Тренировочный День 5
Шрифт:
— Просто нечего нам больше терять, все нам вспомнится на Страшном Суде, эта ночь легла как тот перевал, за которым исполнение надежд… — бьет по струнам Наташка Маркова: — просто прожитое прожито зря, не зря… но не в этом, понимаешь ли соль…
Поздно ночью в коридоре гостевого домика доски едва прогнулись под чьей-то легкой ногой. Прогнулись, но не скрипнули. Не скрипнула и дверь, которая едва-едва приоткрылась. В открывшийся проем проскользнула легкая тень и только колебание воздуха могло бы выдать присутствие незваной гостьи в номере гостевого домика. Лиля Бергштейн (а это конечно же была она) — бестелесной тенью скользила над полом к своей цели. На полпути от двери она остановилась и нахмурилась. Наклонилась. Подняла с пола что-то мягкое. Ночь стояла безлунная, света почти не было, но
Чья-то сильная рука схватила ее и прижала, да так, что едва не выдавила весь воздух из легких!
— … ой! — тихо пискнула она, чувствуя, как стальные мышцы этой руки не дают ей и шанса на освобождение. Тут же что-то большое, тяжелое и горячее — придавило ее. Нога, подумала она в панике, она закинула на меня ногу!
— … — она напрягалась, пытаясь высвободится. Тщетно. Сталь мускулов даже не дрогнула, когда она приложила все усилия. Наконец она расслабилась. Сдула упавшую на лицо прядь волос. Подумала позвать на помощь или разбудить ту, кто сжимает ее в каменных объятиях, но… тогда они соседку разбудят… она сглотнула.
— Валя? — прошептала она: — Валя? Проснись… это я! Я… ну кровать перепутала! Валя! Валя?!
— Мммгмм… — сонно пробормотала ей на ухо Валентина Федосеева и прижала ее к себе покрепче.
— А… говорила, что не спишь с плюшевым медведем… — выдавила из себя Лиля: — и что во сне не разговариваешь…
— Ммм… — нога Валентины обвилась вокруг бедер Лили и та — вздохнула, смиряясь со своей участью. Постаралась расслабиться, глядя в темноту. Подумала о том, что она сама балда, кровать перепутать… и что нужно постараться выспаться, раз уж все так вышло… а еще о том, что Валя спит совсем без ночнушки и что у нее, наверное, температура, вон какая горячая…
— Жарко. — шепчет она невидимому в темноте потолку: — и в туалет хочется…
Глава 14
Свою кличку Айгуля Салчакова не любила. Хотя бы потому, что никакая она не «Казашка», у нее мама из Узбекской ССР. Отца она толком не помнила, а вот отчим тоже из Ташкента, так что даже если пойти на поводу прозвища по национальной составляющей, то она никак не «Казашка», а скорее «Узбечка». Тем более что и Аню Чамдар тоже называли «Казашкой», хотя и она тоже узбечка. Более того, если Чамдар была «Маленькая Казашка», то Айгуля почему-то «Казашка Большая», хотя между ними не такая уж большая разница в росте. Ирония заключалась в том, что если бы Аня Чамдар была, например якутка, то на них один ярлык бы не навесили.
Так что на прозвище она не отзывалась принципиально и сердилась на тех фанатов, которые выкрикивали такое с трибун во время матчей. Вообще вся ситуация выглядела как-то странно, даже невероятно и нереально. Чтобы они играли в одной команде с Юлей Синицыной и Лилей Бергштейн, пусть даже на один матч? Да у тех, кто в спорткомплекс придет — глаза на лоб вылезут, заклятые враги вместе на одной стороне, это как увидеть, что пехоту Ланкастеров прикрывает тяжелая рыцарская кавалерия Йорков, не бывает такого! При такой мысли — дух захватывало. Когда совсем рядом стояла Черная Птица «Красных Соколов», стояла как и все — переминаясь с ноги на ногу и готовясь принять мяч — она чувствовала себя как во сне. Юлия Синицына — вот она, протяни руку и дотронешься. Ладно эта Бергштейн, чтоб ее, к ней она уже привыкла, она не такая как все, Феррум Кнопка, Шаровая Молния и Железный Кайзер, от нее можно ожидать чего угодно. Она может и восстание против правительственных войск вести в какой-нибудь африканской стране и на северный полюс в экспедицию пойти и вообще дел натворить. НО Синицына…
И в отличие от всех этих, пускающих слюни фанатов, Айгуля Салчакова совершенно точно знала на что способна Синицына, потому что она всегда стояла напротив нее, потому что это была ее работа — противостоять Черной Птице. С которой она никогда не справлялась хоть сколько-нибудь удовлетворительно. Пушечные удары,
невероятно точные и хитро закрученные подачи, управление мячом в полете, когда он несется так быстро, что как будто размывается в пространстве, невероятный прыжок вверх, когда Синицына — загораживает солнце для своих соперников, находясь в воздухе, словно большая, хищная тень — вот за что ее прозвали Черной Птицей.И Айгуля прекрасно помнит свои ощущения в те моменты, когда ей приходилось стоять на принимающем конце подачи Черной Птицы «Красных Соколов». Неуверенность в своих силах. Сомнения в том, достаточно ли она хороша. Проклятая дрожь в коленках, тот самый тремор про который Маслова говорит «снова ты Салчакова как чихуахуа трусишься…». А в тот самый момент когда Черная Птица взлетала в воздух, заслоняя солнце своей тенью — обреченность. Понимание того, что она уже ничего не сможет сделать.
