Тренировочный День 5

— Как тебе объяснить? — повторяет она, глядя в глаза Лили Бергштейн: — да не поймешь ты, везучая. Все-то тебе легко дается. Не у всех судьба такая, понимаешь? Это ты у нас Моцарт волейбола, а мы все — Сальери. Ну как ты нас поймешь?

— Легко. — говорит Лиля: — я умная. Иногда бываю. Так и Витька говорит, мол я альтернативно одаренная, так что ты говори, а я пойму. А если не пойму, так ты два раза объясни.

— Скажи мне, Лилька, ты в жизни когда-нибудь сомневалась? В себе например? В том, сможешь ли? В том — достойна ли всего что у тебя есть или ты просто — самозванка, а люди в тебя поверили, а ты всех их обманываешь… а? — Айгуля надевает футболку и встряхивает волосами, собирая их на затылке в «конский хвост».

— Сомневалась? Конечно! — девушка сияет искренней улыбкой, на которую больно смотреть: — конечно сомневалась! Вот например — взять крем-соду или тархун? Или там когда кофточку выбираешь, какого цвета? А если не пойдет? И…

— Вот-вот. — кивает Айгуля: — вот они, твои сомнения. В жизни ты, Бергштейн в себе не сомневалась, вот и весь ответ. Так что не поймешь ты меня. А Синицына твоя — стерва и все тут.

— Юлька хорошего хочет. Она просто тебя драконила, чтобы ты сильнее стала. Сомнения свои преодолела. Понимаешь… — Лиля морщит нос и чешет в затылке: — … Юлька сразу сказала что ты — слабое звено и…

— Чего?!

— Ты только не сердись! Она сказала, что тебе нужен враг, иначе ты не вырастешь. Что ты типа… как там — не веришь в себя и что это из тебя выбить нужно. И что ты… ой, я наверное говорить дальше не буду, и так наговорила… — Лиля прижимает ладони ко рту, испуганно глядя на Айгулю.

— Это я — слабое звено?!

— Была. Раньше. Теперь, когда в тебе бушует праведный гнев — уже больше нет. Вот видишь, она помогла тебе! Ты ее больше не боишься!

— Да я ей голову отверну! Где она?! — Айгуля вскакивает с массажного стола: — а ну говори, где эта стерва!

— Марина Михайловна сказала «никаких резких движений» и… ой! Отпусти, Ая! Отпусти, больно же! Ты… какая быстрая оказывается…

— Говори, ну! — Айгуля приблизила свое лицо к Лилькиному, нахмурившись и крепко держа девушку за плечо.

— Какая ты сильная… хм… если тебя раздраконить, то ты и быстрее и сильнее становишься, буду знать. — кивает Лиля, нимало не смущаясь тем фактом, что Айгуля трясет ее словно тряпичную куклу: — но… начинай движение в сторону большого пальца.

— Чего?!

— Вот так. — Лиля легко выворачивается из руки Айгули: — всегда можно уйти из захвата в сторону большого пальца. О! А давай ты снова меня схватишь? Вот, на… вот так рукой и…

— Ты совсем поехавшая, Бергштейн? — Айгуля вздыхает. Боевой настрой куда-то пропадает и несмотря на то, что Лиля показывает, как именно ее хватать и за что именно — желания нет совсем. Она надевает шорты, всовывает ноги в кроссовки и перекидывает полотенце через плечо, выходя из массажного кабинета. Следом за ней как привязанная — идет эта Бергштейн.

— Знаешь а меня в школе тоже все дразнили. — говорит она: — в школе вообще плохо когда ты отличаешься от других.

— Скажи мне. — хмыкает Айгуля: — у себя на родине меня звали «русской», потому что я из смешанной семьи и языка родного толком не знала. А тут меня звали «узкоглазой», потому что я не русская. В общем нигде не своя, везде чужая.

— Зато теперь у тебя есть я. — серьезно говорит Лиля: — и остальные девчонки. И Юля Синицына. Твой архивраг.

