Трещины

Никто не сможет упрекнуть Пита в жестокости.

Он прикрывает за собою дверь, будто выходит из спальни новобрачных.

Эта картина не будет его любимой картиной. Он даже оставляет ее намеренно незаконченной, потому что хочет навеки запечатлеть в своей памяти. Все идеальное забывается, в темноте возникают лишь шероховатости, нестыковки и детали, которые не удалось изменить.

…

Китнисс просыпается тогда, когда он стоит на пороге ее спальни. Трещин на ее лице стало еще больше, но под трещинами ему удается рассмотреть и морщины, и седые волосы. Ее сердце бьется часто-часто; она так долго ждала, так часто представляла их встречу, но не может поверить в реальность происходящего. Пит не пытается ей помочь.

И не возражает, когда она говорит:

– Попался.

…

Новая трещина, скрытая от посторонних глаз, делит ее мир на «до» и «после».

…

Он редко забирает из Дистриктов трофеи.

Дистрикт-4 – исключение.

В нагрудном кармане его лежит сложенная в четыре раза фотография с мертвой Джоанной. Лучшая из ее фотографий, следует отметить. Лучшая из его законченных картин, ни одну из которых он не может вспомнить.

В его руку вцепилась мертвой хваткой живая Китнисс Эвердин. По бледному лицу ее блуждает рассеянная улыбка, да и сама она выглядит непривычно счастливой. Пит стоически выдерживает любые ее прикосновения, даже поцелуи, позволяет ей спать с ним в одной постели и находиться рядом с ним большую часть вечности, которую они проживают вместе день за днем, преодолевая расстояние до Капитолия.

Пит рассказывает ей об обмане Альмы Койн. О заживо горящей Прим. О мертвой Джоанне, чью фотографию рассматривает перед сном. Пит пытается расспрашивать ее о том, как она убила президента Сноу, и как получила сообщение из Дистрикта-13 о том, что ему удалось выбраться. Он пытается понять, что она чувствовала и что делала в тот момент, пытается сделать на ее резко постаревшем лице новую трещину, последнюю трещину, которая разрушит ее существо.

Но у него не получается.

Китнисс Эвердин хрупкая, но последняя ее трещина таится внутри, под тонкой оболочкой.

Китнисс Эвердин все равно, что мертва, но осуждена на вечные скитания среди живых, пока тело ее не постареет и не высохнет, пока разложение не обовьет ее своим сладким ароматом, пока черви не начнут прогрызать грани между наружным слоем ее кожи и внутренним наполнением, которое так же пусто и безмолвно.

…

Пит целует ее в висок, оглаживает пальцами каждую трещинку на запястьях, прикасается к каждому тонкому шраму, надавливает на каждый свежий синяк, или резко поддевает корочку на нанесенной им же вчера или позавчера ране. Он играет с ней, терпит ее рядом, держит ее за руку на людях, как в былые времена.

Китнисс шепчет ему на ухо:

– Я люблю тебя, - и голос у нее хриплый, будто голосовые связки внутри тоже повреждены многочисленными трещинами.

Она говорит ему о любви и живет в каком-то своем собственном мире, в котором все происходит параллельно с реальностью, но под совершенно другим углом. Внутри своих иллюзий она бесконечно счастлива, хотя и недоумевает порой, откуда на ее теле берутся новые раны, свежие синяки или куда исчезают трещины с лица Пита.

На самом деле, трещины никуда не исчезают.

…

Они для всех остаются несчастными влюбленными из Дистрикта-12, ныне стертого с лица земли. Они идеально дополняют друг друга. Она прошлась по территории страны огнем, он потушил огонь кровью своих врагов. У них все еще один враг – Капитолий, который обреченно ждет их двоих. Ждет и верит в то, что они все еще остаются самими собой.

На самом деле они – всего лишь сообщающиеся сосуды. Чем хуже становится Китнисс, тем целостнее себя чувствует Пит.

Быть может, они поменялись ролями.

Быть может, это и есть проявление высшей справедливости.

…

У них трещины одни на двоих.