Трещина
Шрифт:
Я поднялся на холм и оглядел окрестности. Никого. Это говорило о том, что пришили этих троих их сотоварищи. Из-за чего? Морда вдруг разонравилась? Э, нет. Скорее всего, решили они открыть частную лавочку, перестать работать на боссов, а эти мертвы потому что компания делить умеет не хуже моего бывшего приятеля Пако. Как же дело-то здесь было, а? Я в последний раз окинул взглядом тела в надежде найти что-нибудь полезное, а потом зашагал прочь. Настроение у меня чуточку улучшилось. Теперь их уже восемь и вряд ли они станут выставлять в дозор ночью больше одного человека, а это существенно уменьшало вероятность того, что
Я шагал все дальше, солнце припекало, и мысли блуждали где-то далеко, постоянно возвращаясь впрочем, к истории сокращения численности мафиози. Неужели они вот так взяли и просто порешили троих? Так как же было дело? ......
– Эй, Горбатый, принеси мне воды!
– свирепо рявкнул Толстый.
– Сам принеси !
– лениво отозвался Горбатый.
– Что?!
– Толстый немедленно выхватил армейскую винтовку и расстрелял того в упор. Горбатый выронил свою сумку и с недоуменным выражением обрушился на песок. Керя ошарашенно уставился на Толстого.
– Т-т-ты чего это?
– срывающимся голосом спросил Керя. Толстый раскрыв рот, смотрел на свои руки.
– Не знаю, - потрясенно признался он и вдруг нахмурился, - а тебе какое дело?!
Прогремели новые выстрелы, и дырявый Керя упал. Толстый чувствовал, что должен пристрелить еще кого-то, но на глаза никто не попадался. Вдруг он увидел Драного Кота догонявшего его с саквояжем.
– Эй, Драный Кот, принеси мне воды !
– заорал Толстый.
– Что?
– не расслышал Драный Кот.
– Воды!
– заорал Толстый, открывая огонь, - Я сказал "воды", глухая тетеря!
Через некоторое время Толстого нагнали остальные члены партии.
– А с этими что?
– кивнул на трупы один из них.
– А, ничего, - небрежно ответил Толстый.
– Я их убил.
– А-а...
– равнодушно протянул тот, и они все пошли дальше, подхватив деньги.
......Я помотал головой. Вот чушь в голову лезет. Перегрелся я, видать, малехо под этим милым солнышком. Все ведь было, конечно же, не так.......
Нига шел и думал, сколько уже пройдено. Вот уже пару часов двигались молча, изредка перебрасываясь фразами о дальнейшем пути. Вору они выпустили кишки на рассвете, у той дурацкой пещеры и теперь держали курс на Город. Денежки, образно говоря, грели руки и заставляли думать о возможной награде. Если по правде, то грели они руки только троим - Кере, Драному Коту и Горбатому. А остальным они руки жгли. Сильно жгли. Настолько жгли, что заставляли забыть о том, что будет, если боссы узнают об их мыслях. Но пока они все еще шагали, хмуро косясь на волшебный чемоданчик и думая каждый о своем. Порой Нига ловил взгляды Толстого и остальных на саквояж. Вечно так продолжаться не могло.
Первым тишину нарушил Фляк, мерзкий, всегда грязный проныра. У него никогда не хватало терпения, и он постоянно ныл, жалуясь на все что угодно. Однако сейчас Нига был даже благодарен ему за то, что он начал говорить. Не нравилось Ниге это молчание. И собственные мысли ему тоже не нравились.
– А что, много там деньжат?
– обращаясь в пустоту, спросил Фляк.
Ему никто не ответил и вопрос Фляка повис где-то в воздухе, отражаясь от тишины, царившей последние часы, и вновь и вновь повторяясь в голове у Ниги и остальных.
–
Больше сотни кусков, говорю?– как будто это был его первый вопрос, поинтересовался Фляк. Это "сотникусков" звучало у него слитно, как какое-то иностранное существительное, которое следовало произносить с прононсом, старательно вытягивая звуки.
– Раза в два, - вроде бы безразлично ответил Толстый, и Нига тут же представил себе это "раза в два" и все, что из него следовало.
Кое-кто переглянулся. Пилот своим дребезжащим голосом спросил:
– А что, если на одиннадцать поделить, это что, больше десяти штук получается?
Не умел Пилот притворяться, не умел. Дрожал его голос и выдавал придурка с головой. Не сошло бы это ему с рук в другом месте и в другое время, но сейчас выдавать его было уже некому. Почти некому.
– Ты помолчал бы, дурак, - хмуро пробурчал Горбатый.
– Слышал бы тебя кое-кто, ты бы и часа не протянул.
Драный Кот молча передвинулся ближе к Горбатому и пошел рядом с ним. Позади кто-то хмыкнул. Нига посмотрел краешком глаза. Это был Ништяй.
– А я вот всегда мечтал о больших деньгах, - вроде бы мечтательно протянул Ништяй, но Ниге, хорошо его знавшему, резануло слух.
– Домик свой. Телки. Наркотики.
– Ребят, вы чего?
– испуганно залопотал Керя.
– Чего это вы? Доберемся до Города, там награда и телки и наркотики.
– Значит так, - сказал вдруг Толстый, - давай сюда саквояж, Хромой Кот.
Кот ничего не ответил, а только крепче сжал ручку саквояжа, все так же продолжая идти с прежней скоростью. Горбатый сказал громко:
– Не дури, Толстый. Сам подохнешь и всех за собой потянешь.
– Давай сюда саквояж, Хромой Кот - повторил Толстый, не глядя на Горбатого.
– Не дури, Толстый, - резко повысил голос Горбатый, - не дури !
– Давай саквояж, сука !
– Толстый выхватил винтовку и прицелился, Пристрелю!
Керя остолбенел. Глаза Горбатого расширились и он заорал:
– Убери ствол. Убери ствол, если жить хочешь!
Толстый перевел винтовку на него и выстрелил, попав в ногу. Горбатый повалился на песок, закатываясь воплем от боли.
– Ты покойник ! Ты уже труп! Ты кишки свои будешь мерять, понял? визжал он, катаясь по песку и зажав рану ладонями. Кровь сочилась сквозь пальцы и капала на песок, слепляя песчинки в маленькие комочки. Кот вдруг резко дернул руку, и тут все начали одновременно стрелять. Стрелял и Нига. Он так и не понял, кто первым выстрелил в Керю, но когда все кончилось, тот так же лежал, весь в крови и в ранах. У Горбатого не было головы, а Драный Кот валялся метрах в пяти от того места, где застала его первая пуля.
Потом гул выстрелов затих. Ништяй коротко хохотнул и мотнул головой.
– Хватай добычу, ребята. Теперь уходить надо. Для начала на Перевал, там посмотрим.
С этим никто не спорил и вскоре все быстро, не сговариваясь, двинули дальше, забирая чуть левее, чем раньше. Фляк ненадолго задержался, чтобы обшарить трупы.
......Следы уходили все дальше, и нигде не было видно места привала. Эти ребятки двигались по маршруту, как корабли Пустыни, таща на своем горбу целое состояние. Было часов шесть пополудни, если считать по-моему, и скоро они должны были устроить привал, так что я, мрачно вздохнув, устремился вдогонку.