Трехручный меч

Мимо нас по дороге к замку проезжали телеги, подводы и даже повозки, однажды из замка выметнулись легкие всадники, поскакали в разные стороны, что понятно, надо народ собирать. Еще проехал один весьма надменный рыцарь, по крайней мере, он мне показался таким. Естественно, я отреагировал, я же мужчина, да еще и варвар.

Волк спросил с удивлением:

— За что вы его возили мордой по земле?

Я буркнул, восстанавливая дыхание:

— Сам знает.

А ворон сказал с укором:

— Мой лорд, вы его не поняли. Этот молодой и хорошо воспитанный человек всего лишь показал вам знаками, что его зовут Хуан.

Я подумал, почесал в затылке:

— Да? У меня по языкам всегда была тройка. Ладно, отправляйтесь спать, утром выступаем.

* * *

Солнце еще не озарило стены замка, всего лишь подожгло облака в небе, а это проделало из-за темного края земли, как в замке отвратительно громко проревела боевая труба. Я сонно похлопал по столику, стараясь приглушить звонок, но труба орет, а ладонь шлепает по мягкому и теплому.

Рядом со мной молоденькая девушка, пышненькая, сочная, хоть так кусай, хоть на хлеб намазывай, таращит сонные глазки. Я приподнялся на локте.

— Ты кто?

— Сандра, — ответила она застенчиво и покраснела.

— Ага, — пробормотал я, — а чего ты здесь?

Она покраснела сильнее, прошептала:

— Хозяин прислал меня, чтобы я постелила и согрела вам постель…

Я покосился на скомканную простыню на полу, насмерть запинанную, пробормотал:

— Да, похоже, ты ее хорошо согрела.

Краска растеклась по ее ушам и шее. Она пыталась натянуть на себя несуществующее одеяло, но какое одеяло в такую жару, я сказал сонно:

— У вас всегда так рано встают?

— Всегда, — ответила она стыдливо. — Но господин Генрих уже давно во дворе, осматривает отряд рыцарей. Слышите его звучный голос?

— О Господи, — простонал я. — Угораздило же попасть в мир сплошных «жаворонков». Где мой меч?

— Вон там, за пустыми кувшинами.

— Это все я?

— Вы же герой!

Пошатываясь, я кое-как облачился в боевую одежду, благо для полуголого это нетрудно, а вот с боевой формой пока непросто, но я заставил себя спускаться во двор, не особенно хватаясь за стены.

Генрих велел отряду не отставать, но особенно и не приближаться, так что мы неслись впереди втроем, а волк и ворон по-прежнему бдили и сообщали о всяких и разных интересностях. На третий день отряд сопровождения заметно отстал, хотя там отборные из отборных на лучших конях. Естественно, самые быстрые кони у нас: у Генриха по праву феодала, у королевы — потому что королеве попробуй не дай лучшее, а у меня попросту единорог, для которого все кони — медлительные коровы.

Дальше мы неслись уже трое, волк и ворон держались впереди, а пыльное облако позади постепенно уменьшалось, пока не растворилось в сухом жарком воздухе. Я велел ехать скрытно, не надо, чтобы о нашем вторжении знали все на свете. Сэр Генрих поскрипел в неудовольствии, но признал мою правоту, чему я весьма удивился.

Во второй половине дня увидели впереди облако пыли, на всякий случай объехали, долго пробирались по каменистой гряде, едва не ломая ноги коням, а когда ветерок слегка сдвинул пылевое облако, оказалось, что по дороге два оборванных пастуха гонят большое стадо коров. Я выругался, и без того устали, снова выбрались на дорогу, проехали не больше часа, как далеко впереди показалось такое же пыльное облако. Первым моим побуждением было свернуть, но Генрих сказал презрительно:

— Опять прятаться от коров? За мной скачет сто сильнейших воинов!

Я хотел выматериться, но взглянул на серое от пыли и усталости лицо королевы, буркнул:

— Как скажет Ее Величество.

— Поедем прямо, — прошелестела она, голос у нее тоже серый, бесцветный, едва живой.

— Прямо так прямо.

Мы сближались, облако разрасталось, донесся сухой перестук копыт, уже и королева выпрямилась в седле, в это время в пыльном облаке тускло заблистал металл. Проступили очертания всадников, дорога позволяла ехать по четверо в ряд, я рассмотрел коней песочного цвета, всадники в оранжевых башлыках, кони укрыты оранжевыми попонами, все практично: не так заметна пыль, да и самих всадников издали разглядишь только по облаку пыли, но после дождя они наверняка просто невидимки, зеленые береты…

— Это я виновата, — пробормотала королева.

— Женщина всегда права, — буркнул я. — А я в самом деле дурак…

Впереди всадников ехал настоящий гигант, он сам и конь не покрылись пылью, так как держался впереди, выше остальных на голову, в плечах шире, на кончике шлема трепещут три крупных пера. Панцирь на груди украшен вензелями, на шлеме золотая насечка, даже на плечах латы украшены серебром. Еще я рассмотрел руку, что держала поводья, пальцы как поленья, а рука — целое бревно. Всадник смотрел холодно и бесстрастно, тяжелую челюсть украсили два белых шрама, еще один, багровый, шел от уха по щеке.

Генрих покрепче стиснул копье, опустил шлем. Острие копья смотрело прямо в грудь всаднику. Тот вскинул руку в приветствии:

— Сэр желает помериться силой?

— Да, — отрубил Генрих зло.

— Но тогда условие…

— Какое?

— Если сбросите меня с седла, вам позволено будет проехать. Если сброшу я, вы все становитесь моими пленниками.

Королева ахнула, я проверил, на месте ли меч, но мои груды мышц почему-то гиганта не повергли в ужас. Генрих подумал, произнес бесстрастно:

— Не кажется ли вам, доблестный сэр, что условия поединка несколько… неравны?

Гигант проревел трубным голосом:

— Сэр, я просто даю вам шанс. Если вы отказываетесь…

— Нет, — ответил Генрих. — Не отказываюсь. Но не пожалейте, сэр!

Они разъехались, разом пустили коней навстречу друг другу. Я не поверил глазам своим, не думал, что тяжелые рыцарские кони в тяжелых доспехах, да еще с тяжеленным рыцарем на спине могут развивать такую скорость, но, видимо, они, как бегуны на сто метров, выкладываются полностью, а потом останавливаются в изнеможении.

Бешеный грохот копыт, очертания коня и всадника размазались в сверкающую полосу, как они могут видеть, куда ударить копьем, это же лотерея…

Удар, на землю обрушился такой грохот, словно прямо над головами сверкнула молния и ударил гром. От металлического лязга зазвенело в ушах, а на зубах появился вкус меди. Конь Генриха остановился как вкопанный, а конь гиганта вместе с всадником рухнул в пыль. В руке Генриха остался обломок копья. Он отшвырнул, я чувствовал, что движение далось с трудом, неверной рукой вытащил меч из ножен.