Третий берег Стикса (трилогия)

Спать больше не хотелось. Ирис приготовила себе чашечку кофе и уютно устроилась в кресле. «Значит, он считает пояс небесполезным. Кого-то боится? Джорджа? Марты? Кого-то ещё? О Майкле зачем-то спрашивал. Сашка-промокашка. Сказал: буду на крыше. Зачем ему там быть?»

Мисс Уокер встревожилась. О том, чтобы заснуть, не могло быть и речи, пока не будут найдены ответы на все вопросы. Она сунула опустевшую чашку в услужливо раскрывшийся зев судомойки и с минуту ещё стояла, слепо таращась на валявшийся в кресле «пояс Афины». Беспокоившие её вопросы перебирала, как шарики иолантов, нанизанные на нить. «Я ему нужна там, — решила она твёрдо. — Не зря он не пожелал спокойной ночи и шепнул, что будет на крыше». Спохватившись, Ирис стала лихорадочно одеваться: пояс, комбинезон… Ботинки? Девушка поморщилась при мысли, что придётся снова напялить эти бегемотообразные тяжелоступы. Туфли? Нет. Так ничего и не выбрав, она выскочила в кольцевой коридор босиком. «Дует по ногам откуда-то, но пол тёплый. Страшновато в коридоре одной. Хоть и в поясе, но всё же… Саша, небось, просил нацепить его только для моральной поддержки, ведь погиб же «Улисс». Какая мрачная лестница! И не потому вовсе, что людей нет. Вдруг там, за дверью… Боже, страшно открыть! Ну же, трусишка!.. Фу-у-у, никого. Выбитые двери так и валяются в коридоре. Ха! Как Льюис тогда перепугался!.. Мистер Десять Процентов. Нет, не сюда. Эта лестница, а не та. Интересно, в офисном зале есть свет? Помру от страха, если тем… Нет, светло. Бегом по проходу! Здорово, что босиком пошла, вот топоту было бы!.. Если в ботинках. А в туфлях вообще… От топота копыт… Откуда эта чепуха? Да ещё и по-русски… Пыль по полю летит… бред какой-то. Но забавно: от топота копыт… Дверь вся в дырках. От пуль? Ну да, это же Джордж с ней расправился, когда… Папин кабинет заперт. Они там? Не отзываются. Ну-ка, стукну громче! Тишина. Нет, не там они, папа хотел поговорить с мамой, а Саша… Наверх. Эта тоже вся в дырках и треснула. Ох! Чуть не упала. Что тут набросано? Гильзы. Так это, кажется, называется. Ступеньки, ступень… Господи, и как сердце не выскочит? От топота копыт пыль по полю… Эту дверь Саша сам сломал. Темновато здесь. О-о! Кто это?!»

Ирис замерла, сдержав рвущийся из лёгких воздух, вцепилась в косяк распахнутой настежь двери — кто-то посреди комнаты, на полу его размытая тень. Луны молодой серпик, свет скудный. Голос. Папа?

— …не хотел рассказывать тебе, боялся, что ты… как тогда.

— Расскажи, Робби, — попросила Джоан. Электронный голос шелестнул, словно она шепнула на ухо человеку, чья голова рядом, на подушке. — Я должна знать. Что случилось со мной? Мне кажется, я поняла сегодня… Робби, скажи, я сама себя…

— Да, — поспешно прервал её Роберт Уокер, силуэт в центре комнаты пошевелился, сгорбился, бледная лунная тень съёжилась у его ног. — Ты узнала о нас с Мартой. Написала в записке, что не выносишь лжи. Но было уже поздно, когда я прочёл.

— Это ужасно. Господи, какой я была дурой… Знаешь, Роберт, зря ты не рассказал мне. Если бы знала… Я же едва не сделала это снова! Эгоистичная дура… В тот раз предала Эйри, бросила её одну, а в этот раз…

— Мама! — выкрикнула Ирис. Тяжело было слушать признание матери. На секунду ей показалось, что мама там, рядом с отцом в центре полутёмной комнаты, поэтому бросилась туда, со словами: — Никто никого не бросал, правда, папа?

— Эйри? Ты всё слышала? Ведь я же просила, Роберт…

— Мама, прекрати… пожалуйста. Я тоже имею право знать! — заявила девушка, подняв голову к лунной дольке. И потом добавила, припомнив откуда-то: — Шило всё равно рано или поздно вылезет из мешка. Саша вот тоже говорил мне…

— Волков? — спросила Джоан. Казалось, она улыбается. — Смешной мальчик. Ты, что же, влюблена в него?

— Не знаю… — соврала Ирис. Её смутил прямой вопрос.

— Ты всё-таки собираешься за него замуж? — неприятным тоном спросил отец. — А как же Микл?

— Кто такой Микл? — поинтересовалась Джоан.

