Третий глаз Шивы

Сударевский бегло пробежал глазами запись.

– Да. В момент полива на диаграмме действительно всякий раз возникало характерное ступенчатое плато.

– Подпишитесь прямо под этой строчкой, и пойдем дальше.

– Хорошо, – сказал Сударевский. – Раз у вас такой порядок.

– Вот именно, – благодарно улыбнулся Люсин, забирая протокол. – Теперь такой вопрос, Марк Модестович. – Он задумался, подыскивая точную формулировку. – Чисто условно ваши эксперименты носили название «Любовь – Ненависть», не правда ли?

– Совершенно правильно. Но это действительно не более чем условность.

– Можно ли, в таком случае, говорить, что программа «Любовь» вызывала у растений положительные эмоции, а «Ненависть» – отрицательные?

– Пожалуй, – подумав, согласился Сударевский. – По крайней мере реакции оказывались различными, сугубо специфическими.

– Программу «Ненависть» осуществляли вы?

– Да.

– «Любовь» – Аркадий Викторович?

– Совершенно верно.

– Как отражалось на ленте прижигание листа сигаретой?

– Серией зубчатых пиков ниже нулевой линии.

– А плато полива выше нулевой?

– Выше.

– Отличало ли растение Аркадия Викторовича от вас, Людмилу Викторовну – от Аркадия Викторовича?

– Несомненно… После серии прижиганий и раздражений электротоком растение однозначно реагировало на мое приближение.

– Как именно?

– Печатающее устройство регистрировало те же зубчатые пики, что возникали после ожога. Они выходили не столь четко выраженными, но тем не менее достаточно характерными.

– Значит, достаточно было вам только войти в комнату, чтобы растение испустило крик боли?

– Я бы не решился на столь эмоциональную формулировку. – Сударевский попытался скрыть улыбку. – Но, по сути, вы правы. Так оно и было.

– В протоколе эмоций не будет, – сказал Люсин, записывая. – Я попытаюсь соблюсти академическую трактовку… Какова была реакция растения на приближение Аркадия Викторовича?

– Спокойная апериодическая синусоида. – Марк Модестович изобразил пальцем пологие волны.

– Людмилы Викторовны?

– Реакция была схожей, но синусоида скорее затухала.

– Людмила Викторовна сообщила, что растения реагировали на ее физическое и душевное состояние. Это верно?

– Не думаю. Людмила Викторовна женщина сугубо эмоциональная, и ей многое кажется.

– Она говорила, что цветок отзывался на малейшие изменения ее настроения.

– Это скорее из области фантазии. Своего рода самогипноз.

– Но когда она тяжело заболела, разве Аркадий Викторович не поставил у ее изголовья цветок?

– Что-то такое припоминаю.

– И разве не совпала кривая ее температуры с колебаниями биопотенциалов листьев?

– О совпадении и речи быть не может. Это противоречило бы науке… Известные соответствия, конечно, наблюдались, но чтобы совпадение? Нет. Немыслимо.

– Значит, говорить можно лишь об отдельных соответствиях?

– И то осторожно. Слишком мало статистики.

– А какова была реакция на гибель креветок?

– Однозначная. Резкий всплеск вверх. Характерный двойной зубец.

– Всегда?

– Почти всегда.

– Чем вызваны отклонения?

– Случайностью, надо думать, статистикой. Живые объекты редко ведут себя со стопроцентной повторяемостью.

– Были случаи, когда растения не реагировали на смерть креветки?

– Я знаю пять или шесть случаев.

– Чем, по-вашему, это вызвано?

– Опять же статистикой.

– Но за статистикой кроется некое явление, процесс?

– Либо да, либо нет. Не следует забывать, что природа в самой основе своей статистична. Если мы обратимся к элементарным частицам…

– Стоит ли, Марк Модестович?

– Но в основе мироздания действительно заложены квантово-механические процессы, где статистика…

– Боюсь, что здесь я ничего не пойму. Извините… Буду очень вам благодарен, если вы объясните мне статистические отклонения без привлечения квантовой механики.

– Это уже гадание, шаманство. Почем я знаю, по какой причине растение вдруг не прореагировало? Может, оно спало. Или решало какие-то свои дела. Наконец, просто пребывало в дурном настроении. Сами видите, какая это все чушь. Лучше не заниматься гаданием.

– Аркадий Викторович убивал только креветок?

– Да. Рыб ему было жалко.

– А как бы, по вашему мнению, могло отозваться растение на гибель теплокровного организма?

– Таких опытов мы не ставили.

– И все же?

– Я, видите ли, экспериментатор и гаданиями не занимаюсь.

– Хорошо, Марк Модестович, так я и запишу… Тогда еще вопрос: если утренний полив соответствует десяти часам по московскому времени, то и каждое последующее событие, отраженное на ленте, тоже отвечает какому-то строго определенному времени суток? Верно? Я не ошибаюсь?

– Абсолютно, поскольку одно вытекает из другого. Отклонения, кстати, везде будут одинаковыми.

– Поясните, пожалуйста.

– Время первого полива точно не зафиксировано. Мы лишь приближенно приурочили его к десяти часам. Так? Столь же приближенными окажутся и остальные события. Если опыт начался не в десять часов, а, скажем, в одиннадцать, то и ошибка в определении времени гибели креветки составит ровно плюс один час. Вы согласны?

– Понял вас! Все очень логично… К сожалению, у меня кончается лист, и я вынужден попросить вас еще раз расписаться. Не затруднит?

– Нет проблемы, как говорят англичане.

– Благодарю… Когда вы в последний раз были на даче в Жаворонках? Точнее, когда вы в последний раз ставили с Аркадием Викторовичем опыт?

– За несколько дней до того, как случилось это трагическое событие, Владимир Константинович, за несколько дней. Насколько я помню, вы уже спрашивали меня об этом. Могу лишь сожалеть, если мой ответ вас не устраивает.

– Не устраивает? Но почему?

– Эх, Владимир Константинович, дорогой мой! Я же не слепой и прекрасно понимаю, куда вы гнете. Вам кажется, будто вы располагаете убийственным доказательством против меня. Сейчас вы достанете из портфеля ленту и обвините меня в том, что в день смерти Аркадия Викторовича я был в его кабинете. Разве нет? Сначала вы своими вопросами загнали меня в угол, а теперь вытащите вещественное доказательство и изобличите во лжи.