Третий всадник мрака
Шрифт:
– Нет! Я не готов! – повторил Мефодий уже громко.
Арей усмехнулся.
– Обстоятельства порой вынуждают решать быстрее. Если ты сегодня схлопочешь пулю, то сомневаюсь, что твой эйдос попадет в Эдем. Он окажется в Тартаре уже без всяких скидок и ослаблений режима. Решай!
«Дафна! – мысленно позвал Мефодий. – Дафна!»
Он знал, что, когда зовет Дафну, даже Арей не в состоянии его подзеркалить. Но Дафна не откликнулась. Она не могла пробиться сквозь окружавшую их черноту.
Мефодий посмотрел на иглу и на пергамент, покосился на выжидавшую
– Нет! – сказал он. – Не давите на меня, или я уйду и будете давить на пустоту!
Тотчас ему стало ясно, что не нужно было этого говорить, но слова уже вылетели и более того – достигли цели.
На губах у Арея выступила зеленоватая пена, и жилы, толстые как канаты, стали набухать на лбу. Но это продолжалось лишь мгновение, потом Арей обмяк и расслабился. Он умел брать себя в руки.
– Что ж, – произнес барон мрака. – Я лишь хотел как лучше. Поверь, я бы сумел сохранить твой эйдос лучше, чем Лигул. Возможно, когда-нибудь ты бы даже получил его назад… Вскоре заварится каша, и никто не знает, как и что будет. Я могу предсказать движение одного бильярдного шара, но не могу предсказать траекторию всех, особенно задетых случайно.
– Я не боюсь, – сказал Мефодий. – Но как быть с Натой, Чимодановым, Мошкиным? Их же тоже могут убить. А Даф?
Арей пожал плечами.
– Даф не грозит абсолютно ничего. Во всяком случае, лопухоидов ей бояться нечего. А вам четверым могу только посоветовать быть осторожнее. Держитесь поближе ко мне и к Улите. И не забывайте руны, которые вы зубрили весь день… – заметил он.
Когда Арей вновь уткнулся в бумаги, Мефодий вышел в приемную и выглянул за дверь, вновь ощутив неприятное отделение головы от тела. Он увидел, что к микроавтобусу присоединился темный внедорожник. К внедорожнику от перекрестка подбежал гаишник, но водитель, не выходя из машины, быстро показал ему корочку, и гаишника как ветром сдуло. Некоторое время спустя заднее стекло внедорожника опустилось, и Мефодий увидел в нем троих мужчин. На асфальт бросили окурок, и затемненное стекло вновь заскользило вверх.
Мефодий вернулся в приемную.
До половины первого ночи все было спокойно. Наконец на улице все стихло, и в тишине хорошо слышно было, как подъехал и остановился снаружи одинокий автомобиль. Из него никто не вышел и к нему никто не подошел, но дорожные рабочие, занимавшие наблюдательные посты вокруг здания, оживились.
Действовали они спокойно, без суеты. В их движениях чувствовались навык и опытная уверенность. Двое встали по углам особняка, еще четверо – среди них трое в спецовках дорожных рабочих, один в кожанке – направились к дверям. Руна пятого измерения исчезла. Улита успела уже отряхнуть руки от штукатурки. Приемная вновь приобрела облик среднестатистического офиса со скучными столами и шкафами с документацией.
– Бегите в кабинет к Арею! – велела Улита Нате, Петруччо и Мошкину. – А ты, Меф, останься со мной. Повеселимся!.. Да, кстати, светлая! Уйми своего котика, а то он испортит нам всю игру!
Ната
и Мошкин ушли сразу. Петруччо же обернулся и, как показалось Мефодию, странно и двусмысленно ухмыльнулся. «Не слишком-то он боится!» – подумал Меф.Улита щелкнула пальцами. Свет погас. Приемная погрузилась во тьму. Улита потянула Мефодия и Дафну в угол, к большому шкафу и начертила на воздухе руну скрытности.
– Стойте здесь! – приказала она.
Дверь задрожала. Ее подергали, не грубо, а словно примеряясь. В замке звякнула отмычка.
– Принесите фонари! – деловито приказал один из визитеров.
Лучи зашарили по стенам. Шаги звучали уверенно – гости уже не таились.
– Наверх послали людей? – спросил голос, тот же, что послал за фонарями.
– Да.
Мефодий разглядел четверых мужчин. Фонари в их руках шарили по столам и стеклянным шкафам, изредка цепляя самих вошедших. Кто-то выругался, ударившись голенью о стул.
– Куда они подевались? – спросил кто-то нервно.
– Должны быть здесь. Наружка доложила, что из особняка никто не выходил. Включите свет!
Один из вошедших, цепляя мебель, стал шарить по стене, но в этот миг скрипучий голос посреди комнаты произнес:
– Мокроту чую! Сейчас прольется чья-то кровь!
Шарящий по стене обернулся и два раза выстрелил на голос. Пистолет был с глушителем, и выстрелы прозвучали как негромкие хлопки. Вслед за выстрелами что-то упало на пол.
– Я в кого-то попал! Думаю, готов!
Пол осветили фонарями. Их скрещенные лучи выхватили разбитую фотографию со следами от пуль.
– Будь я проклят! Это же моя свадебная фотография! – нервно выругался стрелявший.
За его спиной кто-то удовлетворенно хихикнул. Лучи фонаря скользнули туда и остановились на большом кожаном кресле. В кресле сидел человек, одетый в полосатую пижаму, и деловито записывал что-то в тетрадку. Лицо его в лучах фонарей было белым, точно пластилиновым. И чуть примятым в центре, как если бы его чем-то припечатали по физиономии.
– Уф, первый есть! Огромное вам «мерси»! – сказал человек в пижаме, заканчивая делать пометки.
– Ни с места, гад! – крикнул один из псевдодорожников, вскидывая короткое дуло.
Тухломон укоризненно всплеснул длинными бледными руками.
– Фи! Зачем так грубо, Шмяков? А еще культурный человек!.. Дочка в музыкальную школу ходит! Кстати, сделать заявление о самопроклятии никто больше не желает? Нет? Тогда я, пожалуй, пойду.
На лице псевдодорожника мелькнула тревога. Он быстро оглянулся на старшего.
– Кончай его! – мрачнея, велел старший. Всеведение человека в пижаме ему явно не понравилось.
Пистолет, дернувшись в руках стрелявшего, выплюнул три или четыре пули, но все они вонзились в кожу опустевшего кресла.
«Ай-ай-ай! Убить, гады, хотели! Так и запишем!» – укоризненно сказали в воздухе, и послышался звук, с которым перо быстро царапает по бумаге.
«Дорожный рабочий» выстрелил еще несколько раз, целясь на голос.
– Где он? Я должен был его зацепить, – растерянно сказал он.