— Да так, один знакомый, — буркнула Ирис, напрочь позабывшая о предмете недавнего своего глубокого разочарования. Совесть — противный червячок! — шевельнулась внутри: пусть Микл бесчувственный болван с пузырём вместо головы, но он ведь погиб, наверное. «Маме об этом говорить ни к чему, — решила благоразумная дочь. — Я свинья, что так быстро о нём забыла».

— Где же Саша? — спросила она, чтобы сменить тему. И тут же вспомнила — Волков собирался изображать на крыше мартовского кота.

— Он поднялся на крышу «Грави-айленд», — дала справку Джоан. — Сказал, что будет наблюдать оттуда за кораблями. Мне самой показалось подозрительной покладистость Марты. Не понимаю только, что Волков собирается делать, если…

— Мама, опусти немедленно лестницу! — распорядилась мисс Уокер. — Мне нужно быть рядом с ним.

— Не ходи туда, Эйри! — забеспокоился Уокер. — Джоан, не опускай лестницу, слышишь?

— Девочка права, — отозвалась после недолгого раздумья Джоан. Изображение звёздного неба на потолке лопнуло, лестница не успела лечь нижней ступенькой на пол, а Ирис уже взбегала к настоящему звёздному небу. Поднимаясь, услышала слова Джоан: «…нельзя расставаться», — но разговор матери с отцом остался внизу в чёрном провале люка. Легко ступая босыми ногами по нагретым за день и не успевшим ещё остыть шершавым ступеням, принцесса Грави поднялась на крышу лежащего на коралловом берегу воздушного своего замка.

Сашу нашла не сразу — далеко был от люка, на самом краю. Сидел неприкаянно, отвернувшись. Отчуждение почудилось Ирис в его позе, и она придумывала, с чего начать разговор, тихонько ступая по смутно белевшей в призрачном лунном свете огромной круглой террасе. Подойдя ближе, поняла, почему Волков отошёл так далеко. Сначала до её слуха донеслись мерные вздохи волн, потом она заметила красные и белые огоньки над водой, повторённые отражением в дрожащей посеребрённой воде. Корабли. И только когда она приблизилась к своему капитану на расстояние пяти неполных шагов, глазам её открылось то, на что смотрел он — сонный остров в приливе льнущих к самым корням пальм ленивых волн. В самом сердце необычайно светлой южной ночи.

Слова, с таким трудом приготовленные для начала разговора, вылетели из головы Ирис разом, только лишь она услышала:

— Иришка? Хорошо, что ты пришла. Спать мне нельзя, но если ещё немного послушаю прибой — отключусь точно. Садись прямо на крышу — тёплая. Я разулся даже, погулял босиком.

— Папа там в аппаратной… — начала Ирис. Она уселась рядом, обхватив руками колени.

— Говорит с Джоан? Я знаю. Еле удалось заставить его туда подняться. Он ей очень нужен сейчас, чтобы излечить от… комплекса вины.

— Думаешь, он сможет?

— Кроме него не сможет никто, — уверенно заявил Волков, потянулся с хрустом и поменял позу: лёг, закинув руки за голову. Лицо его, белое в лунном свете, казалось, приобрело мечтательное выражение, в уголках губ дрогнули тени. Ирис услышала:

— Тоже чёрное, но не такое, как там. Мягкое и тёплое, и пахнет водорослями. «Он о небе. Там — это на Марсе», — догадалась Ирис.

— Почему тебе нельзя спать, Саша? — спросила она. Было заметно, что он измотан, держится еле-еле.

— Должен следить за кораблями. Не понравился мне разговор с Мартой, глаз да глаз за этими ребятами нужен. Плоха та священная корова, которая непреложно верит в собственную неприкосновенность. Ты ничего странного не заметила, когда говорили? Ну, в этой вашей радиорубке. Нет? Может быть, мне показалось.

— Я устала, Саша, совсем ничего уже не соображаю.

— Ложись. Нет ничего лучше, чем болтать, глядя на звёзды.

Ирис не заставила упрашивать себя — растянулась во весь рост, закинув по примеру Волкова руки за голову. Действительно здорово, кажется, будто летишь. И снизу так приятно греет.

— Чего ты вдруг стал расспрашивать Урсулу о снотворном? — борясь с подступившей дремотой, спросила она через минуту, вспомнив об одном из своих недоумений.

— Майкл меня беспокоил, вернее не сам он, а его странная сонливость, о которой якобы рассказывал Джордж, — охотно пояснил Волков. — Урсула, конечно, могла всё это придумать, чтобы бросить тень на Джорджа, но зачем ей это? Можно предположить, что сама Урсула зачем-то регулярно подмешивала снотворное Майклу, но, опять-таки, зачем ей это? Единственный человек, который мог воспользоваться сонливостью Микки так, чтобы его ни в чём не заподозрили, — Джордж. Понимаешь?