Айгуля сотни раз говорила сама себе что и Синицына и Бергштейн — всего лишь люди. Такое же человеки как и все остальные, не боги горшки обжигают, у них есть все человеческие слабости, в конце концов они так же потеют, у них сбивается дыхание, они совершают ошибки, ходят в туалет, они — обычные девушки, живущие в Колокамске, просто играющие за команду соперников. Вот только убедить себя в этом было не так легко, потому что Юля Синицына, которая сидит рядом с тобой за столом или Лиля Бергштейн, которая проворачивает очередную шалость — это одно, к этому она уже начала привыкать. Но когда они выходят на площадку и начинают играть всерьез, то вместо обычно отстраненной и холодной Юли, вместо веселой и странноватой Лили на покрытие площадки ступают Черная Птица и Железный Кайзер. Когда они играют в паре — у них попросту нет слабых мест. Железным катком они вминают в пол всех, кто осмелится противостоять им, любой мяч на их стороне сразу же перехватывается, обрабатывается и выстреливает на другую сторону площадки, да не просто так. А в самое неудобное место, под самым неудобным для принятия углом, практически с любым спином и скоростью.
И за все время что Айгуля играла в команде «Колокамского Металлурга» ее антагонистом, ее архиврагом была именно Черная Птица, которая разгромила ее в первый же год, проехалась по ее самолюбию и самооценке, вдребезги растоптав имеющиеся иллюзии о том, что она играет хоть сколько-нибудь хорошо…
Айгуля прикусывает губу, вспоминая этот эпизод своей жизни, как после матча они выстроились в шеренгу и обменивались рукопожатиями и как Синицына даже не взглянула на нее, протянув свою руку. Она как сейчас помнит холод этого рукопожатия… как будто к полированному металлу прикоснулась. И после того матча она навсегда запомнила блеск металла в глазах у Черной Птицы, холодные и сильные пальцы, которые стиснули ее ладонь… она сглотнула.
Холодная ладонь опустилась на ее плечо и она — вздрогнула. Отшатнулась в сторону, резко обернулась, опрокидываясь на уже застеленную кровать.
— Что с тобой? — с легкой долей озабоченности в голосе спрашивает ее соседка по номеру: — все в порядке? Может к врачу сходим?
— Н-нет! — говорит Айгуля, мысленно ругая себя за то, что вот так отреагировала. С другой стороны — а как иначе?! Она с самого начала этого дурацкого жребия знала что рука Виктора вытянет из соломенной шляпы ее имя вместе с именем ее заклятого архиврага. Конечно же она разделила номер с Черной Птицей!
— Твое здоровье — это не только твоя ответственность. — говорит Юля Синицына, наклоняясь вперед и Айгуля — невольно отворачивается чуть в сторону.
— Здоровье каждого игрока — это дело всей команды. — продолжает Синицына, не обращая внимания на то, что Айгуля отталкивается ногами и забивается в угол кровати: — потому что если ты не можешь играть на площадке из-за состояния здоровья — ты подведешь всех. Один за всех и все за одного. Я не напрашивалась в ваш зоопарк, но коль скоро мы все тут в одной лодке, то будь добра следить за своим здоровьем. А то ты нервная какая-то…
— Я… — Айгуля сглатывает. Думает о том, что ей нужно сохранить хорошие отношения с Синицыной и что сейчас не время прошлые обиды ворошить, что сейчас они в одной команде и разборки внутри команды — это не то, что они себе позволить могут. Это вон Машка Волокитина все время всех задирает и бедную Наташку Маркову за газировкой гоняет… а она не такая.
— Извини. — говорит она наконец: — я… обязательно покажусь врачу. — не может же она сказать, что само присутствие этой Синицыной рядом ее корежит.