Тренировочный День 5
Шрифт:
— Ты! Да я… — Айгуля стискивает кулаки: — да ты!
— Салчакова. — Синицына складывает руки на груди: — когда я гляжу на тебя, я вижу двух человек. Одну — такую какая ты есть сейчас. И другую — какой ты могла бы быть. И когда эти двое встретятся — то получится невероятный игрок. Моя задача — сделать так, чтобы этой встречи никогда не произошло. Мне не нужны соперницы.
— … и почему же ты тогда мне об этом говоришь?!
— Мы с тобой на одной стороне. Пока. Пользуйся случаем и впитывай мудрость, Салчакова, иначе ты никогда не поймешь, почему мы все время у вас выигрываем… ты — можешь играть лучше, чем я или Кондрашова. Но ты… в общем я не собираюсь извиняться, Салчакова. Твои обиды и твои личные драмы меня не касаются. Можешь меня ненавидеть, но на площадке будь добра показать все, на что способна.
— Я узбечка!
— Какая разница.
— Большая! И вообще-то ты вовсе не такая равнодушная! Я тебя насквозь вижу! Тоже мне Доктор Смерть! Ты просто хочешь меня из равновесия вывести, чтобы я жалеть себя перестала и начала играть лучше! Ты… да ты сама мягкая как масло! И добрая!
— Так меня еще не оскорбляли. — сухо отвечает Синицына и стучит в дверь гостевого домика. Прислушивается. Пожимает плечами и толкает дверь, бесцеремонно входя внутрь. Зашедшая вслед за ней Айгуля открыла было рот, чтобы возразить этой раздражающей Синицыной, но — остановилась. Так и осталась с открытым ртом.
— Хм. Любопытно. Ты знала о том, что Федосеева предпочитает блондинок? — задумчиво произносит Синицына.
— Я?! Нет! Откуда мне знать! И… что тут твориться?! Лилька! Валя!!
Глава 15
Марина Козлова, корреспондент издания «Вечерняя Правда Колокамска»
Теплый летний ветерок лениво колыхал занавески на окне, где-то вдалеке послышался отрывистый гудок тепловоза. Марина откинулась на спинку стула, опасно балансируя на двух задних ножках, положила босые ноги на стол, совсем рядом с печатной машинкой. Нужно было писать статью, она обещала Семен Семеновичу еще вчера, но небо за окном сияло ослепительной синевой, по нему бежали белые лошадки облаков, под окном расцвели яблони и одуряющий аромат вместе с теплым летним ветерком звал за собой куда-то далеко, туда, где на горизонте видны белые парусники, где загорелые мулаты перекрикиваются между собой, где ласковые волны лижут теплый белый песок, а девушки ходят в купальниках и широкополых соломенных шляпах… и нет никакого редакционного задания. Нет уборщицы тети Маши, которая ворчит за то, что «насвинячили опять, ходють и ходють», нет этого приставучего Лешки, который вовсе заштатный фотограф и все время на свидание с собой зовет, а куда в Колокамске на свидания ходить? В кинотеатр, где по пятому разу идет «Верная рука друг индейцев» с Гойко Митичем? Ну или «Танцор Диско» с Митхуном Чакраборти? И вообще, какой смысл в том, чтобы ходить куда-то с Лешкой, который даже придумать ничего толкового не может? Жизнь в провинции такая скучная… а ей нужна сенсация.
Марина задумчиво почесала кончиком карандаша свою голову, потом положила его под нос и приподняла верхнюю губу, удерживая карандаш на месте. Подумала о том, что она могла бы выступать в цирке, выходить под барабанную дробь в слепящее пятно прожектора и под кривляние конферансье с клоунским носом — балансировать на стуле, удерживая карандаш между верхней губой и носом. А потом какой-нибудь стажер из редакции «Вечерней Правды Колокамска» написал бы о ней статью для четвертой страницы газеты с заголовком «Вот какие таланты пропадают на производстве». Она вздохнула и посмотрела на деревянного, уже порядком рассохшегося суслика, которого в свое время ей подарили во время посещения детского дома с трудовым уклоном.
— Даже названия придумать не могу. — пожаловалась она деревянному суслику: — ничего в голове нет. Ни-че-го. Пусто. Только перекати-поле катится и ветер завывает. А ведь я отличницей была на журфаке. И все для чего? Чтобы вот сейчас на стуле раскачиваться и заголовок статьи выдумывать?
— Маринка! — в кабинет врывается молодой человек и с его приходом все тут же меняется. Во-первых, она теряет равновесие, взмахнув руками и едва не упав назад. Во-вторых, она задевает ногой вазу с цветами, а в-третьих, ворвавшийся молодой человек бросается ей на помощь… по дороге, конечно, запнувшись об падающую вазу. Она, он и ваза с цветами, вместе со стулом — оказываются на полу, при этом она больно ударяется затылком.
