Треск и блеск

Затем Вадим Семенович двинулся в санитарную инспекцию, где ему сказали:

— Дорогой, мы бы охотно поставили визу. Но… кстати, без всякой связи с предыдущим…

— Вам нужна квартирка?

— Да!

— Двоюродной тете?

Главврач санитарной инспекции решительно замотал головой — квартирка понадобилась троюродному племяннику. Он оканчивал пищевой институт.

Постепенно в члены жилищного кооператива были кооптированы: от УКСа — чей-то брат жены или шуряк, от коммунхоза — чей-то кум сестры или свояк, а главный архитектор настоятельно попросил:

— Возьмите Леву!

— Он что, дрейфовал?

— Я у него бреюсь!

В тот- же день Лева явился на правление, исполненный чувства достоинства. Плечистый и красивый, как ледовый капитан, Лева сказал:

— Между прочим, моя жена работает на холодильнике, и я не делаю из этого большой тарарам. Мне не нравится первый этаж, понятно?

Вадим Семенович кивнул. Он, как и другие члены правления, был согласен и на шуряка, и на свояка, и на тетю, продающую эскимо на палочках, потому что иначе построишь, простите, пожалуйста, шиш. Но под конец «полпред» сорвался. Когда в последней инстанции, в пожарной охране, ему хотели что-то сказать без всякой связи с предыдущим, Вадим Семенович нетактично спросил:

— А может, я вам лучше дам борзыми щенками?

Правление ему этого не простило и вместе с другими людьми студеных широт, потеснившихся ради ледовых капитанов, он в одно прекрасное утро очутился за бортом.

Третий этаж, окошки на юг достались, между прочим, Леве.

СЕКЦИОННАЯ МЕБЕЛЬ

— Ты никогда ничего не можешь достать! Посмотри, какая обстановка у Заверзаевых, — сказала жена.

Мне надоели ее попреки. Я пошел в магазин «Уют».

У врат торговой точки меня встретил индивид с большой фиолетовой физиономией, в просторечии именуемой будкой. Он окинул меня тренированным взглядом и сипло сказал:

— Не ходи, друг. Там для тебя ничего не припасли.

Мы завернули за ближайший рундук, пошептались, пересчитали мои сбережения. Потом сиплый друг пошел «в середку» — добывать один-единственный комплект, оставленный для родного дяди завмага.

Индивид с несколько меньшей, но тоже довольно крупной физиономией погрузил на мою двуколку картонные ящики, поплевал на руки, и мы двинулись в путь. Я шагал сзади — каждый видел, что я тоже достал.

Когда мы выгрузились и вытерли пот, жена, естественно, поинтересовалась:

— Что там?

— А ты не знаешь, котя? Тсс-с, — сказал я и, закатав рукав, как Кио-младший, извлек из глубины картонного ящика инструкцию.

«Секционная мебель, — смакуя каждое слово, начал читать я вслух. — Секционная мебель, обладая свойством легкой сборки, имеет универсальное предназначение».

Жена, просветлев, кивала головой: язык был явно импортной окраски.

«Из прилагаемых секций, — бодро продолжал я, — монтируются нижеследующие: шифоньер, секретер, горка, книжные полки, кухонный шкаф, стол, табуре…»

— А бар-серваит?

— Бар-сервант тоже! Все что угодно, Лорочка. Еще 17 позиций!

Я закрыл дверь за мебельным рикшей, унесшим четверть моей зарплаты, и стал возле ящиков в позе лампоноса Алладина.

— Вели! — попросил я супругу, глядевшую на меня влюбленными глазами. — Что делать?

— По-моему, бар-сервант, — сказала она раздумчиво. — В первую очередь… Потом мы соберем малую хельгу. А из того, что останется, составим диван-кровать!

Это был, как я понял, план-минимум, потому что Лора пошла звонить Заверзаевым: советоваться, что делать из того, что останется после диван-кровати.

Я не стал ждать и приступил к работе. Полированная фактура, освобожденная от жатой папиросной бумаги, выглядела прекрасно — сверкала на солнце, как эстонская слюда. Но ничего не составлялось, хоть кричи «Караул!».

Заедало, косило, забивало пазы…

Сначала я слегка постучал по фактуре ладонью. Потом применил правую коленку. Потом побежал на кухню за молотком.

Когда вернулась Лора, две секции в расщепленном виде уже тайно покоились за старым шкафом.

— Ну что, получается? — спросила жена.

— Не совсем, — сказал я почти беззаботным тоном. — Они что-то напутали!

Лора пытливо посмотрела на меня и, велев подвинуться, стала составлять все сама.

Через десять минут я торжественно снес на кухню еще один полированный щит, по которому, как на арктической льдине, прошла роковая трещина.

Вскоре по нашему зову явился сосед, вечно лежащий во дворе под «Москвичом». Он захватил с собой французский гаечный ключ. Вслед за ним заглянул Перепечкин, принес из сарая ржавый топор. И, наконец, на пороге показался водопроводчик дядя Гриша, державший на плече свое безотказное орудие — лом.

Ряды секций редели с ужасающей быстротой.

Пока было не поздно, я поблагодарил добровольных помощников и вытолкал их за дверь. Они не хотели уходить.

Оставалось одно — пригласить столяра из магазина «Уют».

Он прибыл через полчаса на такси. Синий халат, седая голова, черные роговые очки — настоящий профессор.

У останков набора он водрузил свой сосновый ящик, достал фуганок, рубанок, пилку, коловорот.

— Держи покуда, — приказал профессор и сунул мне в руки пакет гвоздей 33-й номер. Не теряя минуты, он принялся пригонять части — строгать, пилить, буравить. Белые стружки летели, как снежинки в метель.

Жена стояла рядом, бледная-бледная.

Вбив последний гвоздь 33-й номер, маэстро отступил на два шага, чтобы полюбоваться произведением.

— Что это такое? — робко осведомилась Лора.

— Это? Разве ж не видно? — удивился столяр. — Это подставка для цветочного горшка.

Мы кивнули. Маэстро унес еще одну четвертую часть моей зарплаты. А Лора побежала звонить Заверзаевым.

Им такая подставка даже не снилась!

ЕЙНЫЙ МУЖ

Если я решу жениться, то выберу себе простую невесту. Иначе будешь всю жизнь мучиться. Рядом с ответственной чувствуешь себя, как зяблик, как сошка, как нуль без палочки. Каждый тычет в тебя пальцем:

— Вот идет муж такой-то!

Кому приятно? Человек без имени, муж жены.

Конечно, женщин надо уважать, но мужское самолюбие у тебя должно быть. Иначе станешь таким, как тот, который в доме № 25.

Я его раскусил, понял, чего он стоит, еще тогда, когда увидел на подоконнике пятого этажа. Он стоял, обняв фрамугу, и, радостно напевая, растирал газетой стекла с таким рвением, с каким обычно растирают утопленников.

Минут через пять он соскочил с подоконника: видимо, в кухне подгорела поджарка.