь собраться с силами и хотя бы вступить на территорию врага с прямой спиной. «Помятые» ждут.

Я икаю и, стараясь не шататься, иду мимо — получается не очень.

— Слышь, — хрипит сосед, — я тебе замок вставил, а ты мне по морде. Не хорошо. Ещё и телевизор сломал.

Крылья у него серые, с бледно розовыми прожилками. У собутыльников черные и размером поменьше.

— Не понимаю о чем ты говоришь, — подмигиваю «вахтеру» которому я точно врезал и медленно иду к подъезду.

— Э-э-э, — тупит сосед, и я вижу на стене дома, как встают тени за спиной. Особенно хорошо видны тени от крыльев. Только не ускорять шаг. Не показывать страх. Даже полумертвая собака которая ползет на перебитых лапах и грозно рычит на окруживших её волков внушает страх, и огромные хищники не решаются напасть первыми. А здесь всего лишь алкаши.

Я уже взялся за ручку двери, когда на плечо ложится рука. Меня оттаскивают назад и бросают на землю под кустом. Потом долго-долго пыхтя бьют ногами стараясь попасть по самым больным местам. Тут главное защитить «батарейки», иначе корчиться в травке буду полдня.

Надолго сил у алкашей не хватает и когда дверь подъезда открывается они прикрывают меня спинами и закуривают. Семейка с третьего выходит стараясь не смотреть в нашу сторону. Я лежу, пересчитывая зубы языком и вставать не хочется. На ладонь забралась букашка и прочесывает местность в поисках хоть чего-то понятного или вкусного.

— Что это с ним? Улыбается, как блаженный.

— Мало дали, давай еще добавим.

— Успакойся, ты. Пошли отсюда.

— Давай я добавлю.

— Слышь, пошли, я сказал.

Они поспешно уходят, даже встать не помогли, а я разглядываю божью коровку на ладони.

«Божья коровка полети на небо. Дай нам хлеба. Там на небе детки кушают конфетки».

2.

Город изменился. Я почувствовал это не сразу. Атмосфера даст о себе знать чуть позже, а сейчас я поднимаюсь с колен.

Отряхиваюсь, прихожу в себя и дую на божью коровку. Малявка наконец-то улетает и пропадает из вида. Я ведь мог достать оружие и вырубить троих, но не решился. Сейчас бы взять что-то потяжелее и догнать алкашей, но нет сил. Будем считать один — один. В расчёте. В конце концов, я первый начал.

Пошатываясь, иду домой. Закрываюсь на все замки, шкурку Требухашки кидаю в мусорное ведро и заваливаюсь на кровать. Сон почему-то не приходит, несмотря на усталость меня мучают мысли о совести, культуре и этике. Ворочаюсь с боку на бок — потом встаю и возвращаюсь на кухню. Роюсь в мусорном бачке и достаю шкурку, которая спряталась на дне. Отряхиваю и кладу на пол, под батареей, там, где Требухашка иногда сидел. Достаточно уважительно? Теперь можно и поспать.

* * *

Нет сна. Нет ничего. Подсознательно я ждал ещё одного видения, очередной подсказки. Но пришла только чернота и ночь, ничего более. Угрюмая злая тишина. Обычно люди во сне отдыхают — я страшно замучился, ворочался с боку на бок и звал маму, пусть включит солнышко.

Кода я проснулся темнота не ушла, и только грохот усилился. Странный грохот, будто в дверь кулаками лупят. Я открыл глаза.

За окном опять темнота — опять ночь. Я проспал весь день, уже как вампир хожу только по ночам — днем сплю в гробу.

Бах- Бах — Бах!

«Открывай, бля!»

Это ко мне. Протираю глаза и пытаюсь сообразить, что происходит. В дверь продолжают стучать, сопровождая грохот ругательствами. Еще немного и вышибут с таким усердием. Поднимаюсь и включаю свет в комнате.

«Есть он дома! Я же говорил! Свет включил! Слышь, дверь открой, сосунок! Не бойся, не обижу!»

Опять «избивают» дверь, уже вдвоем. Ну ладно. Достаю нунчаки, быстро одеваюсь и иду к двери. Удар по одной башке — перелом черепа, хорошо попасть второму по виску — труп, третий убежит сам и первым делом вызовет полицию. Кто будет виноват в итоге?