— … тсссс! — тихо прошипела она от боли, поглаживая пострадавшую
часть тела, и тут же обращая свой гнев по надлежащему адресу: — Лешка, придурок! Ты чего врываешься и орешь как оглашенный?— Да я чего? — оправдывается молодой человек, суетливо собирая цветы по полу: — я ничего. Хорошо, что ваза не разбилась… прочная. Чешский хрусталь?
— Без понятия вообще. — говорит она, вставая с пола и оглядываясь вокруг в поисках карандаша: — хорошо, что воды там немного было. Сейчас возьму тряпку и протру чтобы никто не поскользнулся. А то тетя Маша мне все волосы повыдергивает… Ты чего бежал?
— Да я… это, так. Ты же просила темы для статьи найти, так я нашел! Сенсацию! Слушай… — Лешка наконец собирает все цветы с пола и водружает вазу на ее законное место, смотрит как она притаскивает швабру с тряпкой и вытирает пол: — во-первых террористы самолет захватили! Авиалайнер авиакомпании «Ти-даблью-эй», там почти две сотни пассажиров на борту! Ужас! Кошмар! Катастрофа! Требуют выпустить своих товарищей из тюрем в Израиле. Оскал так сказать империалистического мира и все такое!
— Дурак ты Лешка. — говорит Марина, убирая швабру в шкаф с инвентарем уборщицы: — дурак и не лечишься. Вон на стену посмотри, как наша газета называется?
— «Вечерняя Правда», — Лешка для надежности все-таки взглянул на стену, на которой висела внутренняя стенгазета. В стенгазете высмеивались «некоторые коллеги, которые только выпустились из институтов и до сих пор не научились самостоятельно мыслить, а идут на поводу у новомодных Западных веяний и носят джинсы». С того момента как стенгазету прикрепили к стене на канцелярские кнопки Марина приходила на работу только в платье, оставив модные заграничные джинсы дома.
— «Вечерняя Правда» чего? — надавила Марина, закрывая шкаф с инвентарем.
— Колокамска.
— И каким образом мне тут захват самолета террористами? Об этом пускай центральные издания пишут. Ну или если нам задачу сверху спустят и то про такое пишут на второй странице, ну или на первой, как когда Саманта Смит приехала. Это дела внешней политики, а у нас региональное издание. О, вот ты где… — она наклоняется и подбирает с пола карандаш.
— Ээ… ну тогда у меня нет ничего. — признается Лешка и чешет в затылке: — а я думал, что тебе поможет… ну в смысле помочь тебе. Старый динозавр оставил тебя в редакции на выходных, это он явно тебя наказать так решил. Слушай, а давай я ему морду набью, а?
— Дурак ты, Степанов. От того что ты ему морду набьешь статья не появится. Мне нужно к понедельнику на половину четвертой страницы статью выкатить. О местном событии, написанную в духе социалистического реализма, но основанную на фактах. На фактах, понимаешь?
— Так это… напиши как обычно про то, что Комбинат у нас опять выдал на-гора металла и перевыполнил план на тридцать процентов, что пятилетку в три года и интервью придумай с передовиком производства… скажем… — Лешка сел на стол и закатил глаза к потолку, задумавшись.
— Скажем, мнээ… Полуэкт. Вот. Полуэкт Полуэктович Бром. Передовик производства по выпуску стальной стали. Выдает на гора сталь и… ну скажем одновременно в футбол играет! Футболист-передовик! И фотку на полстраницы! Я дядю Володю со своего двора сфотаю так что никто не узнает… а проверять все равно никто не будет, это же скучища смертная, люди все равно это не читают.
— Ты совсем дурак? — обижается Марина. Она и без Лешки знает, что никто не читает статьи с заголовками вроде «На такую-то величину перевыполнили план, победили в социалистическом соревновании в выпуске чугуна, зерна и товаров народного потребления». Но все же слышать такое про свою статью — немного обидно. В конце концов она не зря же училась в столице на журфаке, дипломную работу по теме злободневной и популярной журналистики защищала! Кто виноват, что по распределению она уехала в глухую провинцию, в чертову Сибирь?! Жизнь несправедлива, вот почему Катька Смирнова по распределению в Москве осталась, в редакции «Известий» стажером и помощником, а ее — в Колокамск, который никому вообще не известен. Останови москвича и спроси его «что вы знаете о Колокамске», так большинство удивятся что такой город существует. И это как будто делает ее жизнь не такой значимой как у Катьки Смирновой, например. Потому что все знают где Москва и что такое «Известия».