— Откручу я ей голову. — говорит Айгуля, шагая по коридору: — вот ей-богу.

— Синицына так-то сама кому хочешь открутит. — беспокоится Лиля: — ты только не дерись с ней. А то я не буду знать за кого болеть и кто бы не выиграл — расстроюсь.

— Ха. — хмыкает Айгуля, чувствуя, как ей становится легче. В самом деле, после того как Юля сказала, что она все это делала умышленно — ее отпустило. Ведь если Синицына, Черная Птица — признала ее своим врагом, если она делала это все — значит признала. Даже испугалась. А разве можно пугаться кого-то, кто тебя боится сам? Сковывающий ее липкий страх перед Синицыной — как будто куда-то улетучился. Это как будто она — признала ее. Признала ее существование, заметила и… даже испугалась. И этого уже было достаточно. Конечно, вслух она никогда такого не скажет, никогда! Вслух она скажет только одно…

— Я ей еще покажу. — говорит она, идя по коридору к столовой: — она мой враг навсегда! Я ее по тарелке размажу!

— Конечно. — кивает Лиля: — только на площадке пожалуйста. Ну или на рапирах, как и положено благородным леди, я маски достану у меня знакомые есть в секции фехтования…

— Да плевать вообще. — откликается Айгуля, чувствуя себя свободной и легкой, чувствуя как мир вокруг — становится понятным и простым. И даже в воздухе витают знакомые ароматы… как же вкусно пахнет!

— И что у нас на обед сегодня, не знаешь? — спрашивает она, идя по коридору.

— Мне сказали, чтобы я тебе не говорила. — отзывается Лиля: — я и так тебя почти четыре часа задерживала. Сперва у массажиста, а потом…

— Чего? Это что еще за заговор? — она толкает дверь и проходит в столовую. Прямо на пороге ей в голову ударяет такой знакомый аромат… сладкий и притягательный… от него во рту сама собой выделяется слюна…

— Что это? — она останавливается и видит, что остальные девчата из команды — оборачиваются к ней. Тут же стоит и Виктор, который улыбается ей, той самой теплой улыбкой от которой его так и хочется прибить… изменщик.

— Чего вы тут устроили? — спрашивает она, подходя к ним. На столах уже накрыто, но тарелки пустые. В воздухе витает запах, и она уже знает, что именно находится под серебристой крышкой в центре стола, кота в мешке не утаишь. Потому что пахнет зирой, пахнет куркумой и барбарисом, такие знакомые запахи… но это всего лишь значит, что она — не будет сегодня обедать. Потому что с тобой самого дня она не ела плов… и сегодня не будет. Из-за глупой синей тарелки? Конечно нет. Потому что помнит этот вкус разочарования во взглядах всех окружающих и…

— Мы сегодня приготовили для тебя, Айгуля. — говорит Виктор: — вот прямо всей командой готовили. И Алексей с Мариной тоже помогли.

— Спасибо. — сухо говорит она. Они же не виноваты, думает она, они не знают, они старались…

— И кстати… посуду тоже для тебя особую приготовили. — говорит Виктор, убирая серебристую крышку со стола. Он говорит что-то еще, что-то еще говорят и остальные, говорит Маша Волокитина, говорит Аленка Маслова, по плечу ее хлопает Валя Федосеева. Но она — не слышит. Она смотрит на белую-белую скатерть. На скатерти стоит синяя тарелка, разбитая и склеенная… а по стыкам нанесена золотая краска. Вот Виктор поднимает крышку над кастрюлей и накладывает первую ложку плова в синюю тарелку… которая, кажется, стала еще лучше от того, что ее сперва разбили, а потом склеили. И она — вдруг понимает что именно ей хотят сказать этим простым жестом. Что иногда нужно что-то разбить, чтобы потом склеить. Что все можно исправить. И что все они, все они — собрались сегодня и сделали все это для нее. Для того, чтобы она наконец поняла эти простые истины.